Запах Вереска (СИ) - "Kapkan". Страница 45
- Он же бесится, – моргнув, произнес Алан и отвел взгляд, – надо остановить его.
- Ему нужно выпустить пар, – глядя на оскалившегося племянника, произнес Кайрен, – понянчишься потом.
На этом оба замолчали. Ведь одно слово – и опять вспыхнет очередная ссора, а этой ночью совершенно не хотелось этого. Алан все так же продолжал смотреть на детей ночи и еле заметно улыбаться, совершенно не замечая того, что за ним следят пара внимательных глаз. Но неожиданно блондин нахмурился и прикусил губу, словно вспомнив что-то.
- Тогда, в лесу, – неожиданно произнес он, и голос стал чуть тише, – на нас ведь напали оборотни?
- Чужаки, – уставившись на языки пламени, ответил волк, – они пришли за нашей кровью.
- В смысле – убить?
- В смысле – забрать ее, – издевательски произнес Кай.
- И они придут снова?
У Кая даже ухо дернулось от беспокойства, прозвучавшего в голосе Алана. Только внешне это никак не отразилось. Словно он интересовался только из-за любопытства, а не беспокоился.
- Я буду рядом, – тихо ответил волк.
Напряженные до этого плечи парня расслабились, и, сам не поняв как, блондин облокотился о теплый бок альфы. К удивлению последнего, это не вызвало очередного желания огрызнуться в ответ...
*
«Ненавижу!» – так трудно не кричать в голос.
Трудно день за днем держать маску и играть роль послушной игрушки. Строить из себя влюбленного идиота и получать в обмен всего лишь бесстрастный взгляд и вежливую просьбу отчаливать подальше, хоть к чертовой матери. Не ради этого он терпел рядом с собой этого отвратительного урода и не ради этого позволял ему трахать себя. У Питера были грандиозные планы, которые полетели к дьяволу!
Взбешенно пришпорив коня, темноволосый канадец направился к замку. Совершенно не обращая внимания на ветер, хлестающий лицо, он въехал в пыльный двор и, чуть не задев испуганно вскрикнувшую горничную, с шипением спрыгнул на землю. Бросив уздечку коня подошедшему конюху, он, матеря Кайрена на все лады, бросился в замок. Вбежав в холл и рявкнув на пару рабочих, чтобы те следовали за ним, он направился к лестнице. Если ему и придется покинуть это место с пустыми руками, то он не уйдет просто так. Еще никто не смел бросать его, и Кайрен еще пожалеет о своем поступке, а начнет он с самого главного виновника...
«Я буду рядом»...
Слова, то и дело, против воли всплывают в мыслях, а вместе с ними твердый голос с хрипотцой и с легким рычанием. После Охоты прошло уже несколько дней, но этот день все никак не выходил из головы. Подумать только, ему позволили быть там и собственными глазами все видеть. А еще немыслимое событие! Его не загрызли, когда он заснул, пригревшись под боком у огромного злого волка. Правда, на утро мягкая и теплая подстилка превратилась в голого (одна единственная на голое тело туника не в счет! С такими-то разрезами и вырезом на груди) мужика с весьма отвратительным характером и всемирным презрением ко всей Вселенной.
Уууууу! Алан до сих пор злился, как только вспоминал то утро. Такое теплое, можно сказать даже жаркое. В крепких объятиях, в странном уюте и... На твердой, голой груди, исчерченной шрамами и с татухой кельтских узоров чуть выше правого соска. Пока все еще затуманенный мозг искал кнопку загрузки, над головой раздалось хмыканье, и наглый, до неприличия ехидный, голос произнес:
- Хорошо спалось?
Стоило только поднять взгляд, и он встретился с издевательским блеском золотистых глаз. Сон смело ураганом Катриной, и уже через секунду Алан отскочил от Кая, как от прокаженного. Причем не рассчитав, грохнулся с того самого валуна с мягкой травой, на которой они вчера так уютно устроились. И пока красный, как вареный рак, и взъерошенный, он пытался подняться на ноги, за спиной раздавалось очередное фырканье. А этот нудист хренов даже не удосужился прикрыться хоть. Как и вчера, лежа на боку и подперев голову рукой. Прищурив глаза и нагло скалясь, совершенно не обращая внимания на застрявшие в волосах листья и тонкие веточки.
- Какого черта?! – возмущенно рыкнул хмурый дизайнер, стряхивая с себя пыль.
- Я не вызывался быть твоей подушкой, – хмыкнул темноволосый альфа и потянулся, разминая мышцы.
- Прикрылся бы хоть, – проворчал блондин, – а то сверкаешь тут чем попало, бриллиант, бля.
- Я тебя смущаю или восхищаю, а? – еще более хриплым голосом спросил мужчина.
Алану пришлось признать, что для своих энных лет, дядечка сохранился весьма хорошо. Только вот, поймав себя на том, что он вообще-то почти голого мужика разглядывает, еще больше разозлился и, поморщившись, отвернулся. Старательно игнорируя издевательский взгляд прожигающий спину...
Вот, опять двадцать пять! Злобно сопя, блондин с огромным остервенением принялся потрошить ни в чем не повинный куст цветов. С того дня эта наглая сволочь не пропускала ни дня, тонкими намеками и откровенным издевательством проходя по его бедным нервам. Как правило, нервы не выдерживали, и все это превращалось в настоящий балаган.
Однако, куст был невиновен, и потому надо было прекращать измываться над ним и пугать бедных слуг. Которые настороженно косились на него. Так что, окинув грустным взглядом садовые ножницы, он засунул их за пояс и, не спеша, отправился к замку. Как ни крути, а день сегодня был очень хороший. Эрика и Диана укатили вместе с Джулианом в очередной салон подвенечных платьев, Эдвард и Уолтер пропали вместе с Маркусом и Кайреном. Любовничек главного альфыча ускакал еще утром, и от него до сих пор не было новостей.
«А интересно, этот мажор в курсе, что мало того, что он – геронтофил*, так еще и зоофил?» – ехидно подумал Салливан и, прошмыгнув на кухню с заднего двора, медленно поплелся к старой каменной лестнице, которой когда-то пользовались слуги, чтобы пройти на этажи, не попадая на глаза своим господам. Ею и сейчас пользовались, но редко.
Вот оно: блаженство в чистом виде, именуемое горячим душем. Только вот насладиться им молодому человеку не дали. Грохот, раздавшийся внизу, и крики заставили подскочить на месте и, чуть не поскользнувшись, кинуться за одеждой. От злости начал дергаться глаз, и резко захотелось чей-то крови. Чудом не навернувшись на лестнице и в два прыжка преодолев последние ступени, он оказался прямо перед источником криков. От увиденного внутри поднялось настоящее бешенство.
Портрет белокурого воина, висящий над лестницей, сейчас лежал на полу с посыпавшейся штукатуркой. Нижний край холста был грубо порван, а старинная рама, не выдержав, треснула. Рядом стояли двое испуганных и бледных слуг, а над картиной стоял красный и орущий на Джереми Питер. Пожилой слуга гневно возражал и, крикнув, что хозяин этого не простит, попытался оттащить канадца. И, когда тот, грубо толкнув управляющего, замахнулся кнутом, тонкая нить терпения Алана со звоном лопнула.
Питер не успел толком понять, что произошло, как его резко дернули за руку. В следующую минуту он уже смотрел в почти голубые от бешенства глаза дизайнера. Тот просто выдернул из его рук кнут и с ним же в руках залепил звонкую пощечину. Да такую сильную, что щека моментально вспыхнула болью, а из разбитой губы потекла кровь. Канадец пошатнулся и, если бы не вторая рука, которая крепко держала его за горло, он бы упал.
- Я с тебя шкуру спущу, сука! – взревел взбешенный до предела блондин.
Он замахнулся уже для очередного удара, когда в зале раздался гневный рык Кайрена:
- Что здесь происходит?!
- Он ударил меня! – аки невинность завыл Питер, – Ри-Ри, это животное посмело поднять на меня руку! Я тебя засужу!
В своих воплях он совершенно упустил тот момент, когда глаза альфы начали темнеть. Он неотрывно смотрел на испорченный портрет, и черты его лица на глазах принялись меняться. Маркус с ужасом смотрел на брата и понимал, что сейчас тот просто устроит тут кровавое побоище. Положение, как ни странно, спас еще более злой Алан. И явно только что из душа. Босиком, в одних только наспех застегнутых джинсах, с потемневшими от воды волосами и влажными каплями на мускулистом торсе.