Авиатор: назад в СССР 14 (СИ) - Дорин Михаил. Страница 27

— Так, Родин! Думал улететь без прощального пенделя от своего комэска? — обнял меня Ребров, когда я подошёл к авиагруппе.

Разумеется, военные техники, инженеры и лётчики, с которыми столько всего мы прошли за это время, ценят наш труд. Объятий Борзова и Ветрова я тоже не избежал. Эти два гаврика меня чуть ли не на руках решили пронести.

— Всё-всё! Успокаиваемся. Вы себя только держите в узде. В воздухе не хулиганьте, — предупредил я парней.

— Спасибо вам, Сергей Сергеевич! Вы как ангел-хранитель нашего полка, — сказал Паша Ветров.

— Брось ты. У меня крыльев нет, — улыбнулся я.

— Есть. Они у вас вместо рук, — добавил Гера, и двое молодых ребят меня крепко обняли.

Приятно, когда тебя так оценивают. Главное — не зазнаваться.

Традиционное фото на память начали подготавливать, когда все уже обнялись. Единственной угрозой были замечания Петра и Фёдора. Но здесь сыграл свою роль авторитет ещё одного человека.

В тот момент, когда Ребров уже собирался снять ботинок и швырнуть им в одного из комитетчиков, появился вице-адмирал Седов с командиром корабля.

— Вольфрамович, надень быстро сандаль. Не позорь Советский Флот! — рыкнул на него Валентин Егорович.

— Есть! — выпрямляясь ответил Ребров и вернул ботинок на место.

Командующий эскадрой оглядел всех суровым взглядом. Седов за время похода при мне ни разу не улыбнулся. Глыба!

Пётр и Фёдор что-то начали говорить, но пронзительный взгляд Валентина Егоровича прервал их речь.

— В Москве будете решать, кому и что делать. Станция метро «Дзержинская» ваш адрес. А здесь флот! И будет по-нашему. Никто не помешает мне проводить боевых товарищей на сход.

Валентина Егоровича и командира корабля поставили в центр. Два счастливых владельца фотоаппаратов «Зенит» сделали несколько снимков и собрали с нас адреса, чтобы выслать потом по почте фото.

Вице-адмирал пожелал нам всего хорошего и убыл обратно в надстройку. Мы ещё несколько минут прощались, а потом медленно пошли к вертолётам. Нам показали на один из Ми-8, который уже начал запускаться. Не так уж и просто сажать этот вертолёт на палубу. Я всегда восхищался мастерством наших вертолётчиков.

— Счастливо, Сергей! До новых встреч, — попрощался со мной Апакидзе.

— Обязательно, — пожал я его крепкую руку. — Ну что Тимур. Корабль никого не забрал.

Апакидзе присел на колено и пару раз похлопал по поверхности палубы.

— Да. Уникальный корабль. Нам бы ещё парочку таких, — посмеялся Апакидзе и ушёл к подчинённым.

Бортовой техник вертолёта Ми-8 стоял рядом с винтокрылой машиной и показывал нам, куда присаживаться в грузовой кабине. Винты начали раскручиваться, отбрасывая потоки воздуха вниз. Около вертолёта ничего уже не услышишь.

Подойдя к стремянке, я занёс ногу, но в последний момент задумался.

— Что случилось? — спросил у меня бортовой техник.

Конечно, случилось! Я не помню, чтобы в эти годы Ми-8 выглядел именно так. Сдвижные двери на обе стороны, топливные баки расширенные, а в носовой части стоит локатор. Откуда локатор⁈

— А что за модификация вертолёта? — спросил я у бортового техника, казаха по национальности.

— МТВ-3. Мы не успеваем следить. Сейчас уже много модификаций выходит. К нам в Центр постоянно что-то новое приходит.

— Вы с Торжка? — спросил я.

— Конечно!

Не только в самолётной индустрии произошли изменения.

Я обернулся и ещё раз посмотрел на взлётную палубу. В душе воспоминания о многочисленных посадках и взлётах грели душу. На площадках, сложив консоли крыла, стояли Су-27К и МиГ-29К. Готовые к вылету по команде.

Техники из БЧ-6 рядом с самолётами, постоянно проверяют их состояние.

Взглянул на трамплин. Вижу, как он аккуратно покачивается на волнах. Корабль продолжает идти, разрезая воды Средиземного моря. И флаг Военно-морского флота Советского Союза всё так же гордо реет на гафеле.

— Колёса в воздух, — сказал я и залез в грузовую кабину, заняв место.

Бортовой техник заправил выпавший шнур от гарнитуры в карман, убрал стремянку и залез в грузовую кабину. Невысокого роста казах лихо хлопнул дверью и опустил защёлку слева.

— Всё хорошо? — крикнул бортовой техник, и я показал ему поднятый вверх большой палец.

В грузовой кабине послышался звук работы триммеров. Вертолёт медленно оторвался от палубы. Аккуратно наклонил нос вперёд и пошёл в разгон. Небольшая просадка по высоте, несущий винт слегка загудел, а потом снова начал работать с обычным свистом.

Я отклонился назад и встретился взглядом с Фёдором, который поправлял очки. Вид у него не очень довольный.

— Зачем спешка, товарищи? — спросил я, нагнувшись к представителям Коммитета.

— Указание пришло из Москвы. Только нужно было это сделать скрытно. А вы устроили цирк с прощаниями и фотографированием.

— Так это вам поручали обеспечить скрытность. Вот вы и занимайтесь этим. Или я не прав?

Пётр недовольно закатил глаза и отсел в конец кабины.

Через час мы приземлились на полосе в аэропорту Триполи. Совсем недавно мы отсюда вылетали на задание, а сейчас покидаем эти места.

Солнце здорово припекает, ветер со стороны залива несёт совсем немного прохлады. Фёдор показал нам на транспортный Ил-76 с ливийским зелёным флагом на киле.

Насколько я помню, в моём прошлом эти самолёты были уничтожены американцами во время атаки. Мы же это изменили.

У открытой входной двери я увидел того самого капитана ливийских ВВС Адена Назара. Он стоял в камуфлированной форме без знаков различия, рука перевязана и поддерживается косынкой через шею. Ходить ему тяжело. Видно, что болит спина и нога.

— Мерхаба, Аден, — поздоровался я с капитаном, когда мы всем составом подошли к нему.

— Доброго вам дня, друзья, — обрадовался он. — Я не мог не прийти.

Совсем не справились со скрытностью Пётр и Фёдор. Даже ливийцы знают, что мы улетаем.

— Вы отстояли вместе с нами Джамахирию. Мы удостоились чести назвать вас нашими братьями. Вас наградили большими орденами? — спросил капитан, намекая на вручённые нам ордена Мужества от имени Каддафи.

Но всё это секретно. Пусть таким и остаётся.

— Не понимаю, о чём ты, — улыбнулся я.

Аден всё понял и пожал каждому руку. Он пожелал нам удачи и медленно поковылял к машине, рядом с самолётом.

— Так! Ну а что у нас там в Москве ожидается? — спросил у меня Морозов, когда мы поднялись в самолёт.

— Днём плюс 5. Ночью около нуля. Давай одеваться, — ответил я, доставая куртку из сумки.

Перелёт из Ливии занял у нас сутки. Долетели только на следующий день до Циолковска.

Ил-76 заруливал на перрон, где уже собралось много людей. Вглядываясь в иллюминатор, я ищу глазами Веру. Ей должны были однозначно передать. Генерал Хреков такую бы информацию не утаил.

Только рампа открылась, как в грузовую кабину влетел прохладный воздух снаружи. Сразу ощущается, что это не Средиземное море.

Ступив на бетон родного аэродрома, я не смог сдержаться и прикоснулся к его влажной поверхности. Приятно оказаться дома.

Тут к нам начали двигаться встречающие. Кого-то уже начали зацеловывать родные и близкие. Кому-то Белкин и Самсонов пожимали руки и благодарили за работу. А я по-прежнему искал глазами жену.

И вот она, расталкивая каких-то дядей в тёмных куртках и кепках-аэродромках, семенящими шагами бежит ко мне. Пальто расстёгнуто, шапка слетела с головы, но это ей не мешает.

— Серёжка! — начала расцеловывать меня Вера, крепко прижимая к себе.

В такие моменты не нужно слов. Объятия и поцелуи говорят сами. В запаре, я даже не успел сбрить щетину. Не вспомнил я и о том, что мне не очень рекомендуется поднимать тяжёлое.

Но как я мог не покрутить жену, оторвав её от бетонки аэродрома. Встретившись в очередной раз с её огненными глазами, мы потянулись друг другу…

— Родин! Как живой! — прозвучал громкий голос за спиной.

Дядя Андрей как всегда вовремя! С ним вместе и Белла Георгиевна, которая всё так же цветёт и пахнет дорогими духами.