Спасение для лжепринцессы (СИ) - Муратова Ульяна. Страница 22
Признаться честно, я удивилась и оттого струсила. Вилерианцы, которых я видела раньше, так себя не вели. Мы так и замерли друг напротив друга, он — предвкушая игру в кошки-мышки, я — заранее подсчитывая потери, с которыми придётся выходить из этой ситуации. Пристальный взгляд заключил меня в невидимую клетку навязчивого внимания. И, как назло, вокруг ни души.
— Полин? — жалобно позвала я, не особо рассчитывая на успех, и добавила уже чуть громче: — Я ищу Полин, вы её случайно не видели?
Гнилостная улыбочка стала ещё шире, а я поняла, что сглупила: заговорила с ним первая, сама. Не удивлюсь, если тут это приравнивается к бесстыжему флирту или приглашению в постель.
— Полин? — хрипло поинтересовался незнакомец. — Так вас тут что, аж две такие крошки?
— Хаврошки, — ответила я, внезапно разозлившись.
Вот чего я испугалась? Что он мне сделает? Да ничего! Изнасиловать он меня не сможет, если ему жизнь дорога, так чего я, собственно, разбоялась тут?
Я вздёрнула подбородок и принялась стучаться во все двери без разбора, периодически зовя дарованную внезапным случаем подругу. Зелёный наблюдал за каждым моим шагом, но ни приблизиться, ни дотронуться не решался, и это придало уверенности. В самом деле, что это я?
Полин нашлась в одной из самых дальних от общего салона кают.
— Лиза! — кинулась мне на шею вилерианка. — Как же я рада, что с тобой всё хорошо!
Глаза её были припухшими от слёз, а лицо выглядело куда более напряжённым, чем обычно.
— Полин, как ты сама? Ты плакала?
— Это ерунда, — отмахнулась она. — Просто расстроилась, что всё так сложилось, да и путешествие придётся прервать и вернуться домой. Проходи!
Она втянула меня в каюту, подальше от сального взгляда зелёноголового.
— Почему придётся прервать? Вы передумали лететь в Файмарг? — грустно спросила я.
— Нет. Но теперь это слишком рискованное мероприятие. Тут такой скандал! Ты себе просто не представляешь. «Воздушному пути» предъявили обвинения в халатности и некомпетентности, воздушники всё валят на человеческий фактор и личную ошибку капитана, но новость уже разлетелась по всем кланам, — эмоционально всплеснула руками Полин. — Все теперь следят за процессом расследования!
— Ты о расследовании причин аварии?
— Да! На заседание комиссии с утра было не пробраться, уже на подходе началась настоящая давка. Клару удалось пройти только потому, что он — непосредственный участник событий, но меня на допрос не пустили, сказали, что там слишком эмоционально тягостная обстановка для женщины, — раздосадованно проговорила она и даже ногой притопнула от возмущения. — А сидеть одной в каюте — не эмоционально тягостная обстановка, на их взгляд? Ух, гады! Эти хитрецы из «Воздушного пути» уже встали в позу, выпустили официальное заявление, что их дирижабли заканчивают все текущие маршруты, а потом приостанавливают аэросообщение на неопределённый срок, якобы для переобучения всех капитанов и служащих. Но мы-то все прекрасно понимаем, что они просто хотят создать такую обстановку, когда люди потребуют заново открыть аэросообщение, предпочитая про катастрофу просто забыть! — возмущалась вилерианка, расхаживая возле стола. — Клар сказал, что выбора нет — придётся возвращаться домой, потому что обратный дирижабль из Файмарга будет неизвестно когда. Может, через месяц, а может, через год! Да и мама волнуется, а это в её положении вредно. В общем, мы вынуждены вернуться домой… И ты знаешь, брата это нисколечко не расстраивает!
Подведя итог, Полин уставилась на меня, всем своим видом спрашивая, поеду ли я в Листаматур.
— Жаль. А я всё же решила отправиться в Файмарг, — без особой уверенности сказала я, оседая на стул.
А куда мне деваться? Идти проситься на постой к семье Полин? Так там скоро родится ребёнок, им не до незваных гостей. Жить под одной крышей со свекровищем я точно не стану, а Мейер ясно дал понять, что прощать несуществующую измену он не намерен. Думается, компенсации от компании хватит на какое-то время, а затем я найду работу и буду обеспечивать себя сама.
— Может, отправишься с нами? — с надеждой спросила Полин, устраиваясь рядом, и заверила: — У нас в доме очень много места, мы будем тебе только рады!
— Спасибо, но нет. У меня другие планы. Для начала хочу найти доказательства того, что вилерада через кровь всё же передаётся. А дальше — свести счёты с одной особой. В общем, будет чем заняться. Полин, ты сможешь сделать мне одолжение и отдать письмо Мейеру? Не уверена, что он вернётся до отправления дирижабля.
— Конечно, передам… — Полин посмотрела на меня сочувственно. — Никогда его таким не видела. Он, кажется, даже похудел. И смотрит диким ульфуром.
— Он считает, что я ему изменила, и расстраивается, что переселенка ему досталась некачественная, взяла и заразилась сама, — сердито высказалась я. — Ну ничего, его никто не держит, а доказательства я ещё найду. И имя своё тоже очищу.
— А мне всегда Мейер нравился, — призналась вдруг Полин. — В нём что-то такое есть… какая-то решимость, что ли. Такой если в гору рогами упрётся, то скорее гору сдвинет, чем отступится. И симпатичный…
Баран он! Хоть и симпатичный, тут согласна.
— А вы разве не родственники? — удивилась я.
— Мы? Нет. Это с Кларом они родственники по отцу, а мой папа из другой семьи, он вообще с юга, в Стойтуре родился.
— И чего же ты за него замуж не вышла, раз он тебе нравится? — неожиданно резко спросила я и тут же попыталась смягчить тон: — Вилерианка же любого может выбрать.
— А мне до брачного возраста немного не хватает, — фыркнула Полин. — Вот в конце талого месяца и начну выбирать. Хотя я и сейчас-то уехала, потому что замучили эти женихи. И ходят, и смотрят, и зовут, и подарки несут, и выводят из себя одним видом… И чего им всем надо?
— Осчастливить тебя хотят, — фыркнула я. — Раз и на всю жизнь.
— Это точно, — улыбнулась Полин. — Так что, у вас с Мейером всё кончено?
Поколебавшись, я ответила:
— Не знаю. С одной стороны, у меня к нему душа лежит. Есть в нём качества, которые я в мужчинах ценю. А с другой, бесит до ужаса этим своим упрямством и недоверием. Если каждое моё слово будет сомнению подвергаться, в таких условиях жить я точно не смогу. Вот и получается, что чувства у меня к нему есть, но умом я понимаю, что ничего хорошего с ним мне не светит.
— Думаю, он остынет и всё осознает, — задумчиво проговорила Полин. — Знаешь как вилерианцы болезненно переживают измену или даже намёки на неё? Если бы ты ему действительно изменила, и он узнал, с кем, он бы соперника точно убил. И никто бы его за то не осудил, потому что у тебя был секвин на лбу. Секвин значит, что девушка занята, и ухаживать за ней уже опасно. Это вызов. Да и девушки сами понимают, что им-то никто ничего не сделает, а вот если пофлиртовать с парнем, то ему это потом жизни может стоить. Или мужу, тут как повезёт. Так что с холостыми вилерианцами замужние вилерианки стараются не общаться, даже с дальними родственниками, потому что... опасно это. Да, с одной стороны считается, что приставать к девушке с секвином — это низость. А с другой, мало кто упустит шанс увести женщину у другого, поэтому если женщина даёт хоть малейший повод, то кончается это обычно очень трагично. А переселенки иногда нашей культуры не понимают и ведут себя фривольно, вот на них и бросаются другие.
— Да уж… Но Кларас вёл себя очень даже достойно и сдержанно… никаких поползновений.
Полин на секунду замялась, а потом сдала брата со всеми потрохами:
— Он тебе не поверил. Хоть и сказал, что ты очень красива и сочувствует тебе, но до конца всё-таки не поверил. Считает, что ты темнишь и недоговариваешь, оттого он и насторожен.
— Что ж, по-своему он прав, — пришлось согласиться мне. — Но Мейеру я не изменяла.
— Даже если бы изменяла, найдутся охотники. Просто Клар… он… другой. Он часто высказывается о том, что брак — это чересчур обременительно, может, поэтому Хеймсе и отказал. Знаешь как девочки на меня за это обиделись? Они отчего-то решили, что это я его отговорила, хотя я, напротив, очень хотела, чтобы у Клара жена появилась. И уламывала его, как могла. Но девочки не могли поверить, что вилерианец сам от жены отказывается, назначили виноватой меня и общаться со мной перестали. Так что я прекрасно понимаю, как себя чувствует человек, которого за просто так обвинили в мерзости.