Александр Грозный. Исчадия Ада (СИ) - Шелест Михаил Васильевич. Страница 21

Откушали хлеба и выпили вино, оказавшееся и впрямь терпким, но с насыщенным виноградным вкусом.

— Древнее вино. Ещё царь Василий Тёмный за своего первенца отблагодарил пятьюдесятью бочками, — пояснил игумен.

Однако Санька смотрел на старцев, пытаясь постичь их возродившиеся души. Ведь он, по своей сути, так же как и они, воскрес. Не в своём теле, правда, а в чужом, в только что народившемся. Но суть ведь не меняется… Ан нет… Суть меняется. В том и разница, что его душа возродилась в чистой и непорочной оболочке и он, Санька, чистоту эту сохранил. Как так получилось, он и сам не смог бы сказать. Страсти и в той его жизни улеглись. Наверное, и в этом теле не проснулись.

— Чудны дела твои, Господи! — подумал он, понимая, что старцы читают его мысли. Они и он стали сейчас чем-то единым.

— Всё так, светлый князь! Всё так! — утвердительно покивал головой Захарий. — Пути Господа неисповедимы! Нам остаётся лишь плыть по течению той реки.

— Так и есть, братия.

— А ты поспешай, светлый князь. Поспешай! Поднимай рать! Мы пришлём тебе тех, кого сможем поднять. Не все мощи остались нетленными.

Санька понял, что Зосима имеет ввиду воскрешение мёртвых, путём поднимания из гробниц и его снова передёрнуло от представленной картинки. Хотя… Зосима и другие старцы выглядели вполне себе «живенько так».

— Нарастает плоть, светлый князь. Жизненная сила чудеса творит. А сейчас её у нас много, спаси тебя Бог.

Санька покивал головой, думая:

— Хрена себе, в какой я замес попал! Кто бы рассказал, не поверил бы.

В слух, однако, вопросил:

— Спросить хотел, старцы… С нежитью-то что делать? Можно её на войну с нечистью призывать?

— С нежитью? — нахмурился игумен. — Нежить — нежити рознь. Некоторые очень сильно к тёмной сути своей привязаны. И тут не поймёшь, какая из них. Любая может перевернуться и встать на сторону тьмы. Поэтому, я бы поостерегся на них рассчитывать. Даже твои кикиморы могут восстать против тебя. В любой момент. Лучше бы ты кого из людей, что возродятся, себе дружину собирал. Возрождённые чистыми встанут.

— А души! Как же души у них?

— Души? Так праведные если, так рядом с тобой они. А ежели неправедные, то далеко они. Бездушным тело будет. Но не беда сие. Воскресли мы для битвы добра со злом и уйдём в конце в жизнь вечную, но бестелесную. А потому, тела бездушные мы своим духом наполним. Так и ты. Скажешь: «Встаньте!», и встанут.

Санька дрожал всё больше и больше.

— Так как же? Кто встанет?

— Все, кто могут, те и встанут.

Санька представил мертвецов, восстающих из закопанных гробов и затрясся, словно двигатель трактора «Беларусь», заведённый в мороз.

Варлаам удивился, дёрнув бровями, вопросил.

— Ты ни разу не поднимал из мёртвых?

Санька, стуча зубами, быстро-быстро покрутил головой.

— Поднять — дело не хитрое. Главное, чтобы хватило силы наполнить тело жизнью. У тебя получится, светлый князь.

— М-м-м… Мне бы попробовать, — заикаясь от страха, произнёс Санька. — Чтобы кто-то из вас рядом б-б-был.

Варлаам переглянулся со старцами и Санька почувствовал и «услышал» их между собой «разговор». Старцы решали кого можно воскресить из давно захороненных праведников в монастырских усыпальницах.

— Пошли, — просто сказал игумен и поднялся из-за стола.

Встали старцы. Встал Санька. Все пошли и он пошёл, переступая ногами, словно сомнамбула[2]. Вышли на улицу и, распевая псалмы, пошли в сторону каменного, недавно побеленного, храма. Санькино сознание отступило куда-то на второй план. Он понимал, что старцы сейчас едва ли не управляют его телом. Сам он «висел» где-то в ноосфере.

Храмовая усыпальница находилась в подполе, куда вели ступени и массивная, вероятно дубовая, дверь, расположенная в западном пределе. В усыпальницу свет поступал через маленькие вентиляционные окошки-отдушины. Гробов, накрытых каменными плитами с начертанными на них старославянскими письменами, было не так уж и много, не более тридцати. Старцы вовнутрь усыпальницы не пошли, остались за дверью. Только негромкое пение и многократно возросшая Санькина сила давали понять, что старцы рядом.

Мелькнула мысль, что вот они — живые аккумуляторы энергии. Ничего не надо было придумывать. Всё уже кто-то когда-то придумал. Всё сделано для человека и на благо человека.

— Призывай, — просто сказал Варлаам.

— Как? — удивился и взволновался Санька. — А гробы? Крышки, то есть! Ведь их снять надо!

— Призывай, — повторил игумен. — Не заботься о суетном.

— Что сказать-то? — еле слышно спросил светлый князь. Мандраж, ушедший во время перемещения из братской келийной избы к храму, вернулся вновь.

— Что надо, то и говори.

Санька подумал-подумал и решился.

— Встаньте, — сказал он и ничего не произошло.

Часто-часто хлопая ресницами, он оглянулся, и щурясь от солнечного луча, проникающего в оконце, посмотрел на игумена. Тот кивнул и перекрестил себя. Санька машинально повторил движение рукой. Сзади послышался шорох осыпавшегося песка.

Александр снова посмотрел на гробы. Каменные крышки гробов исчезли. Над их разверзшимися зевами плотно клубилась пыль. Из пыли поднимались мертвецы. Они сначала садились, опираясь на края гробов худосочными руками. Потом вставали. Некоторые оглядывались по сторонам, рассматривая окружающее высохшими глазами.

Однако тела их быстро преображались. Глаза становились живыми и подвижными, руки и ноги наполнялись плотью, кожа белела, волосы темнели. Вскоре в гробах стояли все, ранее в них лежавшие. Стояли в тленных останках смертных одеяний. Все воскресшие смотрели на Саньку и на глазах превращались в обычных людей. Это зрелище настолько поразило «мессию», что Александр некоторое время стоял разинув рот. Никакие слова не могли сорваться с его уст. Да и о чём тут можно говорить? Что сказать вдруг воскресшим людям? Добро пожаловать?

Сказал один из восставших.

— Ты призвал нас, светлый князь и мы пришли, — прохрипел бывший покойник, поднявшийся из самой крайней могилы.

Санька вздохнул и закашлялся, поперхнувшись докатившейся до него пылью рассыпавшейся в прах гробовой крышки.

— Ну и слава Богу! — только и смог выдавить он из себя и обратился к Варлааму. — Надо бы приодеть их во что-нибудь.

— Приоденем, — сказал тот спокойно. — И можешь полностью рассчитывать на них. Они станут тебе хорошими помощниками в делах твоих. А, если придётся, и защитниками.

— Они праведники?

— Конечно, — утвердительно кивнул. — Обратившийся к тебе, сам Кирилл Белозёрский — отец — основатель обители. Далее: Инокентий, Христофор, Трифон, Кассиан, Филофей, Игнатий, Нифонт, Серапион, Гурий, Венедикт, Макарий, Иоан, Геннадий, Тихон, Герасим, Макарий, Алексий, Феодосий, Досифей, Афанасий Палецкий, Симеон, Матфей и Феоктист.

— Ты знаешь их по именам? — удивился Санька.

— Сие просто. Каждый день поминаем в молитвах, желая им царствия небесного и воскрешения. Вот и услышал нас Бог.

Варлаам перекрестился.

— Пошли за мной, братья, — сказал он.

Восставшие из гробов выжидательно смотрели на Саньку.

— Ступайте, — сказал он и почему-то добавил, — и живите.

Бывшие покойники ловко повылазили из гробов, спустившись с невысоких постаментов, и поспешили за игумном. Санька стоял, и оторопело пропускал воскресших мимо себя, разглядывая их совершенно живую плоть и слыша живое дыхание.

— Ни хрена себе, — подумал Санька. — Кому сказать, не поверят.

И тут же додумал:

— А кому тут скажешь? О чём? И, главное, зачем?

Санька пожал плечами.

— Хотя, кто-то, может, и в летопись внесёт, или сказку напишет. А было такое ранее? Говорят, что было, и не раз. Оттого старцы как бы и не удивились его появлению и силе его, переданной им самим. Видишь… Молиться они будут… И всё? А кто воевать, сражаться станет?

— Рать, собранная тобой, сражаться станет, — сказал Варлаам. — Люди русские. Все встанут. Ты думаешь, главная беда в том, что оборотни и иная нечисть на нашу землю придут? Это не беда, а пол беды. Главная беда в том, что тёмные маги придут, и души людские опоганят. Разлад и раскол меж умами устроят. Зачем, ты думаешь, эти маги тёмную силу призвали в виде оборотней? Да, чтобы нас на них отвлечь. Не получается у них сломать наши традиции мирные и лишить веры в добро и любовь человеческие. Не пускаем мы их сюда. Цари не пускают, церковь не пускает. Претят им тут корни пускать и умы людские поганить. Вот они и сподобились призвать нечистого.