В тени богов. Императоры в мировой истории - Ливен Доминик. Страница 66

Если суннитский политический и религиозный истеблишмент опасался сефевидской дикости и смотрел на нее свысока, то в XV веке, когда секта приняла шиизм, он и вовсе пришел в ужас. На уровне народа – и особенно в суфийском мире – различия между суннитами и шиитами часто размывались. Апокалиптические и мессианские течения существовали в обеих школах и порой повторяли друг друга. Эти течения набрали силу в Северном Иране, когда в XIII веке регион разорили монголы, а в XIV веке – Черная смерть. Ислам существовал уже почти тысячу лет, и религия и астрономия стремились подтвердить предсказания, что конец света и Судный день уже не за горами. Это подготовило прекрасную почву для появления харизматичного лидера-пророка.

В сефевидском синтезе суфийских и шиитских верований шах Исмаил признавался Махди – представителем скрытого шиитского двенадцатого имама и предтечей конца света и Страшного суда Бога над человечеством. Исмаил – особенно в своих религиозных стихах – практически объявлял себя богом, и многие невежественные кочевники, которые были его последователями, считали его таковым. Религиозное мессианство давало сефевидским армиям колоссальное единство, силу и наступательный порыв. Как всегда бывает с харизматичными лидерами и милленаристскими политическими движениями, мощный изначальный импульс со временем затухает. Такие лидеры и движения обещают чудеса на земле, однако в дело вмешивается реальность. В случае с Сефевидами то, что Макс Вебер назвал рутинизацией харизмы, имело важнейшие долгосрочные последствия. На протяжении большей части XVI и XVII веков Османы имели грозного противника на востоке. В отсутствие сефевидской угрозы они вполне могли взять Вену и основать плацдарм в Центральной Европе и Южной Италии. С современной точки зрения еще более значимо то, что переход Ирана в шиизм обострил извечное геополитическое соперничество между одной великой державой, которая господствовала в Восточном Средиземноморье, и другой, расположенной на Иранском нагорье¹⁰.

В первые годы XVI века Османы не имели роскоши планировать наперед. Сефевиды представляли серьезную непосредственную опасность. В 1500–1512 годах шах Исмаил покорил не только большую часть Ирана, но и Багдад и всю Месопотамию. Но с точки зрения Османов хуже было то, что он пользовался значительной потенциальной поддержкой в османской Анатолии. Многим анатолийским кочевникам претили попытки все более бюрократического османского режима контролировать их и взимать с них налоги. Многие османские суфии разделяли верования и практики сефевидского суфизма. Среди них были и рядовые янычары – основа османской армии. В 1511 году в Анатолии вспыхнуло серьезное восстание в поддержку Сефевидов. И Баязид II, и выбранный им в наследники шехзаде Ахмед, очевидно, были слишком слабы и слишком озабочены проблемой престолонаследия, чтобы дать отпор мятежникам. Сын Ахмеда, шехзаде Мурад, симпатизировал Сефевидам и шиизму. В этих обстоятельствах неудивительно, что ключевые представители османской элиты, включая янычарских военачальников, надеялись, что шехзаде Селим станет их спасителем¹¹.

Селим оправдал их доверие и тем самым также оправдал безжалостный подход Османов к престолонаследию. В 1510–1514 годах, столкнувшись с экзистенциальной угрозой, Османы дали стране лидера, который смог справиться со сложившейся ситуацией. Восстание 1511 года было подавлено, а новые потенциальные мятежи задушены почти геноцидальным уровнем репрессий в некоторых частях Анатолии. После этого в 1514 году Селим разгромил Сефевидов в Чалдыранской битве, во многом благодаря тому, что он (в отличие от противника) эффективно применил огнестрельное оружие на поле боя. Он также обманом вынудил Сефевидов принять бой в том месте и то время, которые он выбрал. Сефевиды ослабели на десятки лет и никогда больше не представляли угрозы выживанию Османов. В 1516–1519 годах Селим уничтожил и аннексировал Мамлюкский султанат, включая мусульманские святыни. Как подчеркивают все великие религии, Бог быстро учит скромности даже величайших императоров. Селим скоропостижно скончался в 1520 году на пике славы и оставил престол своему единственному выжившему сыну Сулейману I, который правил почти 46 лет – дольше всех монархов в османской истории. Этот период обычно считается не только апогеем османских военной мощи и доблести, но и пиком внутренней юридической и институциональной консолидации, а также эпохой расцвета характерной османской высокой культуры. Сулейман I – самый знаменитый из османских султанов.

Сулейман был царем-воителем, который возглавлял свои армии в двенадцати походах и привел их к победам и завоеванию Сербии, Венгрии и Месопотамии. Османские войска громили Сефевидов и Габсбургов на полях сражений на расстоянии в 1100 км и более от Стамбула. Со своих плацдармов в портах Суэца и Йемена они сдерживали попытки португальцев установить господство в Индийском океане. В первые двадцать лет правления Сулеймана казалось, что границ для Османов нет, и султан мечтал захватить Рим, Вену и Тебриз, чтобы создать практически всемирную империю, превышающую по размаху даже ранний Арабский халифат. Как всегда случается с империями, со временем большие расстояния, топографические особенности и соперничающие государства ограничили дальнейшую экспансию. Опорными пунктами Османов на западе и востоке были Белград и Багдад, один из которых находился в 586 километрах, а другой – в 1 ззз километрах от Стамбула. В совокупности отдаленность, логистика и плохо развитые коммуникации подорвали попытки Османов взять Вену и уничтожить центр Габсбургской власти в Австрии. На Иранском нагорье Османы обнаружили, что не могут ни кормить свои армии в долгих походах, ни вынуждать Сефевидов вступать в бой. К 1540-м годам они скрепя сердце поняли, что их империя достигла естественных пределов и дальше им придется сосуществовать с Габсбургами и Сефевидами.

Во второй половине своего правления Сулейман немалого достиг во внутренней политике. Хотя в европейской историографии его всегда называли Великолепным, в Турции его знают как Законодателя. Его свод законов, с которым не сравнится ни один кодекс другого мусульманского режима, представлял собой всеобъемлющую совокупность шариата и декретов османских правителей. Превосходные мечети и другие здания, сооруженные его придворным архитектором Синаном, – с их исключительной легкостью, изысканным, но сдержанным декором, роскошными коврами и изникской керамикой – стали самыми долговечными и знаменитыми памятниками османской эстетике и чувству прекрасного, характерному для этой страны. Литературная и поэтическая высокая культура, которая сформировалась при Сулеймане, во многом опиралась на персидскую традицию, но использовала обновленный Османами турецкий язык. Свой вклад в это внесли интеллектуалы и культурные светила, бежавшие из сефевидского Ирана. Сам султан был образованным человеком, который лично принимал участие в археологических и литературных проектах. Он был уверен, что с их помощью можно повысить престиж Османов на международной арене, и – на пике османского могущества – имел богатые ресурсы для их финансирования. Тем не менее Сулейман, по большинству свидетельств, был не настолько хорошим поэтом, как основатель династии Великих Моголов падишах Бабур. Не столь велик был и его личный вклад в то, чтобы сделать турецкий язык выразителем высокой литературной культуры. Однако он считается прародителем современного Турецкого государства и нации, тогда как никакие значимые течения в современной Индии не считают Бабура или родной для него чагатайский тюркский язык частью своего наследия или самосознания. Как всегда, реалии наших дней и запросы современной нации легко искажают чувство исторической справедливости и перспективы¹².

Неудивительно, что увидеть личный вклад Сулеймана в эволюцию османских законов и институтов гораздо легче. Новый свод законов появился в результате совместной работы Сулеймана и его старшего советника в религиозных и правовых вопросах, знаменитого мыслителя Эбуссууда, который в 1545–1574 годах занимал пост главного в империи богослова (главного муфтия, или шейх-уль-ислама). Султан глубоко и искренне верил в истину и мудрость исламской религии. Огромное уважение, с которым он относился к богословам в целом и Эбуссууду как лучшему представителю своей профессии в частности, создало между ними некоторое подобие равенства и стало фундаментом для настоящей крепкой дружбы. Вместе они расширили, перестроили и усовершенствовали судебную и образовательную системы империи. В стране была создана иерархия религиозных школ (медресе), в которую вошли как школы в провинциальных городах, так и крупные имперские учреждения в Стамбуле. Верхушку этой системы сформировал впечатляющий комплекс мечетей, школ и богоугодных заведений, построенных для султана по проекту Синана и получивших общее название мечети Сулеймание. Некоторые выпускники этого учреждения становились учителями (улемами) в школах, многие другие служили судьями (кади) и поднимались по карьерной лестнице, которая начиналась с должностей в небольших городах и оканчивалась постами двух верховных судей в Европе и Азии (кадиаскеров), входивших в императорский совет (диван) – высший административный и судебный орган империи, включавший в себя от пяти до восьми членов и возглавляемый великим визирем¹³.