Обрученная с мечтой - Скотт Тереза. Страница 26

Наконец волк подобрался к голенькому плачущему младенцу, лежавшему рядом с мертвой матерью. Крики ребенка эхом отдавались в лесной чаще. Волк поднял голову и снова принюхался.

– Ни за что не поверила бы, коли не видела бы собственными глазами, – пробормотала старуха-индеанка, неожиданно появившаяся из-за деревьев. Спина ее гнулась под тяжестью корзины с травами и листьями. Старуха подковыляла поближе. – Вулфи, ты когда-нибудь…

Пошатнувшись, она поспешила избавиться от ноши и, оглядывая мертвеца, недоверчиво качала головой, наблюдая, как на груди Торвальда ширится и растет темное пятно.

– Я думала, он убьет обоих, – пояснила она зверю. – Мать и дитя…

Глубоко задумавшись, она еще некоторое время не сводила глаз с тела, потом, покачав головой, вздохнула и, шаркая ногами, направилась к женщине. Нога, обутая в мокасин, осторожно коснулась трупа.

– Но она дралась, как воин, Вулфи. Почему, почему в них обоих было столько ненависти?

Старуха стояла на цыпочках, готовая в любую минуту сорваться с места, словно боялась, что мертвая женщина встанет и замахнется на нее топором.

Волк-великан ткнулся носом в младенца, чем немедленно привлек внимание индеанки.

– А-а-ах, ребеночек!

Она близоруко всмотрелась в крошечное тельце.

– Да это девочка!

Старуха снова погрузилась в размышления. Зверь, очевидно, привыкший к долгому молчанию хозяйки, терпеливо выжидал, сидя возле хнычущей малышки, время от времени с любопытством обнюхивая ее.

Наконец старуха, встав на колени перед девочкой, протянула искривленный коричневый палец. Младенец крепко ухватился за него и поднес ко рту. Женщина тихо засмеялась.

– Да она тоже настоящий воин. Сражается за жизнь. Правда, малышка? – нежно проворковала старуха. – Хм-м-м, я должна подумать. Я должна подумать о тебе, крошка.

Она так и этак разглядывала ребенка со всех сторон. Выцветшие карие глаза замечали, однако, все – крошечный лобик, негустые прядки белокурых волос, тощие ручки и ножки. Время от времени старуха что-то негромко проговаривала.

Наконец она обратилась к зверю:

– Мы возьмем ее с собой, в деревню. Вот что мы сделаем, Вулфи.

Наклонившись, она подняла девочку.

– У моей внучки родился толстенький здоровый младенец. Молока хватит на вас обоих.

Старуха завернула ребенка в накидку из оленьей кожи и, сунув руку в забытую корзинку, вынула пучок душистых трав и обложила ими девочку:

– Ну вот, – пробормотала она, – это поможет тебе продержаться.

Маленькие кулачки слабо сжимались и разжимались, ребенок вновь начал хныкать. Старуха нежно улыбнулась.

– Ах-х-х, она устала, Вулфи. Нужно спешить, если мы хотим спасти ее.

Взвалив на спину корзинку и прижав к иссохшей груди кричащего младенца, старуха заковыляла по направлению к деревне.

– Нам о многом надо рассказать нашим людям, Вулфи, – пояснила она волку. – О той ужасной битве между мужчиной и женщиной и о том, как они убили друг друга.

Голос на миг замер, словно женщина лишилась сил. Наконец она добавила:

– И нам следует поведать им о сожженных вигвамах и погибших людях, которых мы видели в деревне Пожирателей Оленей.

Старуха покачала головой, уверенно продвигаясь вперед, несмотря на преклонный возраст. Потом взгляд упал на крошечный сверток, и сморщенное лицо расплылось в беззубой улыбке.

– И мы должны показать им это бесценное дитя. Она крепче прижала малышку к себе.

– Конечно, она такая маленькая, Вулфи, – извиняющимся тоном сказала индеанка, но снова улыбнулась и сухо хмыкнула: – Зато, может, она немного облегчит наши печали, неизбежные в наши старческие годы.

Огромный зверь послушно следовал за ней.

ГЛАВА 15

По пути на берег Бренд несколько раз едва не поддался искушению сойти с извилистой тропинки и швырнуть сопротивляющуюся орущую ношу прямо в реку, но каждый раз сдерживался. От Олафа и Арни помощи тоже не было. Их постоянные шутки и смешки начали действовать Бренду на нервы сразу же после того, как все четверо оставили позади плачущих пленников и угрюмых поселенцев.

Уинсом прекратила кричать, но не перестала сопротивляться: жесткое плечо Бренда упиралось в живот, мускулистая рука самым неприличным образом сжимала ее бедра, едва ли не поглаживая ягодицы. Этот человек состоял из сплошных мышц, ни одного мягкого места, как можно надеяться сбежать от него?

Бренд, ощущая прикосновение нежного тела, смеялся про себя над беспомощными попытками девушки вырваться. Один раз он едва не потерял равновесие после очередного пинка и был вынужден прижать руку к соблазнительным округлостям. Уинсом завопила и начала еще усерднее вырываться.

Когда они, наконец, добрались до берега, Бренд, измученный, весь в поту, почти уронил Уинсом на землю. Бок сильно ныл, и он осторожно притронулся к едва затянувшейся ране, боясь, что она откроется. Но крови не было.

Уинсом почти рухнула на мелкий песок, но тут же опять вскочила на ноги.

– Ты ужасный человек! – завопил она на наречии беотаков и начала проклинать Бренда, осыпая его всеми мыслимыми и немыслимыми ругательствами и проклятиями. Наконец она, задохнувшись, замолчала, не в силах придумать, как еще сильнее оскорбить предателя.

Бренд стоял, скрестив руки на широкой груди, и широко улыбался. Видя, что его совершенно не тронул такой взрыв, Уинсом вновь набрала в грудь воздуха и, тщательно выговаривая незнакомые слова норвежского языка, объяснила Бренду, кем, по ее мнению, тот является. Она не забыла ни одного ругательства, выученного от Арни, и к тому же была вне себя от злости.

Девушка почувствовала некоторое удовлетворение, когда увидела, как челюсть Бренда отвисла. Но радость длилась недолго: Бренд, подхватив ее на руки, зашагал к воде. Она немедленно поняла его намерения и закричала. Он уронил ее.

Вопль закончился невнятным бульканьем: соленая холодная вода залила рот и нос. Потом Бренд, встав на колени, начал оттирать ее волосы, лицо, руки, каждую часть тела, до которой мог дотянуться, несмотря на то, что девушка громко визжала и отбивалась.

Уинсом, чувствуя, как вода смыкается над головой, и что сильная рука безжалостно топит ее, лихорадочно хваталась за Бренда. Наконец тот смилостивился и позволил ей глотнуть воздуха. Девушка пробормотала что-то очень похожее на ругательство, и викинг немилосердно продолжил прежнее занятие, несмотря на ее попытки освободиться. Она отбивалась. Она кусалась. Она царапалась. Наконец Бренд, охнув, выпустил ее. Уинсом всплыла на поверхность, пытаясь отдышаться. Но Бренд немедленно толкнул ее обратно. Когда он поднял ее в третий раз, Уинсом, брыкаясь, бросила ему самое грязное проклятие, которое могла вспомнить. В награду за свои труды она получила очередную порцию соленой воды.

– Капитан, что вы делаете? – в тревоге заорал Олаф.

– Смываю с нее красную грязь! – пропыхтел в ответ Бренд.

– Странный способ вы выбрали для этого, – пробурчал Олаф и, нахмурившись, уставился на мокрых, задыхающихся женщину и мужчину, барахтавшихся в мелкой воде.

– И, – отдуваясь, пояснил Бренд, – заодно даю ей уроки языка.

Голова Уинсом показалась на поверхности; Бренд позволил ей передохнуть и вновь окунул.

– Осторожнее, – умолял Арни, взволнованно бегая взад и вперед по узкой прибрежной полосе. Он выучил Уинсом ругаться лишь ради забавы и никогда не подозревал, что она может оскорбить капитана. Повезет еще, если он ее не утопит!

Причитание юноши привлекло внимание капитана. Бренд выпрямился, выпустив Уинсом, и зашагал к Арни. Не обращая внимания на кашлявшую женщину, он, прищурившись, внимательно оглядел смущенного юношу.

– Ну, – спокойно начал он, – откуда Болотная Утка узнала такие мерзкие слова?

Олаф, катавшийся от смеха по песку, явно не собирался защитить Арни.

Тот залился краской, но упорно молчал.

– Я так и думал, – кивнул Бренд, и вид у него был настолько мрачный, что парнишка не на шутку испугался. Бренд потянулся к нему, и теперь настала очередь Арни сопротивляться: