Без ножа и кастета - Лаврова Ольга. Страница 1

Ольга Лаврова, Александр Лавров

Без ножа и кастета

В приемной Главного управления внутренних дел города генерал-майор беседует с Охтиным. Раздается телефонный звонок, генерал снимает трубку:

— Слушаю… Да, часа через два, веду прием населения… Есть, сразу с утра зайду.

Закончив разговор, генерал оборачивается к посетителю:

— Продолжайте, товарищ Охтин.

— В общем, всякое терпение потеряли, товарищ генерал. — Охтина, видно, несколько сбил телефонный звонок, но постепенно к нему возвращается горячность. — Ведь пятый год… По стенам — честное слово! — натуральная плесень, как в подвале у плохого хозяина. Отопление что есть, что нет его! Квартиру дали, называется! Мы въезжали — себя от радости не помнили. А теперь хоть назад, честное слово! По крайней мере, в тепле жили. Идешь, знаете, домой, порог переступил — и все. Советская власть кончается, такое впечатление, честно слово!

— Невеселое впечатление, — говорит генерал.

— И вот еще пример приведу. Рядом в переулке два дома покрыли оцинкованным железом. И сразу на слом. А железо поснимали и, вижу, грузят на машины. С иногородними номерами. Явная комбинация!

— Пожалуйста, изложите письменно то, что вы рассказывали вначале. И насчет железа.

— Да у меня изложено, товарищ генерал. Куда я только не посылал эти заявления! — Охтин достает несколько печатных страниц.

Генерал берет заявление, просматривает, ставит в двух-трех местах размашистые галки.

— Экземпляр я оставлю. Но поймите меня правильно, — говорит он, не отрываясь от чтения, — мы не санэпиднадзор… не жилищное управление… Фактами, которые относятся к нашей службе, мы займемся…

— Ясно, — безнадежно вздыхает Охтин и встает.

Он возвращается домой, обходя по краю тротуара пруды из грязного месива, в которое поздней осенью и весной превращается нечищеный снег.

Чтобы миновать очередную лужу, Охтин сходит на проезжую часть, и тут его обдают жижей из-под колес элегантные «Жигули», за рулем которых — Изабелла, дочь Сони Нарзоевой. Сама Соня царственно восседает рядом.

— Куда на мостовую прешься? — кричит Изабелла, не поленившись затормозить.

Охтин, отставив ногу, с сожалением оглядывает брюки.

— Не связывайся ты с этими людьми, — брезгливо говорит Соня. — Еще камнем запустит.

— В меня?! — усмехается Изабелла и резко трогает с места.

Охтин даже не смотрит вслед.

…Войдя в квартиру, он переодевается из одного пальто в другое, старенькое. Температура в квартире такая, что без верхней одежды тут нельзя. На хозяйке, несущей из кухни сковороду, тоже фартук поверх пальто. И ребята и бабушка сидят за столом укутанные. Охтин, помыв руки, греет их над рефлектором. Их в комнате включено два.

Сердито фыркнув на призыв с телеэкрана экономить электроэнергию, хозяйка придвигает рефлектор поближе к ногам и говорит, обращаясь ко всем:

— Ешьте скорей, пока не остыло. На Петровке был? — спрашивает она у мужа.

— Был.

— Совсем ничего не обещали?

— Дохлый номер!

— Когда ж этому будет конец?! — ужасается она. — До весны я не выдержу!

— Полно, Надежда, — стыдит бабушка. — Вода идет, газ есть, электричество есть. Как же люди в эвакуации жили?

— Да ведь сейчас-то мы не в эвакуации!!

Томин стоит на площадке лестницы, посматривает вверх, посматривает вниз, посматривает на часы.

Сверху спускается Кибрит, снизу почти одновременно появляется Знаменский. Здороваются.

— Пал Палыч, не знаете, зачем нас зовут? — спрашивает Кибрит.

— Понятия не имею, Зиночка.

— Раз всех троих — что-нибудь стоящее! — уверенно говорит Томин. — Чую, братцы, преступление века!

Они направляются в глубь коридора.

…Генерал подписывает какие-то бумаги в своем служебном кабинете. Увидя наших героев, отпускает секретаршу и энергично поднимается навстречу.

— Милости прошу. Усаживайтесь. А я, с вашего разрешения, похожу… Вы от меня ждете сенсации, сознайтесь.

— Томин нацелился на преступление века, — подтверждает Пал Палыч.

— Увы, то есть, по счастью, нет… У вас, Зинаида Яновна, протекали когда-нибудь потолки? — внезапно спрашивает он.

— Не вылезаю из ремонтов.

— А у вас, Пал Палыч?

— Я на втором этаже, до нас не дотекало.

— Умеет устроиться человек, — шутит генерал. — Так вот, пригласил я вас побеседовать о жилищных условиях.

— Наших сотрудников? — не понимает Пал Палыч.

— Нет, вообще. Хочу, чтобы вы уяснили принципиальный характер задачи. Жилья строится у нас много, но как потом его содержат? Из рук вон! Домашние неурядицы отравляют быт десяткам миллионов людей! Ставлю вопрос: только бесхозяйственность или хуже?

— Не задумывался, — признается Томин. — Некогда, товарищ генерал.

Тот переводит взгляд на Знаменского.

— Где бесхозяйственность, там обычно кто-то руки греет, — говорит Пал Палыч.

— Вот именно! — подхватывает генерал. — А между тем жилищных дел мы не вели. Даже в наших архивах почти ничего нет!

— Я не слыхала, чтобы ЖЭКами вообще кто-то занимался, — замечает Кибрит.

— Кроме юмористов, — поддерживает Томин.

— А инстанции завалены жалобами. Словом, решено, что пришло время заняться! — Генерал достает папку. — Проверено поступившее к нам заявление товарища Охтина. Тут есть для нас зацепки по определенному ЖЭКу, то бишь ДЭЗу. Они теперь переименованы. ДЭЗ — дирекция эксплуатации зданий. — Генерал протягивает папку Знаменскому. — Но совет такой, Пал Палыч: не кидайтесь сразу в драку. Если в этом ЖЭКе-ДЭЗе узнают, что вы интересуетесь конкретно им, боюсь, что все бумаги сгорят, улетят и утонут. Судя по заявлению, начальник — человек решительный. Кого к вам подключить из БХСС?

— Томилина, пожалуй.

— Добро. Начинайте с местного отделения банка; идет, мол, проверка расчетных счетов всех ДЭЗов. Тогда истинный объект вашего внимания останется неизвестен. Проведите осмотр документов и определите, что изъять для будущих ревизий.

— Ясно.

— Вы, — обращается генерал к Томину, — постарайтесь пока досконально разузнать, кто есть кто из тех, с кем Знаменскому дальше работать. Прошлое, круг знакомств, образ жизни.

— Поднатужусь, товарищ генерал.

— А экспертам — широкое поле для диссертаций! Дел таких не было, экспертиз не проводили, двинетесь нехожеными тропами, Зинаида Яновна! — Он оглядывает всех троих. — Не вижу энтузиазма. Нудная работенка? Ничего увлекательного? Возможно. Но уясните себе социальный смысл задачи. Это не рядовое «хозяйственное» дело, товарищи!

Стоянка машин возле здания, где на фасаде среди нескольких вывесок есть и название конторы, в которой подвизается Изабелла, — трест «Разнореклама».

Подъезжает молодой человек на «Москвиче-люкс» — Алик. Высматривает среди тесно стоящих машин «Жигули» Изабеллы, что-то прикидывает на глазок, примеривается. Затем снова садится за руль, подает назад и точнехонько разбивает переднюю фару «Жигулей».

— Дзинь — и готово! — удовлетворенно говорит Алик. — Ювелирная работа! — Он поворачивает к себе зеркальце заднего вида, приглаживает перед ним красивый зачес. И, выйдя из машины, застывает у «места аварии» со скорбным видом. Ждет.

Беспечно пересмеиваясь с приятельницами, из здания выпархивает Изабелла. Увидала, что в ее машину врезалась чужая, срывается и бежит к Алику, пылая гневом.

— Куда вы смотрели?! Урод! Балда! Растяпа!

Сказала бы она ему и покрепче, да уж больно он мил и сам так очевидно огорчен.

— Я вас очень прошу, не расстраивайтесь! — умоляет Алик. — Только фара, больше ни царапинки! Моя вина — мой ремонт. Возмещаю любые убытки, даже моральные!

— Это каким же образом?

— M-м… Хотите на концерт Пугачевой?

— Вы способны достать билеты?

Алик роется по карманам и вынимает два билета.

— Начало через час.

Изабелла оценивающе разглядывает кандидата в знакомые.