В тени богов. Императоры в мировой истории - Ливен Доминик. Страница 73

Селим III хорошо обращался с Махмудом, позволил ему получить прекрасное образование и наделил его значительной свободой. Он пробудил в юном двоюродном брате любовь к музыке и порой даже лично учил его ей. Махмуд представляется более сильным, более пылким и более открытым человеком, чем Селим. Он любил выпить и обожал розыгрыши. Но главное удовольствие он получал от общения с военными и от военной службы. И все же политические курсы султанов не различались. Избавившись от янычар, Махмуд стал продвигать предложенную Селимом программу военных преобразований и рецентрализации политической власти. Продолженная потомками Махмуда, эта политика к 1914 году воссоздала эффективную государственную администрацию и армию, которые смогли оказать серьезное сопротивление российским, британским и французским войскам в Первой мировой войне³⁹.

Глава XII

Великие Моголы: величайшая династия Индии

Линастия Великих Моголов (Тимуридов) правила в Индии в 1526–1857 годах, хотя второй ее падишах (Хумаюн) провел значительную часть своего правления (1530–1556) в изгнании, а монархи начала XVIII века обладали небольшой реальной властью. На пике развития в XVII веке на долю империи Моголов приходилось существенно более одной пятой всемирного объема производства. Это колоссальное богатство позволило императорам поддерживать великолепную высокую культуру – литературную, музыкальную и архитектурную. Она была в первую очередь персоязычной, зародившейся в регионе, который можно назвать Большой Центральной Азией, включавшем территории пяти бывших советских среднеазиатских республик, Северо-Восточного Ирана (Хорасана) и Афганистана. Как следует из слова “персоязычный”, основным компонентом в этой культуре был персидский, но персоязычный культурный регион также вобрал в себя исламские и степные элементы. Обосновавшись в Индии, Великие Моголы щедро покровительствовали и местной санскритоязычной культуре. Следовательно, могольская высокая культура представляла собой исключительно интересный синтез элементов, но имела при этом и собственные уникальные и оригинальные аспекты¹.

Первые шесть могольских императоров были всесторонне талантливы. Если не учитывать фактор наследственности, во многом это объяснялось ожесточенным соперничеством, в которое вступали все сыновья падишаха, чтобы получить право наследовать отцу. Победа доставалась падшахзаде, который обладал недюжинными политическими и военными навыками. Мы узнаем об этих властных, ярких и удивительных личностях из современных источников, в число которых в двух случаях входят автобиографии правителей. Но войны за престолонаследие всегда были затратны и потенциально вели к дестабилизации общества. Кроме того, зависимость империи от личности монарха была сопряжена с неминуемыми рисками. Некоторые историки винят в ослаблении могольской власти в начале XVIII века последнего из шести великих падишахов Аурангзеба. Он правил слишком долго, что и стало одной из его величайших ошибок. Он умер в 1707 году в возрасте 89 лет, почти 50 из которых он провел на троне².

Империю Великих Моголов основал Захир-ад-дин Мухаммад Бабур, который вошел в историю как Бабур (“Тигр”). Он родился в 1483 году и был праправнуком Тимура (Тамерлана), а также прямым потомком Чингисхана. За столетие, прошедшее со смерти Тимура, его империя значительно сократилась в размерах и оказалась разделенной между его многочисленными потомками. Тимуриды гордились своим происхождением, но при этом были напрочь лишены династической солидарности. По принятой в степной политике традиции они считали, что имеют равные права на наследство Тимура, и без конца воевали друг с другом, стремясь его заполучить. Когда в 1494 году Бабур унаследовал от отца небольшое княжество в Ферганской долине (в Узбекистане), его тотчас попытался захватить его дядя. Пока между Тимуридами шла гражданская война, их грозные соперники из Узбекского ханства захватывали все больше территорий в Центральной Азии. В молодые годы Бабура в ханстве правил Мухаммед Шейбани, еще один потомок Чингисхана. На протяжении двух десятилетий после 1494 года Бабур главным образом оборонял, а затем пытался отвоевать центральноазиатские владения своего рода. Узбекский хан также был заклятым врагом иранского шахиншаха Исмаила I. Пользуясь покровительством Сефевидов, Бабур дважды возвращал не только собственную вотчину, но и Самарканд, где правил его дядя, и все же оба раза узбеки наносили ответный удар и снова вытесняли его с этих земель.

Временами Бабур вел жизнь бесприютного скитальца, не имея почти ни гроша за душой и возглавляя крошечное потрепанное войско. Удача улыбнулась ему, когда в декабре 1504 года он воспользовался удобным случаем и захватил Кабул. Там он основал княжество, которое вскоре осталось единственным государственным образованием под властью Тимуридов. Бабур привечал в Кабуле верных тюркских и монгольских сородичей, союзников и наемников, но скромные ресурсы его княжества сильно ограничивали его в стремлении вернуть своей династии славное имя. Поскольку узбеки не оставляли ему надежды отвоевать земли предков на севере, Бабур обратил свой взор на юг, на богатейшие угодья Пенджаба и Индо-Гангскую равнину. После нескольких разведывательных походов в 1525 году он вошел в Индию и за следующие три года разгромил противников в двух крупных битвах и установил пока еще не прочный контроль над большей частью североиндийских плодородных земель. Бабуру совершенно не нравились население, культура, еда и климат покоренных территорий. Он писал:

Огромное богатство этой новой империи позволило Бабуру восстановить престиж собственной династии, привлечь ко двору верных тюркских и монгольских союзников и закрепиться в статусе несомненного главы династии Тимуридов.

Прежде всего Бабур был воином и благородным правителем. Но стремясь восстановить престиж своей династии, он также мечтал прославиться как поэт, пишущий на родном для него чатагайском языке. Это напоминает нам, что, хотя с политикой в XV веке династия Тимуридов справлялась с трудом, покровительство культуре ей давалось гораздо лучше. На протяжении многих веков Большая Центральная Азия оставалась одним из мировых научных, интеллектуальных и культурных центров. До пришествия ислама местные ахеменидские и зороастрийские элементы в ее наследии сочетались с эллинистическими влияниями, которые принесли с собой греческие полководцы и переселенцы эпохи Александра Македонского. С X века мусульманские правители региона содействовали возрождению иранской традиции. Величайшим литературным памятником доисламского Ирана была эпическая поэма Фирдоуси “Шахнаме”, и ее публикация имела первостепенное значение для сохранения значительной части иранской культуры и памяти. Не случайно Газневиды, представители мусульманской тюркской династии степного происхождения, поддержали выход книги и приманили Фирдоуси (940-1020) к своему двору, чтобы он стал одним из его главных украшений. Региону пошло на пользу и вхождение в исламское культурное сообщество, которое простиралось от Испании до Центральной Азии. В X и XI веках некоторые из величайших в мире философов, ученых, историков и математиков жили именно в Большой Центральной Азии.

Разоренный монгольским вторжением и Черной смертью, в XV веке этот регион пережил культурное возрождение при Тимуридах. Внук Тимура Мирза Тарагай (Улугбек) основал знаменитую обсерваторию в Самарканде и был одним из величайших астрономов и математиков своего столетия. Под властью его двоюродного брата Хусейна Байкары (1469–1506) Герат стал одним из главных культурных центров исламского мира. Близкий друг и советник Хусейна Низомиддин Мир Алишер (1441–1501), известный под псевдонимом Алишер Навои, был не только великим покровителем музыки, поэзии и искусства, но и знаменитым поэтом. Именно Навои своей поэзией практически в одиночку превратил свой родной чагатайский в литературный язык. В глазах Бабура Навои был героем и образцом для подражания. Падишах написал на чагатайском немало стихов и автобиографию, и это позволило ему обращаться к нам с прямотой и человечностью, которые исчезают в витиеватом персидском языке придворных поэтов и писателей его эпохи. Пользуясь чагатайским языком, на котором говорили его предки, Бабур показывал, как гордится своим тимуридским наследием. В обезоруживающей манере, благодаря которой читать его биографию весьма интересно, падишах также с сожалением признается, что считал себя ужасным поэтом, когда писал на персидском и соблюдал традиции, характерные для персоязычной литературной культуры³.