Месть моя, или сбежавший жених (СИ) - Чернякова Наталья. Страница 20
Я едва не рассмеялась в трубку: ну класс, значит, класс. Доброкотову важно чувствовать себя успешным. Антураж может быть любым, но дорогим: от техники до безделушек в виде запонок, брелоков, ручек, часиков, серёг.
Интересно, какова судьба моей серьги? Всё ещё смиренно покоится под кроватью, или Марина очередной раз сделала вид, что это не аргумент против брака?
Я однажды прочла у гениев философии что-то наподобие: «Насколько браки были бы более успешными, если бы супруги не жили вместе». Не поспоришь с великими, но от себя добавила: если бы пытались разнообразить брак. А то каждый день — День Сурка: утро, подъём, работа, ужин, короткий разговор о том, как прошёл день, сериальчик/книга, сон, утро… Да, у некоторых раз в месяц развлечение — ипотека.
Вот и Женёк лезет в эту же кабалу.
Удивительно, но все дела мне удалось подбить к свадьбе Юрченко.
Когда я ехала в Энск в командировку, которую выбила у начальства, чтобы совместить приятное в виде Женькиной свадьбы и полезное, связанное с её же сапогами, размышляла: «Мне нужен ещё один день между пятницей и субботой. Иначе как везде успеть? В пятницу встреча с судьёй по поводу Женькиного иска, в субботу — свадьба».
Выйдя из электрички на привокзальную площадь, я не поверила своим глазам, потом, присмотревшись, поняла, что, да, не ошиблась: на баннере, растянутом вдоль дороги, висел отфотошопенный портрет Доброкотова.
Сидевший до этого смирно в сумке — переноске, Рудик завопил как не в себе.
— Да заметила я этого котяру, успокойся.
Запечатлённый на баннере, Вадик восседал за столом в белоснежной сорочке, тёмно-синем костюме, тёмно-красном галстуке, на руке были хорошо видны швейцарские часы с золотым циферблатом, наверное, для того, чтобы обратить внимание избирателей на высокий статус кандидата.
Ведь как рассуждает среднестатистический избиратель? Обладатель дорогущих топовых часов богат и при хорошей должности, деловой, если что — поможет и добьётся, ибо бедного никто слушать не будет. Где деньги — там и власть. Вывод: надо голосовать за этого кандидата.
«Баннерный» Вадик присел так, будто он примерный ученик с того старого плаката «Следи за своей осанкой», помню, учителя требовали именно так класть руки — одну на другую — и держать прямой спину. Слева от Доброкотова был размещён слоган, с которым будущий депутат пошёл на выборы: «Я не сижу сложа руки».
«А что же ты делаешь? По баннеру этого не скажешь, именно сидишь сложа руки», — подумала я и усмехнулась.
Глава 33
Решив в суде производственные вопросы, я отправилась домой, намеренно проходя мимо магазина «Дамские радости». Интересно, как дела у жены Доброкотова? Машина Марины стояла на парковке, значит, она здесь. Я остановилась, размышляя, зайти или не надо? Пока думала, открылась дверь и на ступеньках показалась Доброкотова.
— Ксюшенька, здравствуй, дорогая, как я рада тебя видеть. Смотрю, стоишь возле магазина, думаю, надо немедленно бежать и хватать тебя, пока не ушла.
Я, переминаясь с ноги на ногу, промямлила:
— Приветик. Да вот, закрутилась и не купила молодожёнам подарок. Стою и думаю, чем бы таким их одарить?
— У кого-то свадьба?
— Да, у Женьки с Николаем.
Марина, схватила меня за руку и потащила в магазин:
— Идём, у меня для них есть замечательный подарок.
У посетителей магазина, которых было немало, разбегались глаза и самопроизвольно открывались кошельки: цены в основном приемлемые, ассортимент богатый.
То, что мне предложила Марина, было изумительным: подарочные наборы итальянского белья для жениха и невесты. Стоили они баснословных денег, но были невероятно красивыми и воздушными: кипенно-белый шёлковый пеньюар, такого же цвета комбинация, слипы, чулки — всё невесомое, с кружевными вставками. Набор жениха включал хлопковые плавки — боксёры и короткий шёлковый халат того же белого цвета. Красота! А главное, были размеры молодожёнов: 44 и 48.
— Я бы купила, но это для меня дороговато.
— Не беспокойся, отдашь частями, когда сможешь. Кстати, ты так и не выбрала для себя подарок. Помнишь, разговор в «Ивушке»?
Я смутилась: конечно, я всё помнила, но такие подарки от чужих людей — не для меня.
— Марина, спасибо, но я не могу принять его. Мы не родственники и не подруги.
— Верно, не родственники, хотя… Знаешь, мы вполне сможем с тобой стать подругами. Давай встретимся и поговорим.
— Хорошо. Где и когда?
Марина ответила сразу, уверенно, как будто уже давно всё решила:
— Могу прийти к тебе домой, если это удобно. Прямо сегодня заскачу после работы. Не против?
Нет, я не против, хотя всё странно: кто же сейчас встречается дома, разве что подруги, но именно этого Марина и желала, если я правильно её поняла.
Я пошагала к родителям, окончательно переселившимся в дом бабушки. Вот забор, сетка-рабица, колонка на углу, которой уже никто не пользовался, ибо в каждый дом частного сектора проведён водопровод, вот железные ворота гаража с надписью «Здесь был Петя I», кем-то нацарапанной ещё во времена моего детства.
Всё, пришла.
Как же хорошо дома среди любимых людей, которые всегда будут на твоей стороне, даже если сделаешь что-то не так. Тогда они нахмурятся и скажут:
— Дочь, послушай, мы жизнь прожили, поддержим и поможем советом и делом, только ничего от нас не скрывай.
Так, наверное, все мамы и папы говорят.
Родители меня ждали и подготовились к приезду ребёнка: на столе едва хватило места, чтобы всё расставить и разложить.
В условиях беременности мой живот согласился только на то, что еду будет выбирать он сам, а мне оставалось слепо подчиняться.
Я уселась на свой любимый стул, рядом примостился Рудик, которого папа постоянно пытался посадить себе на колени и погладить, но тот кусался, срывался и всё равно оказывался возле меня.
Я расчувствовалась — котик мой верный — и со стола потихоньку таскала для него человеческое угощение, которое он любил побольше кошачьих Pro Plan, Hill’s или Happy Cat, и сама с удовольствием наворачивала всё подряд примерно в такой очерёдности: манты, конфеты, кусочки копчёной селёдки, пирог с яблочным джемом, потом квашеную капусту и солёные огурцы.
Мама растерянно смотрела на меня, папа хохотал:
— Ну, Ксюша, проголодалась в своих столицах, совсем там ничего не ешь, сидишь, наверное, на одних бутербродах с кофе. Похудела совсем, кожа да кости.
— Угу, — промычала я, откусывая конфету и запивая её огуречным рассолом.
Я настолько налопалась всяких вкусностей, что чувствовала, как меня распирает от съеденного, казалось, что один глубокий вздох, и я лопну. Дождавшись момента, когда папа ушёл туда, куда ходят все нормальные мужья — на диван, чтобы поваляться в обнимку с моим котиком и пультом от телевизора, мама шёпотом спросила:
— Доченька, что с тобой? Ты не беременна?
— С чего ты решила? — удивилась я, это когда прокололась? Живота ещё нет, тошнота донимает утрами, а сейчас уже день.
— Ты странно ешь: сладкое с солёным, копчёное со сладким. Это ненормально, так случалось со мной, когда была беременной.
Я вздохнула и отодвинула от себя тарелку.
— Ты права, беременна.
Всегда представляла себе момент, когда скажу об этом родителям. Конечно, если бы была замужем, эта новость вызвала бы всеобъемлющее счастье, эйфорию даже, а так… недоумение, разочарование, страх — всё то, что было написано у мамы на лице.
— Какой срок? — дрожащим от волнения голосом спросила она.
— Небольшой, мам, но аборт делать не буду, уже встала на учёт.
Мама минуту помолчала, а потом осмелилась и спросила:
— Кто отец будущего ребёнка? Виктор? Может, Вадюша, будь он неладен?
— Нет, мама, не гадай.
— Надо обо всём рассказать папе.
— Надо, — ответила я твёрдо.
Папа, к моему удивлению, новости обрадовался, подскочил со своего дивана и начал важно ходить по комнатам, повторяя: