Юлия Данзас. От императорского двора до красной каторги - Нике Мишель. Страница 34

В последнем тексте претворяется в жизнь один из пунктов программы Союза Соборной Премудрости: речь идет о лекции Юлии на тему «Поэтическое творчество в христианстве» – эрудированном обзоре гимнографии восьми первых веков и эволюции христианских песнопений. А вот около X века Юлия Данзас отмечает «постепенное замирание христианской поэзии» по причине «упадка мистического чувства красоты в эпохи, оскверненные слишком земными заботами Церкви и ее внутренними раздорами» (хотя при этом были и «Stabat Mater», созданная Якопоне да Тоди [примерно 1230–1206], и святой Франциск Ассизский). Этот упадок возник тоже из‑за отхода языка народного от языка церковного, отчуждения религии широких масс от истинного христианского Богопознания. Невежество убивало мистическое созерцание, скорбный мир утратил радость духовного озарения. Христианство постепенно превращалось в религию скорби, несущую исстрадавшимся душам утешение и умиление перед Распятым Искупителем, но забывшую восторженное благовестие о Свете Неугасимом. И христианская поэзия стала воспевать только земную скорбь или детскую веру в Небесного Отца, забыв путь к вершинам религиозного вдохновения.

Другая причина упадка поэтического творчества в IX–X веках заключается в общей эволюции искусства, которое «постепенно переходит от примитивной поэзии к пластическому искусству – архитектуре, скульптуре… […] мозаике, живописи». «И, когда эволюция искусства завершается небывалым расцветом тонического искусства в музыке, пропасть между Церковью и светскою культурою настолько уже глубока, что нет и не может быть совместного участия их в поисках новых творческих вдохновений в мире звуков».

Собрания ученых, организуемые Юлией в 1920 г. в Доме ученых, несомненно, частично соответствовали этой программе Союза Соборной Премудрости. В 1920 г. патриарх Тихон дал свое благословение на встречи православных и католиков с целью объединения Церквей, что подвергнется осуждению со стороны советской власти как призыв к «созданию единого антисоветского фронта».

На одном из таких собраний летом 1920 г. у Юлии произойдет решающая для нее встреча с отцом Леонидом Фёдоровым. В своих воспоминаниях, которые цитирует Бурман, Юлия так описывает отца Леонида:

«В один из таких „вторников“ появился о. экзарх. Ввела его в Дом ученых Софья Ефимовна Рынкевич [21], юрист, приват-доцент университета, русская католичка. Он сразу произвел на всех потрясающее впечатление. Был выбран постоянным членом. Прочел 3–4 доклада, но особенное впечатление производил своими возражениями другим докладчикам и оппонентам (например, Карсавину [22], священникам Боярскому, Пищулину [23] и др.). Необычно ясно и твердо он устанавливал взгляды католической Церкви на тот или другой философский вопрос; всегда в спорах с православными одерживал верх, но умел это делать без всякой, так сказать, обиды для своего оппонента, не нарушая мирного настроения и завоевывая благожелательное отношение собравшихся к католичеству» [24].

Эти несколько имен, упомянутых Юлией Данзас, дают представление об этом клубе идей, отражавшем разнообразие мнений, еще терпевшихся в начале двадцатых годов, но вскоре преследуемых как «контрреволюционные»: всех участников подобных встреч постигнет трагическая участь.

Леонид Фёдоров родился в 1879 году. Отучившись два года в Духовной академии Санкт-Петербурга, в 1902‑м он принял католичество в Риме. В 1911 г. был рукоположен в священники по славянскому обряду в Стамбуле. В 1914 г. возвращается в Санкт-Петербург, его арестовывают и ссылают в Тобольск, где Фёдоров пробудет до Февральской революции 1917 года. Он стал приходским священником петербургской церкви Сошествия Святого Духа. Униатский митрополит Шептицкий назначил его экзархом российских католиков восточного обряда. 10 марта 1923 г. Фёдорова арестовали, приговорили к 10 годам заключения, и в 1935‑м он умер после тяжких испытаний в тюрьмах и лагерях [25]. Процесс его беатификации как мученика завершился в 2001 г. при Иоанне-Павле II.

Юлия Данзас познакомится с отцом Леонидом лишь накануне своего присоединения к Католической церкви. Не Фёдоров обратил Юлию в католичество [26], побудив ее выбрать восточный, а не латинский обряд.

Сестра Иустина [27]

В своих показаниях во время допроса 2 января 1924 г. Юлия представляет свой переход в католичество по славянскому обряду не в таком критическом свете, как она это делала в своей автобиографии, процитированной в начале этой главы, где она просит о вступлении в орден доминиканцев в качестве новообращенной, должна была исповедаться в своих прошлых «ошибках», чтобы обосновать свою просьбу о приеме в ряды французских доминиканцев:

«Вступила я в католичество в 1920 г., после смерти матери. Летом 1920 г. я познакомилась у себя на кв[артире], т. е. в клубе ученых, с Фёдоровым. В клубе у нас по вторникам происходили философские диспуты, на один из которых был приглашен в качестве гостя Фёдоров. Познакомившись с обоснованием вопроса о восточном обряде как наиболее подходящей форме католицизма для России, я решила работать именно в этой области. Критерием этому служило следующее: Русская церковь, еще тогда развалившаяся, могла принять идею соединения церквей на почве Флорентийской унии. Этого соединения добивался давно Рим. К этому времени православная церковь начала проявлять признаки разложения, лишившись государственной опоры. Поэтому такое положение давало надежды на успех в деле соединения церквей. Несмотря на то, что я лично была более склонна к латинскому обряду, но, учитывая, что для широких масс русского народа католицизм в его латинской форме будет всегда неприемлем, и желая посвятить себя делу пропаганды католицизма в России, я решила, что наиболее полезной для меня формой служения будет моя работа в восточном обряде. На этом основании я и приняла католичество по восточному обряду и с этого дня служила по мере сил католической церкви восточного обряда. Моя деятельность в общине со дня вступления сводилась к следующему: в церкви я исполняла обязанности псаломщика, читала доклады и лекции на религиозные темы при костелах, куда меня приглашали священники. Ряд лекций мной был прочитан при костеле Св. Екатерины, где служил Ходневич [28], на темы: „Рим как центр христианства“, „Флорентийская уния“, „Варфоломеевская ночь“, „Канонизация св[ятых] XIX века“ и еще на несколько тем, которых не помню. Брались ли разрешения от местных властей для чтения лекций, мне не известно. Меня приглашали, и я читала. Никогда ни в каких кружках лекций и докладов не читала. В нашем приходе [29] мне известен кружок Крючкова [30], образовавшийся летом 1923 г., в который входили лица, имен коих назвать не хочу, дабы не навлекать подозрения на неповинных людей. В этом кружке была раза два-три, на заседании которых разбирались чисто религиозные вопросы. Кроме кружка, при приходе существовала конференция св. Викентия в целях благотворительности. Собрания этой конференции я не посещала, так как по монашескому чину не имела права быть ее членом» [31].

И вот 3 (16) сентября 1920 г. Юлия Данзас была принята в Католическую церковь в часовне Сошествия Святого Духа после произнесения формулы, требуемой от православных священников, переходящих в католицизм [32]. Эта часовня была устроена в 1912 г. на втором этаже деревянного дома на углу Бармалеевой и Большой Пушкарской улиц. Расходы на постройку были «покрыты княгиней Марией Волконской из Рима» [33] и княгиней Ушаковой [34]. Приходским священником, назначенным в июле 1912 г., был отец Иоанн Дейбнер [35], живший в этом же доме. Под давлением викарного епископа Санкт-Петербургской православной епархии Никандра, церковь была закрыта для публичных отправлений культов с марта 1913 г. по апрель 1917 г., а затем окончательно закрыта большевиками в декабре 1922 года. Тогда литургию проводили в квартире Юлии Данзас. В 1918 г. петроградская община русских католиков восточного обряда насчитывала примерно 400 членов, но только 70 в 1921‑м, из которых более половины имели высшее образование, а за период с 1918 по 1923 г. М. Шкаровский сумел составить список из 141 прихожанина [36]. Пьер Паскаль «усердно посещал эту небольшую общину русских католиков славянского обряда» [37].