В тени богов. Императоры в мировой истории - Ливен Доминик. Страница 58

Специалист по происхождению европейской государственности отмечает, что “подобно тому, как право собственности и наследования было основополагающим законом в отдельных странах, право династии на определенное княжество или королевство было основополагающим принципом международной политики”. Монархи и аристократы существовали в одних законных, религиозных и политических рамках. В число соблюдаемых ими норм входили христианская моногамия, запрет на разводы и исключение незаконнорожденных детей из линии наследования собственности. В последнем случае граница между церковными и аристократическими соображениями полностью размылась к концу XII века. Неизменным оставался и чрезвычайно высокий уровень смертности, особенно детской. Королевские и аристократические семьи были одержимы стремлением сохранить свое положение и потому заключали браки только с равными себе. С XIII века это значило, что члены правящих семейств все чаще вступали в браки только с представителями других королевских династий, по определению иностранных. Помимо желания повысить статус королевской семьи, существовали и веские политические причины не подпитывать амбиции аристократических родов, обеспечивая их связями с правящей династией. Династические браки порой также становились способом отметить заключение мира между воюющими государствами, а также укрепить чувство европейской и христианской общности и продемонстрировать соответствие кодексу поведения, несмотря на соперничество и конфликты между европейскими правителями и странами. Однако, если принцессы не лишались права наследования, династические браки могли оказывать драматическое влияние на международные отношения в Европе и на формирование европейских государств¹³.

Что касается престолонаследования, Франция являла собой исключение из правила, поскольку отказывала в праве на престол не только женщинам, но и мужчинам, происходившим от принцесс из королевского рода. Так предписывала так называемая Салическая правда. В теории этот закон восходил ко временам франков, однако на практике был сформулирован в ходе спора о престолонаследии, который в 1316 году возник между маленькой дочерью и младшим братом покойного короля Людовика X. Брат вышел из него победителем по политическим, а не юридическим причинам и стал Филиппом V Как часто случалось в Европе до наступления Нового времени, политическая уловка со временем обрела святость обычая и легла в основу конституционного закона. Французская королевская династия, дом Капетингов, также отличалась исключительной плодовитостью и правила страной почти тысячу лет, не прерываясь по мужской линии, что весьма необычно для королевских и аристократических семей. В 1589 году, когда пресеклась правящая ветвь рода Капетингов – династия Валуа, трон занял их очень далекий родственник Генрих Наваррский, который правил Францией под именем Генриха IV Последним французским королем, от которого Генрих вел свое происхождение по мужской линии, был Людовик IX Святой, умерший в 1270 году.

Лишь в Европе династический принцип и легитимность могли иметь такой широкий охват. Тем не менее, хотя законное право Генриха Наваррского на корону имело колоссальное значение, одно оно не могло гарантировать ему престол. Чтобы обеспечить себе корону, в 1593 году Генрих решил перейти из протестантства в католичество, которое исповедовало подавляющее большинство его подданных. Следовательно, во французском случае общество обязывало короля исповедовать определенную религию, но в XVI веке так было не везде. Например, в 1555 году по Аугсбургскому миру в Священной Римской империи был установлен закон, по которому правитель получил право определять вероисповедание своих подданных, хотя последним и позволялось эмигрировать, чтобы жить там, где правитель исповедовал их религию. Этот принцип был также закреплен в Вестфальском мире, который в 1648 году положил конец Тридцатилетней войне. Хотя сегодня это кажется удивительным, в тот период не только судьба государств и многие значимые геополитические вопросы, но и вероисповедание целых народов порой определялось династической случайностью и конкуренцией. Это добавляло ожесточения многим династическим войнам XVI и XVII веков.

Хотя Габсбурги планировали свои браки с величайшей политической тщательностью, лишь крайне маловероятная биологическая и медицинская случайность привела к формированию великой империи Карла V Когда в 1526 году подобная случайность привела к обретению его братом Фердинандом королевств Богемия и Венгрия, династии сказочно повезло во второй раз. Тем не менее аккумуляция значительного количества территорий таила некоторые опасности для Габсбургов. Такая власть, несомненно, пугала не только иностранных правителей, но и многих их подданных. Страх рождает подозрения, сопротивление и враждебные коалиции. Политике Габсбургов нередко противостояли даже естественные, на первый взгляд, союзники – папство и католические князья Священной Римской империи. Кроме того, специфика формирования их империи свидетельствовала, что Габсбурги не столь сильны, как казалось со стороны. По тем же законам, которые принесли им эти территории, их власть на них была ограничена.

В эпоху Средневековья в большинстве европейских стран сложились законы, обычаи и институты, которые строго ограничивали власть правителя. В их число входил “феодальный” контракт монарха со знатью, но также и автономия духовенства, и право на самоуправление, дарованное городским цехам. Хотя степень строгости и институциональная форма этих ограничений в разных странах сильно различались, в большинстве случаев правитель не мог наказывать своих подданных без суда и следствия и не мог взимать с них налоги без их согласия. Кроме того, монарх сталкивался с серьезным противодействием, подкрепленным законами или просто традициями, если назначал на государственные должности или обеспечивал содержанием иностранцев. За соблюдением этих правил и обычаев следил сложнейший комплекс представительных и судебных институтов. Принимая власть, правитель обычно клялся поддерживать эти институты, законы и обычаи. Как правило, из принципа и из осторожности Габсбурги свято исполняли это обязательство. Даже если подданные восставали против них и таким образом освобождали монархов от принесенных клятв, после того как мятеж был подавлен, а бунтовщики наказаны, и Карл, и Филипп обычно сохраняли конституциональный порядок. Не только они, но и все остальные монархи из этой династии, правившие с 1519 по 1648 год, считали себя легитимными, а потому и законопослушными правителями. Ни в своем воображении, ни в реальности они не были абсолютными монархами, власть которых не ограничивали ни законы, ни институты, ни традиции¹⁴.

Существовавшие ограничения усугубляли колоссальные сложности, с которыми Карл V сталкивался при управлении империей. Как и любой другой император, он вынужден был править огромными территориями и разными народами, а также защищать весьма протяженные границы своего государства. Даже в Европе его империя была сильно рассредоточена и не имела столицы. Чтобы разрешать один кризис за другим, Карл сновал между Испанией, Нидерландами, Италией и Священной Римской империей. В тот период и в той культуре личное присутствие монарха в разгар кризиса часто имело принципиальное значение, если возникала необходимость мобилизовать ресурсы, принять меры, умаслить гордых аристократов и подавить оппозицию.

Двумя величайшими противниками Карла были Франция и Османская империя, которые порой объединяли свои морские и сухопутные силы, чтобы противостоять ему в Средиземноморье. В сравнении с Испанией во Франции было вдвое больше населения и еще больше ресурсов и доходов. В правление Карла американского золота и серебра еще не хватало для того, чтобы сравнять силы. В дополнение к этому Франция была стратегически хорошо расположена между двумя богатейшими и важнейшими регионами империи – Кастилией и Нидерландами. Османская империя в это же время была на пике могущества и уверенности. По оценкам исследователей, ее доходы вчетверо превышали доходы испанских и американских владений Карла. Османская регулярная армия, в которой служили 85 тысяч человек, по численности значительно превосходила регулярные армии всех ведущих монархов Европы, вместе взятые. Даже в 1550-х годах посланник Священной Римской империи в Стамбуле сравнил европейские наемные армии с османским войском не в пользу первых. Османы отличались большей дисциплиной, выносливостью, а во многих случаях и выучкой. Но хуже всего на власти Карла сказывался, пожалуй, раскол христианского мира. Одно из преимуществ управления империей, состоявшей из огромного количества автономных единиц, заключалось в том, что оппозиции сложно было объединяться, пребывая в составе разных групп на разных территориях. Протестантство, однако, стало силой, способной мобилизовать и объединять оппозицию в огромных масштабах. Когда на кону оказалось спасение человеческой души, политические конфликты стали более ожесточенными и неразрешимыми¹⁵.