Дворянин (СИ) - Злотников Роман Валерьевич. Страница 17

— Хм, интересно…- пробормотал бывший майор, почёсывая бороду, которую отпустил, потому как с цирюльниками при его здешнем образе жизни, было как-то не очень-то и хорошо — так-то он вразрез с нынешней модой предпочитал быть гладко выбритым.- А скажи-ка мне Прошка — этот твой денщик по поводу других офицеров батальона что рассказывал? Как они — господина полковника поддерживают ли? Вместе ли с ним в батальон пришли и кто?

— Совсем уж точно сказать не могу, Ваша милость,- развёл руками Прошка,- но Якуб как-то по пьяни хвастал, что господин полковник, мол, пока плыли — весь батальон в бараний рог свернул. И что все, кто супротив него выступал — нонича заткнулись. Потому как за ним сам Цесаревич, а не «сопля последышная»…

— О, как!- поразился Данька.- А вот это уже интере-есно…- и зло усмехнулся.

Глава 5

5.

— Благодарю вас за уделённое время, господин Николаев-Уэлсли,- прокурор вежливо наклонил голову, после чего повернулся к Николаю, который сидел здесь же, в комнате, и сообщил:- На сём, Ваше Высочество, я заканчиваю. Позвольте откланяться,- с этими словами прокурор встал и несколько картинно поклонившись Николаю, кивнул писарям, сразу после его слов принявшимся торопливо собирать свои принадлежности, а затем вышел из комнаты. Великий князь проводил его взглядом и, развернувшись к Даниилу, очередной раз вздохнул. А после того как писари, подхватив бумаги, шустро выскочили за дверь, боднул бывшего майора взглядом.

— Ну что, понял теперь насколько вляпался? Что б с тобой было — если бы я не приехал!- ну да, вот такой «подарочек» он ему устроил, заявившись лично на Урал летом тысяча восемьсот двадцать четвёртого года.

— Со мной было бы плохо,- усмехнулся Данька.- Но я-то ладно. Ты представляешь, что было бы с дорогой? А также со всеми, кто решил в неё вложится.

Николай удивлённо уставился на него.

— То есть? Что ты имеешь ввиду?- ну да, Даниил не стал излагать свою оценку ситуации и получившиеся выводы в письмах, которые отправлял Николаю — он вырос в те времена, когда вполне себе обычной была фраза «это не телефонный разговор», а уж про перлюстрацию почты не слышал только ленивый. Так что хотя все претензии, который мог бы предъявить ему Николай, в его собственных глазах выглядевшие вполне обоснованно, на самом деле были не слишком значимыми, а вот то, что могло случиться не устрой Данька то, из-за чего его душу прибыл целый прокурор…

В тот день он не стал ничего предпринимать, а вернулся на пароход и остался там на ночь. Следовало обдумать что делать дальше. Причём делать это лучше всего было на пароходе. У его врага, а после всего рассказанного Прошкой он не мог воспринимать этого полковника Несвижского никак иначе, под рукой был целый батальон — восемьсот с лишком солдат. И кто его знает, что ему придёт в голову? Особенно учитывая стоящие перед ним задачи. Ну, если Данька действительно правильно их определил… На корабле же, в случае чего, обороняться куда сподручнее. Особенно учитывая, что вместе с ним прибыла та самая команда рудничной стражи, с которой он всегда выходил на трассировку маршрута. Демидов старался беречь ключевой компонент своих инвестиций, так что эта команда сопровождала Даньку при любом выезде за пределы Нижнего Тагила.

Следующие три дня бывший майор потратил на сбор информации. Она оказалась… противоречивой. С одной стороны Несвижский достал всех — губернатора, с которым, у бывшего майора сложились отличные отношения (не в последнюю очередь потому, что они оба были значимыми акционерами «Волжско-камской пароходной компании»), местное дворянское собрание, офицеров собственного батальона, большую часть которых всё-таки отбирал вовсе не он и уж тем более не Великий князь Константин, а с другой — за прошедшее время он успел задавить или запугать своими связами и возможностями почти всех, на чью помощь Данька мог бы рассчитывать, а так же собрать вокруг себя этакую «группу поддержки». По большей части она, конечно, состояла из маргиналов — изгоев-дворян, не принятых Собранием за совсем уж одиозные поступки, мутных купчишек, собирающихся погреть руки на левых подрядах, которые Несвижский, ничтоже сумняшейся, начал заключать налево и направо, всяких непонятых батюшек или не менее длинноволосых интеллигентов, радеющих о «народном благе» или, наоборот, о «божественном благолепии», либо распространении «шляхетских вольностей» отличающих его от всякого «быдла» на Урал и далеко за Урал, и всяком таком прочем, но при этом всё равно давала полковнику кое-какую опору. Особенно учитывая, что существенная часть местных заняла позицию невмешательства — мол, разбирайтесь сами… а мы присоединимся к победителю. К тому же время шло, и дорога всё дальше уходила от оптимального маршрута, расходуя при этом ресурсы, подготовленные для её строительства — подготовленные шпалы, накопленный за зиму и весну песок и щебень, рельсы, завезённые из Нижнего Тагила. Потому что рельсокатальные станы пока имелись только на Тагильских заводах… Вследствие чего действовать в привычной ему манере — точечно, конкретно против главного фигуранта и не лично, а выводя его в фокус внимания более высокопоставленных персон Данька позволить себе не мог. Во-первых, ближайшие высокопоставленные персоны, способные решить вопрос быстро и эффективно, находились на расстоянии не менее тысячи вёрст от Перми и, во-вторых, у него просто не было времени. Каждый потерянный день и каждый уложенный на неправильном маршруте рельс заметно уменьшали вероятность того, что план строительства участка «Пермь-Чусовой городок» на этот год получится выполнить. А это означало затягивание строительства дороги, причём как бы не на год. Так что прекращать самоуправство Несвижского требовалось как можно быстрее. Особенно, учитывая, что он совершенно не представлял на чью сторону встанет командир уже скоро прибывающего Сапёрного батальона. А ну как решит подержать новоиспечённого собрата и объединится вместе с Несвижским против «гражданского шпака»? Но для начала следовало кое-что подготовить.

Первое, что сделал Даниил, когда закончился этап сбора сведений о происходящем, это прибыл на стройку. Стройка шла… ну можно сказать ни шатко, ни валко. За прошедшую неделю было уложено всего около полутора вёрст пути, что, учитывая то, что этот участок был проложен совершенно не туда, скорее радовало. Плюс само качество дороги были вообще ни в какие ворота — шпалы просто бросались на землю, без какой бы то ни было насыпи или, хотя бы, песчаной подушки, и ничем не засыпались. Да и расстояния между шпалами превышали нормативные в два, а то и в три раза, что при первом же проходе по уложенному пути даже одного паровоза должно было неминуемо провести к перелому рельсов… о чём Даниил и составил специальный акт, заверенный на месте им самим, Аргафёном, чиновником администрации губернатора и командиром железнодорожной роты, работавшей на данном участке. Тот сделал это совершенно спокойно, подтвердив информацию о том, что в среде офицеров батальона полковник Несвижский особенным авторитетом не пользуется… С таким же каменным лицом он принял на руки и предписание за личной подписью управляющего строительством железной дороги, которое требовало немедленно прекратить работы и разобрать всё уже построенное.

Вернувшись на корабль Данька тут же накатал официальные письма в канцелярию императора и Министерство путей сообщения. После чего оправил их губернатору с просьбой немедленно отправить оные в Петербург фельдъегерской почтой.

Реакция Несвижского последовала этим же вечером. Он прискакал на причал в сопровождении целой кавалькады, среди которой виднелось всего два или три офицерских мундира и, под выстрелы в воздух, потребовал, чтобы Даниил немедленно сошёл с корабля и-и-и… немедленно выпил с ним! Короче полковник явно «косплеил» полноправного ясновельможного пана в своей «маетности», в окружении вассалов и гайдуков… Даниил не вышел. Вышел старший команды рудничной стражи, который заявил, что «господин управляющий» работал целый день, устал и потому сейчас спит. И никакие выстрелы в воздух или пьяные возгласы на протяжении следующего часа так и не заставили господина управляющего проснуться.