Дорогой Солнца. Книга третья - Котов Сергей. Страница 8
Шеф улыбнулся.
– Понимаем, – согласно кивнул Пуля. – А он вот что здесь делает?
Он указал на Рубина. Тот, в свою очередь, посмотрел на начальника отдела.
– А вот об этом мы сейчас и поговорим, – сказал тот.
Всё-таки удивительно, что в наше время такие крупные проекты удалось продвинуть, соблюдая режим, практически, полной тайны. Да кое-какие утечки были. Чаще всего организованные нашими коллегами – для дезинформации относительно хода работ.
Орбитальный истребитель был красив. Футуристические обводы корпуса, стремительный силуэт. Какие-то пилоны или оружие, выдвинутые вперёд относительно корпуса, будто клыки саблезубого тигра…
– Нравится? – спросил Рубин, нежно погладив машину по обшивке.
– Впечатляет, – ответил я.
– А точно это надёжно? Ты уже летал на нём? – осторожно осведомился Пуля.
– Три испытательных полёта, – ответил Рубин. – Все ночные. И множество симуляций.
– Это не считается, – отмахнулся Пуля.
– Я ведь не сказал, что это были за симуляции, – загадочно ответил Рубин, но в дальнейшие объяснения пускаться не стал.
– А это что за пушки у него? – Пуля указал на пилоны.
– Это не пушки, – улыбнулся Рубин. – Маневровые плазменные движки. Для торможения на орбите используются. Ну или если её надо подкорректировать.
– Так, получается, кроме бомб у него никакого оружия нет? – продолжал допытываться Пуля.
– Ну почему нет? – хмыкнул Рубин. – Ракеты воздух-воздух. Лазерная турель для защиты от ПВО.
– Ясно. Мне нравится, – улыбнулся Пуля, видимо, удовлетворённый полученными ответами.
– Стартовать, получается, прямо отсюда будем?
Я оглядел ангар, куда нас привели. Наверняка вон за той переборкой выход на какую-нибудь подземную полосу, вроде той, что есть в нашем бункере и откуда мы вылетали на Алтай.
– Из ангара что ли? – удивился Рубин.
Мы с Пулей переглянулись.
– Нет, не будем. Это место хранения и технического обслуживания. Старт будет из шахты, на носителе, – ответил лётчик.
Тут уже я растерялся. Был уверен, что суборбитальный самолёт взлетает с обычного аэродрома. По крайней мере, никаких шахт мной в Жуковском мной замечено не было, даже под землёй. Впрочем… так столько всего наворочено!
– Он как «Буран» взлетает, что ли? – удивился я.
– Ну… не совсем. Он не такой тяжёлый. Даже близко не такой тяжёлый, скажем так. Так что носитель на основе «Сармата». И это не совсем штатный старт. Просто нам ведь и обратно долететь надо будет, помните? Вот, чтобы горючего хватило – нас выведут на низкую орбиту, что называется, на халяву, – улыбнулся Рубин. – Такой вариант был предусмотрен при проектировании. Но, честно говоря, мне в голову не приходило, что он когда-то будет использован.
– То есть, опыта таких стартов у тебя нет, так? – уточнил Пуля.
– Только в симуляции, – ответил Рубин.
– Ясно… может, стоило потренироваться?
– У нас не так много «Сарматов» осталось, как ты понимаешь, – улыбнулся лётчик. – По понятным причинам…
Некоторое время молчали, разглядывая стремительную машину. Пока Рубин снова не заговорил:
– Ну чего стоим-то? Знакомиться пойдём?
Мы двинулись дальше, приближаясь к стоянке. Никого из техников видно не было – что и не удивительно, время уже за полночь.
Суборбитальный аппарат был подключен к внешним коммуникациям: под брюхом виднелись провода и шланги, состыкованные с техническим ящиком на стоянке.
При нашем приближении вдруг зажглись габаритные огни и начали подниматься фонари обеих кабин.
– Ого! Он тебя опознал? Или какой-то радиоключ? – спросил Рубин.
– У нас связь по радио. Ну и да – он может меня узнать даже при радиомолчании, изображение с внешних камер обрабатывается.
– Интересно, он изначально задумывался трёхместным? – спросил я, поднимаясь по трапу, ведущему к задней кабинке.
– Ага, – кивнул Пуля. – Это первый лётный экземпляр. Экспериментальная модель, по сути. В первой кабине лётчик с нейроинтерфейсом. Во второй – дублирующий лётчик и кибернетик, представитель разработчика. Специфика проекта.
– Если не ошибаюсь, то вроде смысл нейроинтерфейса в том, что обычные органы управления не обеспечивали достаточной скорости реакции… для чего тогда обычный лётчик-дублёр? – спросил я.
– Интеллект машины в случае нештатной ситуации обеспечивает выведение из маршевого режима, – пояснил Рубин. – А дальше решения принимает человек.
Я заглянул во вторую кабину. Два кресла-ложемента стояли очень плотно, впритирку. Хорошо хоть моим соседом будет поджарый Пуля… двоих меня сюда упаковать было бы очень сложно…
– Тесновато, – сказал Пуля. – А катапультироваться так не опасно в случае чего?
– Система катапультирования капсульная. Если что случиться – спасаться будете вдвоём, – подмигнул Рубин, после чего добавил: – Завтра на инструктаже всё расскажут.
После первого знакомства с машиной, мы пошли обратно в офицерскую общагу. Под этим громким названием понимался узкий отсек с четырьмя комнатками на две кровати и общий душ. Очень по-спартански, после роскоши, которую предоставлял наш объект. Почему-то раньше я думал, что элитных лётчиков размещают в совсем уж тепличных условиях – но всё оказалось не так просто. Безопасность и секретность были в приоритете, так что Рубину всё это время пришлось довольствоваться тем, что имелось. Жена с дочкой разместились в ближайшем посёлке, на территории части ПВО, в ста двадцати километрах от объекта. На объекте совершенно не было условий для семей, тем более с детьми.
Рубин вырывался ним не чаще, чем раз в две-три недели. Это при том, что полётов было раз-два и обчёлся: один перегоночный из Раменского, второй кругосветный, разведывательный виток для получения информации по Африке. Очень уж ценным специалистом он считался, что сильно сказывалось на свободе передвижения. Информация о полётах проходила под грифом «Особой важности», но нам всё равно выдали её на утреннем инструктаже. Вообще об информационном голоде не было и речи: нас пичкали информацией по максимуму. Правда, у этого была и обратная сторона в виде страховки от плена…
Поглядев на быт Рубина, я окончательно избавился от скрытого комплекса по отношению к нему. Того плана, что, вроде как, он более ценный и стоит выше меня в иерархии. Ну его нафиг такую ценность! Понимаю теперь, почему он с такой охотой вызвался на авантюру в Подмосковье. И хватило же силы воли на то, чтобы пройти нашу спецподготовку… нет, он молодец, конечно. Но его жизни я совершенно не завидую.
А потом я поглядел на выражение его лица, когда он смотрел на ложемент в своей кабине. Неужели это вот настолько кайфовое ощущение? То, что он испытывает, пилотируя это чудо техники? Может он здесь, на этой базе, испытает больше счастья, чем я когда-либо?
Сложно это всё.
– Слушай, а это правда так кайфово? – Пуля будто подслушал свои мысли.
Рубин серьёзно поглядел на него. После чего ответил серьёзно:
– Правда.
– А ты не боишься, что… ну, вроде как подсядешь на всё это? Адреналин и прочие гормоны – они ведь как наркотик. Я когда-то тусовался с экстремалами, по молодости – и понял, что, если не завяжу – рано или поздно словлю свою скалу. До того, как состарюсь.
– И что? – заинтересованно спросил Рубин.
– Что – что? – не понял Пуля.
– Ну, ты предпочёл состариться? А смысл?
– Ну сейчас-то вообще какой смысл нам говорить о старости? – Пуля хихикнул. – Но если серьёзно – то у меня были планы. Для каждого этапа жизни. Я хотел нагуляться – напрыгаться в молодости. Потом построить что-нибудь своё в зрелости. Может, бизнес какой, а может и карьеру. А в старости учить уму внуков, рассказывать про свои подвиги, ну и путешествовать, конечно…
Рубин задумался, нахмурив брови.
– Странно… как же тебя занесло на такую службу?
– Да по глупости… – вздохнул Пуля. – Упрямый я. Плюс житейской мудрости не хватает. Но это от бати – он киношником был…