Античный Чароплет. Том 3 (СИ) - "Аллесий". Страница 75

Наутро я, прекрасно отдохнувший, выспавшийся и практически цветущий, отправился на совещание Раджи. Там были многие люди. Командиры некоторых отрядов, маги, в первую очередь — гуру, Абтармахан, Брафкасап и два брахмана, пара дворян, какой-то человек, отвечающий за снабжение… Короче, много кто был. Все отчитывались по очереди. По мере знатности и высоты положения. Это было неприятно, ведь моя очередь настала после гуру, брахманов, дворян и нескольких военачальников. Даже если их отчёт представлял из себя что-то вроде «на километр на запад (тыл), никого не нашли, вернулись». Кажется, для многих это было само собой разумеющимся, но такого отношения как сильный маг, когда меня ставят после каких-то там придворных и мелких командиров, я терпеть не особо хотел. Это практически пренебрежение. Ладно бы ещё тысячники, но два сотника, у которых в подчинении остались по десятка два человек? Но и выступать и галдеть я не стал. Зачем? Подождём ещё четырнадцать дней. Посмотрим, где будет армия, если Раджа не разберётся в приоритетах.

— Тиглат. Что с брахманами, которых ты должен был найти?

— Практически уверен, что убиты.

— Что значит «практически»? — тут же подал голос гуру.

— Это значит, что тел не осталось, — пожимаю плечами.

— Не осталось или ты просто не прилагал должного усердия в выполнении указа твоего Раджи?

— Не осталось, — спокойно отвечаю. Кажется моя слабая эмоциональность гуру раздражала.

— Почему ты так думаешь? — пришёл мне на помощь Абтармахан.

— Там были враги, с которыми они справиться не могли. Вряд ли у них были шансы выжить. Разве что случайно.

— Что за враги? — подобрался Сварнраадж.

— Тени. Около десятка гончих и трое ездовых Эмуши. На данный момент они мертвы, — говор прокатился по огромному шатру, сшитому из двух, судя по разного цвета ткани.

— Вздор! Ночь без луны ещё не скоро! — прошипел гуру.

— Им даже обычная ночь была не нужна. Достаточно было заката. И да. Ты уличаешь меня во лжи? — приподнимаю брови.

— Ездовые Эмуши — очень опасные противники, — слегка поправился гуру. — Я лишь говорю, что сомневаюсь в твоей способности с ними справиться самостоятельно. Это если забыть о том, что они, по твоим словам, появились не то что не в ночь без луны — вообще ещё при свете солнца! Откуда им взяться, если эмушиты разгромлены? Их некому призывать. И страшно подумать, какой мощи должен быть тот, кто привёл их в этот мир, если они могут ходить, не боясь ни лунного, ни даже солнечного света! Возможно, ты их с кем-то спутал?

— Я уже сражался и с гончими, и с ездовыми. Побеждал их. Я в состоянии отличить их. И в состоянии справиться с ними. Они ходят рядом с Похалаем, словно у себя дома! И причина — сам проклятый город! Близится новолуние. Полагаю, с учётом того, что я видел, нас ждёт катастрофа.

— И что ты предлагаешь?

— Может, у Храма есть запечатывающий ритуал? В Тысячу входят могучие сущности. Даже сам Шива! Неужели нет ничего…

— Ты желаешь, чтобы Сам Многоликий решал наши мелкие проблемы⁈

— А ты желаешь, чтобы они выросли в одну крупную, имя которой — освободившийся Эмуша⁈ Бог-ящер⁈ — взорвался я. Настала тишина.

— Эмуша — это сказка! А даже если и нет, то он заточён глубоко в тенях! И в Похалае НЕ он! Хватит наводить панику и выливать на нас эту ложь! — гуру аж слюной брызгал.

— Довольно, — голосе Сварнрааджа промелькнули нотки властности. — Тиглат, я тебя услышал. Ты можешь быть свободен.

— Солнцеликий, — чуть склонился Имхотеп, когда я раздражённо пошёл на выход. — Я полагаю, ни мои советы, ни мысли здесь не нужны…

— Да. Я хочу побыстрее расплатиться с долгом тебе. Ты можешь и дальше отправляться наполнять овраги мертвецами.

— Благодарю, государь, — сделав ещё один небольшой символический поклон, жрец отправился на выход. Когда мы с ним отошли метров на десять от шатра, он придержал меня за плечо. — Доволен?

— Я просто попытался, — зло сжимаю правую руку в кулак.

— Забудь. Незачем тратить силы на тех, кто сам шагает в могилу под звуки барабанов. Лучше возьми пример с меня и извлеки выгоду, пока её ещё можно извлечь.

— Конечно, — устало вздыхаю.

— Что ты устроил на собрании? — строго спросил меня Абтармахан, когда нашёл меня спустя два часа.

— Отвечал на вопросы.

— Ты успел заслужить авторитет и репутацию. Не стоит бросать это в пропасть, будь гибче, — покачал головой брахман, смотря на меня сверху вниз. Я сидел под деревом на нашем обычном месте для тренировок. Вокруг на траве имелись подпалины от наших боёв с Шак’чи. — Ладно. Ты почти готов. Осталось несколько дней. Шоковые медитации показывают себя эффективно, — я вздрогнул, тогда как Абтармахан предвкушающе оскалился. — Пусть у меня и будет ученик-идиот. Зато он будет сильным идиотом. Мою репутацию ты не подмочишь, — усмехнулся брахман.

— Мне и так неплохо…

— Тебе хорошо, да. Очень хорошо. А я сделаю ещё лучше…

— Буэээ… — я блевал, обливаясь соплями, слезами и кровью из носа, стоя на четвереньках. Сил не было. Вообще. Даже разогнуться не мог.

Прошло шесть дней, за время которых Абтармахан таки довёл меня до истощения. Это начало выражаться в потере веса и неокончательном восстановлении праны за ночь. Да, поутру не хватало всего пары-другой единиц, но это значило, что организм не только преобразует её из маны, но и теряет на восстановление процессов в теле.

Абтармахан, возможно обидевшись на меня, а возможно — просто решив увеличить нагрузки (хотя куда уж больше⁈), совместил шоковые медитации с потерями праны. Я же просто терпел, сцепив зубы и боясь помереть в ходе таких безумств.

Три глубокие медитации с замедлением тока жизненной энергии теперь были практически без перерывов. Брахман давал между ними только поесть, сходить в туалет и наложить на себя лечебные чары. Всё. Восстановление вроде бы происходило. В основном благодаря тому, что я научился поддерживать примерно тридцатипроцентное ускорение праны. Но такой жуткий стресс для организма даром не проходил. Вечером оставалось часа три до сна. И вот тут начиналось самое интересное: сражения с Шак’чи. Шоковые медитации, если после них накладывать на себя лечебные чары и поддерживать мощное ускорение праны, вроде бы не сильно сказываются на организме. Сразу.

То есть, бой я начинал относительно бодрым. Но нагрузки быстро расставляли всё по своим местам, заставляя тело идти в разнос, как только у меня сбивалась концентрация на ускорении тока праны. А хитрый и подлый обезьян её постоянно старался сбить. Я был под увеличенным ускорением и относительно бодр и крепок в начале каждого боя. Поэтому Шак’чи от меня тоже огребал. Но стоило ему хотя бы раз хорошенько мне врезать, как вроде бы здоровое тело буквально взрывалось болями, тошнотой и прочими уже знакомыми симптомами. Восстановленное ускорение тока праны помогало приглушить всё это, но дальше становилось только хуже. А обезьяну для боя нужно было давать жизненной энергии. И Абтармахан настаивал на том, чтобы я его подпитывал после каждого поединка, независимо от того, кто его выиграл. К моменту ужина и сна терялось около одной-полутора сотен единиц жизненной энергии. Поэтому даже есть на ночь я не мог. Но Абтармахан настаивал.

Собственно, я даже и не видел особо ничего, когда ложился спать: перманентная слепота, резь в глазах, слезы и гной, который из них шёл, не давали не только вечером, но и утром их разлепить, застывая на веках надёжной коркой, которую нужно было смывать создаваемой водой. К сердцу, пропускающему удары, я привык. На четвёртый день я даже упал в непродолжительный обморок. Подкоситься во время ходьбы и рухнуть? Легко. Наблевать целую лужу желчи в перемешку с кровью? Проще простого. Только вдолбленные привычки заставляли выжигать эти места огнём. Но, полагаю, несколько капель моей крови где-то всё же осталось. А уж сколько я её наглотался… На пятый день у меня не хватило сил даже прополоскать рот вечером. Не знаю, что было хуже с утра: остатки блевотины или невозможность разлепить слипшиеся губы? Впрочем, разлепить я их смог, оставив куски кожи нижней на верхней. Проснувшись на четвёртый день, я как раз и обратил внимание, что за ночь прана не восстановилась из накопленной перед сном маны. Было девятьсот восемьдесят две из девятисот восьмидесяти семи единиц. На пятый день утром я обнаружил ещё на шесть единиц меньше. А сегодня, на шестой день, было вообще девятьсот шестьдесят четыре. Но сам резерв рос. Сильно рос. И сквозь кровь, гной и слёзы я мог видеть (хотя системные сообщения и меню у меня возникали скорее в голове, просто интерпретируясь мозгом в качестве изображений через глаза) несколько невероятно важных сообщений. Если бы ещё не полумёртвое состояние, то я бы мог запрыгать от радости: