Злата. Жизнь на "Отлично!" 4 (СИ) - Александр Коробочка. Страница 17
— Жаль, что вас не было на родительском собрании в конце августа, тогда бы все стало очевидно и вопросов не возникло. Думаю, что школьному психологу или психиатру, если таковой вдруг имеется в нашей школе, стоит присутствовать лично на подобных мероприятиях…
— Петрова, не хами! — перебила меня педагог.
— … и, повторюсь, с Ирочкой я не ссорилась! На том родительском собрании имело место быть некоторое недопонимание, но я и Ира успешно его преодолели. А говорить что-либо за спиной моей школьной подруги я не стану, извините. Все прочее можете узнать у нее. И с тем, чтобы дружить, у меня никаких проблем нет. В конце концов, в нашей школе учится моя лучшая подруга. Это, наверное, вам известно. А на дружбу с кем-нибудь еще…у меня просто нет времени. Я решила полностью посвятить себя учебе. Как-то вот так.
— Петрова, не морочь нам голову! Ты совершенно потеряла всякий контакт с классом и ловко настроила против себя учителей. И все это за каких-то пару недель! Как ты планируешь дальше находиться в коллективе, м-м-м? Мне совершенно не нужно, чтобы на нервной почве ты у нас здесь самоубилась…
А вот и «ласточка» про суицид прилетела. А за подозрением в том, что подросток намерен совершить подобное деяние, может запросто последовать «дурдом». Так что, ушки, Злата, на макушки!
— … или, что хуже, довела до самоубийства кого-нибудь другого!
А вот и другая «ласточка», на тему того, что Злата, возможно, промышляет буллингом. И это уже заявка на отправку меня в центр временного содержания для несовершеннолетних. Плюс гарантированная постановка на учет, как минимум в школе.
Нужно быть крайне осторожным и, даже наступая кому-нибудь на ногу, не казаться при этом агрессором, чтобы не давать повода обвинить себя в устроительстве буллинга. Впрочем, мою «жертву», уверен, и так найдут, если очень захотят. Мало разве тех, кто меня не любит?
— Екатерине Петровне, например, ты жизнь, считай, сломала! Довольна собой, надеюсь?
Телом-то я юн, конечно, но вот духом достаточно взрослый, так что извиняй, Илона Васильевна, но все эти твои попытки «завиноватить» меня успехом не увенчаются.
— Вы закончили? — глядя мимо педагога, поинтересовался я.
Та лишь махнула рукой (явно сама себя «завела»), мол, закончила.
— Опять же, вы не присутствовали, когда вся та кутерьма случилась, но коль уж вам так интересно, то давайте сейчас же спустимся к директору и, если Юрий Николаевич сочтет нужным, он расскажет о том, что и как произошло на самом деле. И если бы, как вы сказали, я хотела сломать жизнь классной руководительнице, то мы с мамой не стали бы отзывать заявление в милицию. А так…
Я пожал плечами.
— Екатерина Петровна искренне ненавидела школу. Ей здесь совершенно не нравилось. Она сама об этом сказала, причем не единожды. Плюс к этому она поступила так, как не должен был поступать учитель. Так что, когда и если она найдет себе занятие по душе, то ей же будет лучше.
Я замолчал на несколько секунд, а затем продолжил.
— Что же до того, как я планирую находиться здесь дальше…
Я облизнул губы, а на память пришли слова старика: «…все зависит от сделанного тобой выбора!».
— Вообще-то, когда учитель физкультуры сообщила о том, что меня вызвала к себе Алефтина Викторовна, то, как разумный человек, я решила говорить ровно те слова, которые от меня желает услышать школьный психолог. Правильные слова. Потому что иное, по моему мнению, могло бы здорово усложнить мою дальнейшую жизнь. Однако сейчас я передумала.
Работники школы переглянулись вновь.
— Знаете, меня «немножечко» утомило то, как мою скромную персону по любому поводу пытаются тюкнуть в школе. Или даже без повода, как, например, сейчас. Утомило настолько, что хочется взять и плюнуть на все! А затем показать всем недоброжелателям из числа работников школы неприличный жест, забрать свои документы и перевестись в какую-нибудь другую школу, возможно, даже частную, но…
Практически уверен, что маман не будет против того, чтобы использовать папашкины деньги для оплаты частной школы для меня, если я вдруг возжелаю перевестись в такую.
— … это мне не поможет. Даже наоборот. Вряд ли какая-нибудь другая государственная школа примет меня в десятый класс, а любая частная, когда ее руководству намекнут из «соцзащиты», что это делать не желательно, так и вовсе откажет в зачислении. Им же прибыль нужна, а не проблемы с госорганами. Таким образом, все эти «прекрасные» люди не оставляют мне иного выбора, кроме как залезть на своего условного пони, опустить забрало своего игрушечного шлема, крепко сжать не менее игрушечное пластиковое копье и, как следует разогнавшись в коридорах нашей школы, помчаться во весь опор на очередную «ветряную мельницу». Вот таким вот образом я планирую находиться здесь дальше!
Закончив свой монолог, достал из рюкзака бутылку воды. Скосив взгляд на психолога, заметил на ее лице выражение полнейшей симпатии ко мне, однако очевидно и другое. Эта молодая женщина не станет говорить и слова против социального педагога, которая, похоже, нравится ей не больше, чем мне.
— Но если вы думаете, что, расстроившись из-за происходящего, я вдруг начну истерить и совершать разного рода глупости, на радость всем своим недоброжелателям… Этого не произойдет! Наоборот, я стану одной из самых примерных учениц школы, и вы еще увидите мою физиономию…
Я мотнул головой.
— … на стенде с лучшими учениками. Мне, конечно, очень бы хотелось, чтобы учителя и прочие сотрудники школы относились ко мне хорошо, всячески помогая грызть гранит науки, но, видимо, я слишком многого хочу.
— Какая же ты нахалка, Морозова! — кажется, что совершенно искренне, воскликнула педагог.
Морозова⁈ С чего это вдруг педагог назвала меня девичьей фамилией маман? Она знакома с ней или с бабулей?
— От тебя сплошные проблемы! Как и от твоей матери! Вся в нее пошла! — слово «матери» она прямо-таки выплюнула с ненавистью. — Что одна чудила в школе на всю катушку, что другая теперь чудит!
— Вы работали в той школе, где училась моя мама. — констатировал очевидное я.
— Да уж, имела сомнительное удовольствие!
Это было сказано практически на грани истерики — вон, как дернулась психолог от ее вскрика.
«Она об этом рассказала родителям, ну а то, что началось после — подобного позорища никакими словами не описать… Не хочу даже вспоминать, Злат!». — из памяти вдруг всплыли слова родительницы, сказанные ею возле магазина, в тот «прекрасный» вечер, когда «иностранный специалист» сломал участковому нос, а «мамин друг» едва-едва не пристрелил нас.
Нет-нет-нет! Бляха-муха, только не это! Ну, не может же мне так не повезти! — спина моя моментально вспотела.
— Извините, очень-очень в туалет надо! — вскочив на ноги, воскликнул я и, схватив рюкзак, а затем и телефон, быстрым шагом направился в сторону выход, однако остановился у самой двери и, обернувшись, произнес…
— Алефтина Викторовна, вы наверняка знаете, что доктор запретил мне нервничать, так что будьте добры лишний раз меня не нервировать!