В тени богов. Императоры в мировой истории - Ливен Доминик. Страница 113

В 1807 году армия Наполеона вторглась в Португалию, и королевская семья бежала в Бразилию. Когда в 1816 году королю Жуану VI пришлось вернуться в Португалию, он оставил своего сына Педру I в качестве регента. Тот быстро понял, что сумеет сохранить власть династии Браганса в Бразилии, только если возглавит движение за независимость. В связи с этим он объявил себя императором. Императорский титул должен был отражать огромные размеры Бразилии и ее стремление к величию в будущем. Он также сообщал о желании Педру I ассоциировать себя с Наполеоном, современным монархом, ориентированным на стабильность и порядок, но уважающим революционные призывы к гражданственности и меритократии. В 1831 году властному, гиперактивному и харизматичному Педру I пришлось отречься от престола после конфликта с бразильскими элитами и парламентом. Его старшая дочь, Мария да Глория II, сменила его в Португалии, когда ее либерально настроенные сторонники одержали победу над глубоко консервативными и клерикальными фракциями, во главе которых стоял ее дядя Мигель. В Бразилии Педру I сменил его пятилетний сын Педру II. Он правил 58 лет, и во многих отношениях его правление было одним из самых долгих и успешных в истории императорской монархии.

Педру II должен был быть сумасшедшим или, по меньшей мере, некомпетентным. Отец передал ему гены Браганса и Бурбонов. Его мать была дочерью императора Франца II Габсбурга. Дедов и бабок у него было не больше, чем у Карла V Мать Педру II умерла, когда он был младенцем. Отец отрекся от престола и уплыл в Европу, не простившись с сыном. Пятилетний император оказался в центре ожесточенной борьбы между политическими фракциями. Одной из ее жертв стала его любимая гувернантка, которую он звал мамой. В то же время, опасаясь, что Бразилия пойдет по пути Испанской Америки и распадется, политическая элита относилась к ребенку как к полусакральному тотему, окружая его церемониальностью и почтительностью. Неудивительно, что приезжавшим с визитами заграничным принцам юный император казался довольно странным. Наиболее долгосрочными последствиями его необычного детства, что примечательно, стали необычная погруженность в себя и страстная любовь к книгам и наукам. Педру II был императором, но при этом очень походил на викторианского либерала. Он был столь же умен, прекраснодушен, прогрессивен и желал повышения образовательного и культурного уровня народа, как и муж королевы Виктории, принц Альберт. Педру II мечтал, что настанет день, когда Рио станет копией обожаемого им парижского интеллектуального и культурного мира. Возможно, в некоторых отношениях он был даже слишком умен и просвещен – так, он отказывался от помпезности и церемонности, которые во второй половине XIX века становились неотъемлемыми элементами успешной монархии. С другой стороны, располагая ограниченными ресурсами бразильского правительства, он сделал все возможное, чтобы создать образовательные и культурные институты. Он осторожно, но настойчиво подталкивал бразильские элиты к отмене сначала работорговли, а затем и рабства.

На первый взгляд бразильская политическая система напоминала британскую. В ней были условно либеральная и консервативная политические партии, премьер-министр и кабинет из представителей этих партий, а также парламент, перед которым министры были частично ответственны. На деле эта система больше походила на Британию XVIII века. Партии были фракциями, возглавляемыми патронами, и прежде всего они жаждали покровительства. Выборы контролировались правительством, а Педру II держал в руках реальную власть – как первые три британских монарха из Ганноверской династии. Как правитель, он добился очень многого. Например, не министры, а именно он привел страну к победе в изнурительной войне между Парагваем и Тройственным альянсом Бразилии, Аргентины и Уругвая. Неудивительно, что 58-летнее правление утомило императора и исчерпало терпение амбициозных политиков. Идеи и культура в XIX веке эволюционировали с беспрецедентной и головокружительной по историческим меркам скоростью. Парижская эрудиция и культура делали Педру II очень прогрессивным человеком в Бразилии 1850-х годов, но к 1880-м он как будто сильно отстал от жизни. В Бразилии к тому времени – по крайней мере в Рио и некоторых других городах – появились массовая политика и популярная пресса. Поскольку монарх был политическим лидером страны, его нещадно критиковали и дискредитировали. В конце концов Педру II был свергнут в ходе военного переворота в 1889 году. После восстановления мира армия, которую он создал, чтобы победить Парагвай, быстро потеряла статус и финансирование. Кроме того, это была не традиционная европейская армия с высокородными офицерами, связанными древними узами верности с короной. Некоторые офицеры считали себя и республику провозвестниками прогресса, науки и меритократии. Большинство руководствовалось гораздо более мелкими и эгоистичными мотивами.

Ни сам Педру II, ни его наследница, принцесса Изабелла, не предприняли серьезных попыток подавить переворот или реставрировать монархию после него. В рассматриваемый период 1815–1945 годов Педру II был, вероятно, самым умным и, несомненно, самым просвещенным наследственным императором в мире. Он всегда говорил, что предпочел бы быть президентом республики. Это вскрывает дилемму, которая стояла перед любым дальновидным и амбициозным императором XIX века. Такой человек, вероятно, чувствовал, что институту, который он представляет, осталось недолго, а его роль заключается в том, чтобы проложить ему дорогу в забвение. Педру II часто утверждал, что уйти с политической сцены ему не позволяет убеждение, что Бразилия пока не готова к демократическому республиканизму. Подобные оправдания звучали из уст многих других правителей Нового времени. В случае Педру II можно справедливо добавить, что последующая история Бразилии в основном оправдала его пессимизм. С другой стороны, само то, что бразильские генералы и политики отважились свергнуть императора, свидетельствует о его успехе. В 1831 году было весьма вероятно, что в отсутствие монархии Бразилия распадется на множество соперничающих провинциальных республик, возглавляемых авторитарными правителями. К 1889 году это стало немыслимым, и единству страны уже ничто не угрожало. Если однажды Бразилия справится со своими грандиозными внутренними проблемами – многие из которых представляют собой наследие колониализма и рабства – и реализует свой потенциал, то уважение к Педру II и его месту в мировой истории существенно возрастет⁵.

“Свободная” британская конституция XVIII века вызывала восхищение просвещенных европейцев. Тем не менее, хотя законы и представительные институты сделали Британию уникальной среди великих европейских держав, британские короли по-прежнему управляли страной, а не только царствовали в ней. Несомненно, осуществлять управление государством можно было лишь с согласия палаты общин, но обычно этот вопрос получалось уладить. Политических партий в современном смысле – с четкими идеологиями и внепарламентскими организациями – еще не существовало. Палата общин была разделена на несколько фракций, группировавшихся вокруг политических лидеров и знатных покровителей. Электорат был невелик, и многие места в парламенте на самом деле принадлежали влиятельным аристократам. Парламентские фракции и их покровители обычно были больше заинтересованы в благах, чем в политике, а правительство располагало огромными ресурсами в области покровительства, взяточничества и коррупции. В британской политике XVIII века действовало нерушимое правило: правительства почти никогда не проигрывали всеобщие выборы.

Ситуация изменилась в период с окончания войны США за независимость в 1783 году до воцарения королевы Виктории в 1837-м. Многие административные реформы, проведенные во имя повышения эффективности, добросовестности и экономии, существенно ограничили роль высокопоставленных покровителей и коррупции в политике. Сформировались политические партии. В 1832 году реформа избирательной системы ликвидировала многие “карманные” округа и “гнилые” местечки [26] и существенно увеличила электорат. В 1834 году король Вильгельм IV потерял доверие к вигскому (либеральному) правительству, заменил его оппозиционным консервативным и назначил выборы. Виги победили, и ему пришлось принять их обратно на посты в правительстве. Усвоив урок, королева Виктория никогда не повторяла ошибок дяди и не пыталась восстановить слабеющую королевскую власть. Существенное расширение избирательного права в 1867 и 1884–1885 годах и консолидация массовых политических партий привели к ее дальнейшему ограничению. Но и теперь монархия не была совершенно бессильной даже в строгом политическом смысле. В начале XX века Эдуард VII (1901–1910) оказывал серьезное влияние на внешнюю политику, назначая на высшие дипломатические посты людей, которые разделяли его убеждение в том, что Британия должна идти на сближение с Россией и Францией, чтобы сдерживать амбиции Германии. Тем не менее к тому времени важнейшей ролью монархии, пожалуй, стала символическая⁶.