Ловцы фортуны - Терри Каролин. Страница 55

Ему приятно было слышать это, и Миранда понимала его! Когда он ушел, она попыталась разобраться в их отношениях. Антон был больше, чем просто служащий, но меньше, чем член семьи; его отношение к ней и положение в обществе ставили Антона где-то посередине. Возможно, подумала Миранда, именно он мог бы стать ее другом.

Она опустила глаза на только что законченное письмо. Оно было адресовано мистеру Джону Корту в отель «Савой» и гласило: «Настоятельная необходимость побуждает меня просить Вас как можно скорее нанести мне визит. Дело касается Вашей дочери. Прошу никому, включая и ее, не говорить об этой встрече».

Как ей и было сказано, Миранда сделала пояснение, что пишет вместо отца, поскольку он поранил руку. Без этих слов, сказал Мэтью, мистер Корт может оскорбиться, увидев чужой почерк. Потом она запечатала письмо, отправила его в «Савой» и начала новое.

Первой реакцией Джона Корта на письмо было возмущение и твердое решение никуда не ходить. Он часто утверждал, что ничто не заставит его вновь заговорить с Мэтью Брайтом, ничто не может иметь для него такое важное значение. Но ведь Тиффани была важнее всего. Что же случилось, и почему она не должна знать об этой встрече? Он украдкой взглянул на нее через обеденный стол.

Казалось, у нее отличное настроение, хотя она была несколько бледна и плохо ела — вот и к завтраку она почти не притронулась. Дело, на которое ссылается Мэтью, должно быть связано с бриллиантами, решил Корт, или — словно холодная рука сжала его сердце — это связано с прошлым?

Когда Тиффани заявила, что днем хочет пройтись по магазинам, Корт проводил ее на Бонд-стрит, а затем, против собственной воли, пошел по Пиккадилли на Парк-Лейн. Перед самым домом Мэтью он было заколебался, но потом поднялся по лестнице и его спешно провели в библиотеку, где Мэтью занимал свое привычное место у камина, спиной к нему. Они молча взглянули друг на друга. Прошло уже двадцать лет, как они виделись в последний раз, а когда-то они делили радости и неудачи на алмазных полях Кимберли, жили в одном доме, вместе создавали себе свои огромные состояния. И все это было перечеркнуто и пошло прахом из-за того, что Корт однажды, всего однажды позволил себе согрешить с Энн, и чего Мэтью так и не смог простить. И теперь оба были рады, что перевязанная правая рука Мэтью избавляла их от рукопожатия.

— Я бы не просил тебя прийти, — резко начал Мэтью, — если бы дело не было очень важным. Столь важным и личным, что я не мог никому его доверить. Ни человеку, ни бумаге.

— А я бы и не пришел, если бы ты не упомянул Тиффани, — напряженно ответил Корт. Он почувствовал возбуждение Мэтью, и его тревога возросла.

— Полагаю, тебе не известно, что Тиффани и Филип весьма близки?

Корт побледнел.

— Я запретил ей и близко подходить к кому-либо из Брайтов! — воскликнул он, и ужас ситуации ледяной рукой стиснул ему сердце.

— Глупец! Все, чего ты достиг, так это подстегнул ее любопытство и, возможно, стихийный мятежный дух. Это все объясняет. Она намеренно искала Филипа.

— Уж скорее Филип бегал за ней, ведь она так красива! — в ярости ответил Корт.

— Тем более, ты мог бы приглядывать за ней, — выкрикнул Мэтью. Затем он приложил здоровую руку ко лбу.

— Бессмысленно спорить, Джон, и винить друг друга, все зашло слишком далеко. Они собираются пожениться.

Корт пошатнулся.

— Но она должна выйти замуж за Рэндольфа, — жалобно произнес он, не в силах осознать положение, — за своего кузена Рэндольфа.

— К черту Рэндольфа! Тиффани ждет ребенка от Филипа!

Смертельно побледнев, Корт зашатался и упал бы, если бы Мэтью не подхватил его здоровой рукой и не усадил в кресло.

Корт спрятал лицо в ладони и стал всхлипывать.

— Прости, — наконец произнес он.

— Не надо извиняться, — грубо ответил Мэтью. — Если уж хочешь знать, твоя реакция гораздо спокойнее моей: у меня был удар и я упал в камин. Как бы смеялась Изабелла!

— Изабелла?

Корт вспомнил, кого любил Мэтью: Изабелла, Алида, Энн… Энн!

— Это неправда! — неожиданно произнес он. — Ты говоришь все это, чтобы помучить меня. Ради своих целей ты всегда мучил людей и заставлял их страдать.

Он вглядывался в глаза Мэтью, отчаянно ища освобождения от завладевшего им кошмара, но не нашел ничего утешительного в пристальном взгляде синих глаз собеседника.

— Ты уничтожаешь всех и все, к чему только ни прикоснешься, — беспомощно произнес он.

— Не смей так говорить! Думаешь я не понимаю, что если бы я не отвернулся от малышки, этого ужаса никогда бы не было?

Но подобное признание не успокоило Корта.

— Она была нужна мне. Пока ее не было, моя жизнь была бессмысленна. Все это богатство — и не на кого тратить.

— Почему ты не женился? — Мэтью вновь подошел к камину.

— Не мог. — Корт взглянул на застывшее суровое лицо бывшего друга и отвел взгляд. — Я любил Энн, ты знаешь. Любил по-настоящему. А потом я посвятил всю свою жизнь Тиффани.

— Значит ты еще больший глупец, чем я думал! Это самая худшая ошибка, которую только может совершить отец. Отец должен любить детей, но не цепляться за них, не подавлять их, не отдавать им свою жизнь. Он должен понимать, что когда-нибудь будет вынужден отпустить дитя на свободу!

На посеревшем лице Мэтью выступили капли пота, он еще неважно себя чувствовал, и волнение делало свое дело.

— Я знаю, что ты испытываешь, потому что то же самое я чувствую, когда думаю о Миранде, — заявил он уже спокойнее. — Мне не следовало бы превращать ее в любимицу, но я сделал это. Однако когда придет время отпустить ее, молю Бога, чтобы я не забыл данного тебе совета.

Медленно, шаг за шагом, Корт начал осознавать случившееся.

— Что же делать? — беспомощно спросил он. — Мэтью, раньше ты всегда знал, что делать.

— Кому-то из них надо все открыть — но не Филипу.

— Я не могу сказать такое Тиффани! — Корт был в ужасе. — Филип мужчина. Это он должен взять на себя груз.

— Нет. — Мэтью выпрямился, расправил плечи и приготовился к борьбе. — Двадцать лет я был уверен, что Филип твой сын. Двадцать лет я обращался с ним так, словно это был твой сын. Хватит ему расплачиваться за наши грехи. Он уже достаточно страдал.

— Другие страдали не меньше.

— Другие, но не ты! Сначала я, потом Энн, потом Филип… теперь Тиффани, потому что она беременна ребенком от брата. Лишь ты не поплатился — у тебя-то все хорошо, — ты получил ребенка, о котором мечтал и который дал тебе смысл жизни. Теперь твоя очередь платить!

— Я не могу сказать ей! Я не могу нанести ей такую рану!

— Ты должен.

— Но зачем? — в отчаянии спросил Корт. — Ведь по-прежнему есть Филип… и, Боже, ребенок!

— Она скажет Филипу, что ошиблась, что она не любит его и что никакого ребенка нет. Я устрою так, чтобы он уехал из Лондона. А потом мы решим и остальные проблемы. Прежде всего, Джон, я думаю о Филипе.

— Лишь ты и я знаем правду, — воскликнул Корт. — Если мы будем молчать, они смогут пожениться, и никто ни о чем не узнает!

Во взгляде Мэтью было такое недоумение и ужас, что ответа не потребовалось.

— Ты прав, — произнес Корт, — конечно, это невозможно. Но ты не понимаешь, Мэтью… ты не знаешь, какие истории… какие прекрасные истории я рассказывал ей о матери… сам я не могу это сделать!..

— Если не скажешь ты, — пригрозил Мэтью, — расскажу я.

Джон Корт вернулся в отель. Воспользовавшись предложенной Мэтью машиной, он попал в свой номер гораздо раньше, чем вернулась из магазинов Тиффани. Из саквояжа он извлек маленький револьвер, потом торопливо прошел в ванную комнату, приставил дуло к голове и выстрелил.

Тело нашла горничная, и когда Тиффани вернулась, пол и стены ванной уже были отмыты от пятен крови и мозгов.

Почему?

Весь следующий день голова Тиффани гудела от потрясения и растерянности, но больше всего ее мучил этот вопрос. Почему?

Полиция была уверена, что это самоубийство. Не было никаких признаков борьбы, из номера ничего не исчезло; конечно, это мог быть несчастный случай, но довольно странно, если человек идет чистить свое оружие в ванну. Итак, самоубийство. Но почему? Единственной нитью было письмо Мэтью Брайта. В результате необыкновенной удачи Тиффани нашла это письмо в спальне отца до того, как полиция обыскала номер. Оцепеневшая от потрясения, но понимающая значение письма, она спрятала записку и ничего не сказала полиции. Она не может иметь отношения к случившемуся, решила Тиффани. Даже если отец Филипа раскрыл их секрет, это не могло быть причиной самоубийства, никакие семейные распри не способны привести к такому концу!