Леди и одинокий стрелок - Вербинина Валерия. Страница 4

– Стой, да я же видел их! – выкрикнул кто-то. – Они так мчались, что я думал, что их жалкая телега вот-вот развалится на части.

Толпа заволновалась, забрасывая счастливчика вопросами, но тот сразу же замкнулся в себе и с хитрым видом стал отнекиваться. Я сунул руки в карманы, и они сами собой сжались в кулаки.

– Теперь все! – объявил вестник. – Итак, семьсот долларов – за живую девку. На ней темный костюм для верховой езды и красная куртка. У нее белая кожа и белые волосы, так что вы быстро ее найдете. В наших краях такие не водятся. Пятьсот долларов – за одну голову! По двести за ее сообщников!

– Виват сеньору Санчесу! – прогремел какой-то пьяница.

Все разом загалдели. Картежники побросали карты, бражники – выпивку. Лица стали таинственными, речи – приглушенными. За узкими лбами роилась одна мысль: на что я употреблю эти семьсот долларов? А если повезет, то почти в два раза больше…

Кабальеро ушел. Я почувствовал настоятельную потребность, как выражаются в дешевых романах, глотнуть чего-нибудь и с помощью хозяина и серебряного доллара осуществил свое намерение. Кто-то из посетителей бара задумчиво делал на пальцах какие-то сложные расчеты, кто-то достал старую замызганную карту Техаса и стал водить по ней ногтем с траурной каймой, прикидывая, куда беглянка могла скрыться. Трое или четверо мужчин быстро расплатились и покинули зал.

От выпитого виски меня слегка мутило, и я вышел на свежий воздух. Кошка прошмыгнула мимо меня, заставив вздрогнуть. Я ощупал карман и убедился, что мой «кольт» по-прежнему при мне. Утром на окраине города нашли застреленного гринго, и я знал, что улицы Ларедо далеко не безопасны ночью.

Около церкви темнел короткий силуэт, тихо распевавший монотонную песню. Я узнал мальчика-калеку. Заметив меня, он выпрямился и насторожился, но тотчас же успокоился.

– Разве у тебя нет семьи? – спросил я. – В такой час вряд ли кто будет тебе подавать.

Он вздохнул.

– Брат должен прийти и отнести меня домой. Но, наверное, он опять нагрузился в «Муле».

Мальчик сказал это без всякой злобы, словно констатируя, что такова жизнь.

– Человек Санчеса обходит кабаки. Они что, объявили награду за голову той девчонки? – помедлив, спросил он.

Мне не хотелось лгать ему, и я ответил:

– Да.

– Много?

– Семьсот долларов.

– Никто не получит эти деньги.

– Откуда ты знаешь?

Он вздохнул и отвернулся.

– Я надеюсь, что так оно и будет.

– Ты хороший парень, амиго, – сказал я и потрепал его по голове.

– Меня зовут Диего, – отозвался мальчик.

– Спокойной ночи, Диего.

К нему подошла собака, маленькая светлая кудлатая дворняжка в кофейных пятнах. Он погладил ее, она лизнула ему руку и улеглась рядом.

Хмель окончательно выветрился из моей головы, и я направился к себе. В зале по-прежнему дым стоял коромыслом, когда я поднялся в свою комнату.

Наверное, я расслабился, а мне не стоило этого делать. В сумерках какая-то тень вдруг метнулась ко мне. Я схватился за «кольт», но тотчас в глазах все погасло, и я провалился в кромешную мглу.

3

Когда я очнулся, то обнаружил одновременно две вещи: первое – что я до сих пор нахожусь на этом свете, и второе – что у меня жутко саднит щеки. Кто-то методично хлестал меня по лицу открытой ладонью, но кто именно это был, я не видел: все плыло, как в тумане.

Я встряхнул головой и пошевелился, пытаясь схватить за горло того, кто с таким усердием расточал мне оплеухи, которые (я был совершенно в этом уверен) я ничем не заслужил. Тут я сделал третье открытие, а именно, что руки мои связаны за спиной, и догадался, что самое худшее еще впереди.

– Довольно! – приказал чей-то до боли знакомый голос. – Он пришел в себя.

Когда туман рассеялся, я обнаружил, что сижу на стуле в какой-то комнате, которая определенно не была той, где я намеревался провести эту ночь в обнимку с подушкой. В окно, как картина в раму, был вписан кусочек темного неба со звездами и неясный силуэт дерева. Но в данную минуту меня больше интересовали люди.

Их было трое: первый – кабальеро-зазывала из бара, чьего имени я не знал, второй – человек с неприятным лицом и хищной улыбкой, обнажавшей острые желтоватые зубы, и третий, с королевской осанкой, удобно развалившийся в кресле напротив меня, – Игнасио Санчес. Ну конечно же, это был он.

Я подумал: что я смогу сделать против них со связанными-то руками – и с грустью констатировал, что ничего или почти ничего. У Санчеса не было оружия, но двое остальных имели при себе револьверы и ножи внушительных размеров. Однако там, где не удается прорваться силой, зачастую помогает хитрость…

Я встряхнулся и сказал себе, что все равно обойду их, что бы ни произошло. В своей жизни я побывал во многих передрягах и всегда выбирался из них. Возможно, я еще не исчерпал кредитную карточку своей удачи. Один человек как-то заметил мне, что я принадлежу к тем людям, которые никогда не сдаются. Тот человек произнес эти слова почти с обидой, а я принял их как комплимент.

– Ну, амиго, – сказал Санчес, отечески улыбаясь, – как ты себя чувствуешь?

– Прекрасно, – сказал я. – На меня напали исподтишка, оглушили и связали. Всю свою жизнь мечтал об этом, амиго.

Мои слова ему не понравились. Он сразу же перестал улыбаться.

– Эти гринго такие неосторожные, – сказал от двери человек с неприятным лицом.

– То и дело попадают во всякие переделки, – подхватил юноша из бара.

– По-моему, ты ошибся, друг, – заметил я ему. – Готов допустить, что во тьме ты мог принять меня за белокурую девицу, чтобы отработать семьсот долларов, но сейчас стало малость посветлее, и должен тебе заметить, что твоя затея не пройдет.

Санчес звонко расхохотался и шлепнул себя руками по ляжкам.

– Ай да сеньор Стил! – проговорил он в перерывах между приступами смеха. – Ловко он тебя поддел, а, Федерико?

– Шутник, – проворчал страж от двери.

– Твое счастье, что ты связан, амиго! – сказал Федерико, стиснув зубы. Похоже, у него напрочь отсутствовало чувство юмора.

– Нет, это мое несчастье, – отозвался я, незаметно шевеля руками за спиной, чтобы ослабить веревки.

Федерико хотел еще что-то сказать, но Санчес остановил его властным жестом.

– Довольно, – сказал он. – Поговорим о деле, сеньор Стил.

– У меня нет с вами никаких дел, – отозвался я.

– Теперь есть. – Он достал из кармана тот самый кусочек хрусталя, что я показывал ему часом раньше. Спрашивать, как этот камень из моего сюртука перекочевал к нему, было явно излишне. – Где вы достали этот алмаз, сеньор Стил?

Если я и ощутил в тот момент огромное, как скала, разочарование, то, надеюсь, на моем лице оно никак не отразилось. По крайней мере, хотелось бы верить.

– А я думал, это хрусталь, – заметил я.

– Ошибаетесь, сеньор. Это алмаз.

– В самом деле? – уронил я безразлично.

– Да, и вы расскажете мне, где вы его взяли.

Я усмехнулся.

– Я уже говорил вам. Что, от старости память отшибло?

Глаза Санчеса сузились. Федерико беспокойно шевельнулся. Конечно, мне следовало бы вести себя сдержаннее, но я ничего не мог с собой поделать: это было выше меня.

– Сеньор Стил, – вежливо сказал повелитель шлюх, – я никому не позволяю говорить со мной таким тоном.

– Мы в свободной стране, – огрызнулся я. – И я буду говорить, как мне заблагорассудится.

– Вы забываете, – по-прежнему вежливо отозвался Санчес, – что свобода одного заканчивается там, где начинается свобода другого. – Он кивнул типу у дверей. – Лопес! Научи нашего друга, как надо разговаривать со старшими…

Спустя несколько мгновений (или, может быть, даже минут) я очнулся уже на полу. Во рту скопилась кровь, и я выплюнул ее.

– Усади его на стул. Я не хочу, чтобы он запачкал тут.

Федерико и Лопес подтащили меня к стулу и бросили на него, как мешок с чем-то непотребным. Мысленно я перебирал все пытки, каким бы подверг их, освободившись, но ни одна не казалась мне достаточной расплатой за то, что они со мной сделали.