Вадбольский (СИ) - Никитин Юрий Александрович. Страница 37

Теперь Трансвааль находится в России, столица по-прежнему Лиденбург, численность населения восемь миллионов человек, а в прежнем Трансваале перед войной с Англией было всего двести тысяч.

Ещё чуточку заинтересовали пара герцогств: Остзейское, где на троне герцог Альфред Саксен-Кобург-Готский, герцог Великобритании и Германии, и герцогство Откинское.

Меня подмывало задать вопрос, а не развалится ли империя из конгломерата королевств, царств, ханств и герцогств, но по коридору прошёлся служка с колокольчиком в руках, и я оставил вопрос при себе, разумно рассудив, что если в империи соблюдаются законы, то изнутри её расшатать трудно, хоть и можно.

Равенсвуд придвинулся и, избегая взгляда препода по истории, шепнул тихонько:

— Продолжим после занятий?

Я покачал головой.

— Отдохни. Почему-то меня вызвался подтянуть ещё и Горчаков. Я не просил, он сам предложил. Посмотрим, что ему нужно.

Он и Толбухин округлили глаза.

— Горчаков?.. С чего бы?.. Будь осторожен.

— А что не так?

Толбухин сказал свистящим шепотом:

— Его отец заведует Тайной Канцелярией!.. Это что-то страшное, никому не подотчётен, отчитывается только перед Государем. А яблоко от яблони… В общем, бойся. Он всегда себе на уме, и ничего зря не говорит и не делает.

Я протянул озадаченно:

— Спасибо, что предупредили.

Часть вторая

Глава 8

С Горчаковым встретился возле зала для воинских упражнений, в руке два меча в ножнах, один тут же бросил мне. Я свой поймал на лету, чем заслужил оценивающий взгляд.

Вместе зашли в зал, там совершенствуются и маги, я с пугающим интересом рассматривал оплавленный песок и вмятины в каменных стенах, на что Горчаков лишь снисходительно усмехался.

— Лицей, — произнес он наставительно — вроде бы свой мир, но в нём те же законы, как в и обществе. Как сказал давний мудрец: «Всякий, кто выше, тот низшего гнэ, сильный бессильного давит и жмэ…», так и здесь, что, наверное, хорошо, нельзя же выпускать в этот хищный мир совершенно беззубых лицеистов. А так хоть как-то выйдут подготовленными.

— К унижению?

— Кто-то к подчинению, — уточнил он бесстрастно, — кто-то обретет привычку править. То и другое нужно. Для общества.

Я покачал головой.

— Не хочу. Ни к одному, ни к другому. Я свободный художник.

— Свободный, — сказал он с иронией. — Свободных нет. Вообще! Даже Император не свободен.

— А ему что мешает?

Он посмотрел на меня с интересом.

— А ты не слышал таких слов, как долг, честь, присяга, верность, обязанности?.. Император им подчинен, и того же требует от нас. И вообще общество либо живет в этих жестких рамках, которые никому не нравятся, либо превращается в стаи зверей.

Я посмотрел на него с интересом.

— А ты, похоже, получил дома очень хорошее образование. Правильное.

Он усмехнулся.

— Все говорят, что у меня прекрасное домашнее образование. Но ты первый сказал, что правильное. Интересный ты сибиряк!.. Готов?

— Всегда готов, — ответил я и обнажил меч. — К труду и обороне.

Фехтование с мечом резко обличается от владения саблей, тем более ни одного приема нельзя взять из арсенала шпажиста. Меч предназначен для схватки с бронированным противником. В эпоху рыцарей о саблях и шпагах никто и не думал, но сейчас стальные кирасы вместо устаревших сплошных лат, хотя на головах по-прежнему шлемы, на руках наручни, а ноги прикрыты стальными пластинами, но искусные фехтовальщики могут находить уязвимые места в защите. Однако для мечей всё ещё осталась ниша, ими бесхитростно проламывают как стальные шлемы, так и кирасы.

Мне, правда, меч нужен для другой цели. Как слышал, в Щелях чаще всего встречаются звери с очень прочной кожей, типа наших броненосцев или панголинов, сабля их шкуры не берет, как и шпага, а вот меч да, вполне.

Горчаков хорош, очень хорош. Чувствуется, что влиятельная родня воспитывает своих отпрысков всесторонне, готовя к трудной службе государевой. Мало устроиться по протекции на теплое место, надо продвигаться по служебной лестнице, где необходимы упорство, знание, трудолюбие.

Я чувствовал себя полным ничтожеством, когда он, постоянно выигрывая схватку, всякий раз терпеливо объяснял мои ошибки и указывал, как исправить.

После часа занятий я взмок и едва дышал, а он оставался свежим, как английский огурчик, и я уважительно прочувствовал, как его гоняли в родовом поместье с детских лет, в то время как дети простолюдинов и купцов игрались в песочке.

— Быстро схватываешь, — сказал он одобрительно.

— До твоего уровня, — сказал я, едва переводя дух, — мне как черепахе до Олимпа!

— Вскарабкаешься, — заверил он. — Не зря же сумел добраться из глухой Сибири. Тоже, кстати, подвиг.

Я вздохнул, на душе тяжесть побольше, чем была у Сизифа на плечах.

— Всё верно, — проговорил нехотя, словно признаваясь в тяжком проступке, — Драться не умею, не хочу… и стараться не буду. Все эти attaque de battement, attaque retenue, feinte d’attaque, attaque de gauche, battement de prime phrase, d’armes action d’escrime, vitesse не для меня, не люблю, я книжник, я Овидия читаю!

Его брови взлетели выше, при всей невозмутимости я заметил в его глазах тщательно скрываемый интерес. Новые термины, которые я вообще-то почерпнул из словарей современного спортивного соревнования, говорят прямым текстом, что я знаю больше о воинских приемах, чем преподают на военной кафедре. И то, что не хочу им учиться, не говорит о том, что не знаю их хотя бы на уровне начинающего.

— Но ты выходил из драк победителем, — напомнил он.

— Только за счёт скорости и ударной мощи, — пояснил я честно и добавил про себя, спасибо аугментации, но это пока не наткнусь на действительно сильных.

Он сказал задумчиво:

— Тогда тебе нужно избегать дистанционных боев…

— Размажут с дальней, — признался я.

Он усмехнулся.

— Я заметил, всё поворачиваешь так, что противник сам навязывает тебе ближний бой. Или тебе бросают вызов, а там уже ты выбираешь оружие.

— Верно, — согласился я. — Пока везет.

Он сказал с сочувствием:

— Подумай, как устоять и на дистанции. Везти будет не всегда.

— Пока не вижу, как.

Он примирительно усмехнулся, сделав вид, что верит. Мы собрали оружие и пошли прочь из зала воинских упражнений.

Я вздыхал, учиться драться не хочется, это как вернуться в детство, где все мы были дикими, тупыми и решали детские проблемы ударами кулаков или пинками. Но я и тогда был ботаником, но, к великому счастью, наступил перелом. В обществе наконец-то сообразили, что именно ботаники становятся как самыми богатыми, что для простого народа так важно, так и самыми могущественными, а мощь стала определяться наконец-то не размером дубины.

Однако здесь мне не там, нужно продумать, как в самом деле повысить мощь, особенно на дистанции. В старину говорили: «Молодец против овец, а против молодца сам овца». Я сейчас молодец против сокурсников, но уже третий курс, боюсь, сумеет меня обломать. Не говоря уже о тех, кто на службе империи или у знатных фамилий. Там вообще звери, перед которыми я даже не овца, а ягненок.

Кликухи даются с первого знакомства, и даже самые несправедливые так прилипают, что годы и годы уходят на то, чтобы от них избавиться. Да и то получается далеко не всегда.

Наши аристократы ещё при вступлении приклеили мне прозвище «сибирская деревенщина», «безграмотный лапоть», хотя как раз в грамоте я показывал лучшие результаты, Горация и Овидия шпарил наизусть, что только вызывало неприязни ещё больше.

Но после тех стычек на курсе меня начали побаиваться задирать. Не все, конечно, но если бы не увидели мои кулаки в действии, меня бы пинал почти каждый, мир жесток.

К счастью, реальной магии почти ни в ком нет, решает пока что физическая сила, а я уже показал, что если на деревенщину сядешь, то слезешь с выбитыми зубами.