Шантаж - Лавров Александр. Страница 5
– Еще покупатели, надеюсь, были?
– В общем-то… нет.
– А в частности?
– Изредка кто-то, сейчас уже не упомню.
Врунишка. А у Пал Палыча козырей нет. Только наработанные практикой приемы допроса.
– Между нами, Миркин, – полушепотом, по секрету, – когда у обвиняемого слабая память, это производит отвратительное впечатление.
Боря улыбнулся виновато и обаятельно:
– Не хочется впутывать людей. Они свои кровные платили, а вы, чего доброго, заберете у них всякие колечки как вещест…
Знаменский не дослушал:
– С кем вы должны встретиться сегодня через тридцать пять минут?
Миркин вздрогнул, физиономия вытянулась, как в кривом зеркале. Любопытное лицо. Хозяин не справляется с его выразительностью.
– Встретиться?.. Ни с кем.
– Неправда.
Знаменский достал из ящика перекидной календарь, прихваченный на обыске.
– На вашем календаре помечено: «11 октября, пятница. Пятнадцать десять, под часами». И жирный восклицательный знак. Так с кем? Напрягите память.
– А-а… действительно. С одной особой женского пола.
– Можете ее назвать?
– Наташа.
– По фамилии.
– Понятия не имею. Познакомились в метро, назначили, а вы вот мне сорвали свидание.
– Кто-нибудь из наших товарищей может подъехать предупредить Наташу. Скажите куда.
Но Боря Миркин уже преодолел смятение.
– Хотите познакомиться с хорошенькой девушкой? Раз она мне не досталась, пусть и вам не достанется.
Теоретически допустима и девушка. Но на 99% – клиент. Естественно, Боря отпирается, лишние эпизоды отягчают вину. И отопрется. Прозвучавший переброс фразами заведомо пустой.
Однако что-то в нем Знаменскому почудилось неладное. Между прочим, глаза у Миркина отродясь были серые, а сейчас резко потемнели. С какой стати?
– Слушайте, Миркин, серьезно – с кем намечалась встреча?
Боря поусмехался тонкими губами, пригладил волосы.
– У меня, видимо, дикция плохая, никак не могу объяснить. Намечалась встреча с Наташей, красивой брюнеткой, страдающей от безденежья.
– Еще раз – посерьезней, Миркин.
– Гражданин следователь, шутка украшает жизнь. Вы не читали сборник «Музыканты шутят»? Однажды к композитору Верди…
Пал Палыч ничего не имел бы против Верди, если бы в тоне Бори не прорезалось вдруг нахальство. А нахальство на допросе требует пресечения.
– Оглянитесь, Миркин! Вы видите, где находитесь?
Тот невольно оглянулся: непрошибаемые голые стены, решетчатое окошечко под потолком.
– Думаете, вас посадили сюда, чтобы анекдоты мне рассказывать?
Миркин сник, но попытался все же удержаться в шутливых рамках:
– Я как-то читал в газетах «Положение о предварительном заключении». Насколько помню, юмор не запрещался.
«Ну-ну… А пальцы свои худые сцепил так, что костяшки побелели. Что-то ты мне не нравишься».
И Знаменский сказал с нажимом, доверясь интуиции:
– Чем пуще вы изображаете веселье, тем сильнее я подозреваю, что есть что-то, о чем вам не хочется… а то и боязно говорить.
Миркин отозвался нервной ухмылкой.
– Гражданин следователь, давайте не будем трепать друг другу нервы: всякие неопределенные угрозы и прочее… Застукали вы меня случайно – тряхнули этого дурака из «Ангары», он и накапал. А больше у вас ничего особенного нет, и за мной ничего нет, не о чем и толковать. Если желаете, пожалуйста, о погоде, о жизни, об искусстве.
– Хотите «потолковать за жизнь»? Тоже неудобная для вас тема. Три года вы торговали возле Столешникова в газетном киоске. И вдруг стали приемщиком в пункте скупки золота у населения. Как это вдруг переквалифицировались? Нетрудно было?
«И во сколько тебе обошлось это место? Чем ты за него заплатил или платишь?»
Ответ последовал с заминкой.
– Рассуждая логически – раз я здесь, стало быть, оказалось трудно. Не справился. Не оправдал доверия.
Всплеск настороженности Пал Палыч облек внешне в форму досадливо-равнодушную:
– Чьего доверия?
– Полагаю, вы знакомы с основами философии, – меланхолически протянул Миркин. – Я тоже в свое время любил брошюрки читать. Так вот ученые пишут, что любая истина относительна. Другими словами, ничего до конца узнать нельзя, всегда что-нибудь останется темным.
Знаменский положенными словами занес ответ в протокол, захлопнул папку и, обогнув стол, встал напротив Миркина. Тот тоже поднялся, но чувствовал, что разговор еще не завершен.
– Намерен дать вам совет.
– Дружеский, разумеется, – хмыкнул Миркин, снова сероглазый.
– Полезный. Когда мне намекают, что не шибко умен или кишка тонка, я, знаете, не обижаюсь. Но – беру на заметку. Намекать позволяют себе люди: а) просто глупые; б) без меры самонадеянные; в) надеющиеся на сильных покровителей. Запомнили квалификацию? И каждый из них при этом упускает из виду, что задевает в моем лице организацию, которая – если взъярится – всякую тьму высветит и всякую истину добудет, наплевав на ваши основы философии!
Тирада не содержала лукавства. Она в общем-то соответствовала действительности – при условии, если организация взъярится. Яриться же против Миркина смешно.
Пал Палыч отпустил его с миром, досадуя, скорее, на Мишу Токарева, который не вооружил следователя увесистыми фактами.
«Где же хваленая въедливость? Или я его переоценил? Или он меня – вообразив, что я на голом месте способен провести гениальный допрос».
В проходной тюрьмы Знаменский отметил время: четверть пятого. Уже пять минут ждет Миркина под часами «Наташа, страдающая от безденежья».
Мифическая Наташа была мужского пола, средних лет, среднего роста и среднего же умственного уровня. Между приятелей известная под кличкой Чистодел.
Он топтался под часами, пока не лопнуло терпенье. Борис обычно не опаздывал. Может, приболел? Чистодел двинул к телефонной будке.
– Миркина, пожалуйста. – Не расслышав ответа, повторил: – Товарища Миркина я прошу…
Он слушал, белесые бровки панически прыгали вверх-вниз.
– Как – арестовали, за что?!
Прахова рассказала. Дельно, обстоятельно. Помянула просьбу следователя позвонить и осведомилась, надо ли его ставить в известность, что Борисом интересовался… кстати, как вас по имени-отчеству?
Тут Чистодел торопливо заверил, что позвонит сам, трясущейся рукой записал продиктованный номер и, к разочарованию Праховой, повесил трубку.
А назавтра, когда над городом разливался великолепный закат, он маялся у окна в холле респектабельной гостиницы, ожидая Приезжего – так нейтрально велел себя именовать рискованный, опасный человек, периодически появлявшийся в серенькой жизни Чистодела. И короткие эти встречи нагоняли на Чистодела одновременно страх и восторг и поднимали в собственных глазах на геройскую почти высоту.
Но сегодня… Ох, как не с руки ему встречаться с Приезжим!
Однако тот уже надвигается кошачьей своей походкой, уже рядом. Чистодел поздоровался и опустился мешковатым задом на заграничный, неестественной длины диван – неровен час ноги откажут.
Приезжий сел рядом, оттенив неказистость собеседника.
– Ну?
– Лажа… – шепнул Чистодел.
– Точнее.
– В общем… не могу я товар взять.
Приезжий мимолетно улыбнулся струившейся мимо девице.
– Ты меня из Магадана вызвал шутки шутить?
– Да чтоб я сдох… Какие шутки! Человек, на которого я работал, сгорел.
– Приятно слышать. Ты тоже дымишься? – Приезжий поправил галстук, маскируя цепкий и стремительный огляд вокруг. Нет, в холле было «не мусорно».
– Я дымлюсь?! Да ни в жизнь! До меня им не добраться! – он сплюнул через левое плечо, но в тоне была убежденность.
– Тогда другого купца найди! – приказал Приезжий.
– Где его враз сыщешь… не семечки же… Недели бы хоть три…
– У меня командировка на четыре дня.
– За четыре дня – безнадега.
Чистоделу капельку полегчало. Показалось – труднейший рубеж позади. На секундочку показалось.