Парижское счастье - Ханней Барбара. Страница 9

Девушка зажмурилась и замерла, слушая птиц, неистовствовавших на ветках. Их громкий гогот все нарастал, потом затихал и внезапно взрывался с новой силой. Она не удержалась от улыбки. В Кингс-Кроссе кукабурры не пели.

Вдруг ни с того ни с сего Камиль вспомнила, что когда-то уже лежала вот так в постели в деревенском доме, проснувшись от смеха. Боже правый! Она совсем забыла о тех далеких каникулах, которые провела в доме подруги, с которой училась в одном пансионе.

Энн Пейдж жила на овцеводческой ферме на плато штата Новая Англия. Камиль видела себя девочкой в постели гостевой комнаты в доме Пейдж. И слушала незнакомые утренние звуки проснувшегося семейства.

Энн, ее родители и брат уже встали и собрались в кухне, чтобы позавтракать. Они смеялись. Легко, беззаботно, счастливо.

Горькие слезы хлынули по щекам Камиль. Ее родители никогда так не смеялись. У них никогда не находилось времени, чтобы поесть вместе, не говоря уже о том, чтобы всей семьей просто радоваться новому утру.

И вот теперь, много лет спустя, она лежала в гостевой комнате «Райской долины» и снова пыталась вспомнить хотя бы один случай из своего детства, когда она смеялась вместе с родителями.

Но она не могла вспомнить ничего такого. В памяти всплывали только яростные споры и ссоры родителей. Нужно будет обязательно расспросить отца при встрече. Должны быть в ее прошлом и добрые, хорошие моменты.

Непременно должны быть!

Джонно уже заканчивал завтракать, когда в кухню вошла Камиль. На ее лице читалась готовность работать. Выглядела она не менее восхитительно, чем накануне днем или вечером. Что совсем не обрадовало его. Потому что это предвещало лишь одно: предстоящий день будет не легче прошедшего.

— Давно встали? — спросила девушка, наливая себе чай из большого терракотового чайника.

— Я ходил на скотный двор. Надо было напоить телят.

— Вы, наверное, всегда просыпаетесь с первыми лучами солнца.

Джонно кивнул и резко отвел взгляд. После бессонной ночи, полной непреодолимых желаний и фантазий, сводящих с ума, рассвет показался ему благословенным спасением от мучений.

— И чем же мы теперь займемся? — поинтересовалась Камиль, бросив ломтик хлеба в тостер. — Что еще необходимо сделать, чтобы обеспечить телятам комфорт в их новом доме?

— Сегодня их надо клеймить, — ответил он.

Она вскинула голову.

— Клеймить?!

— Да. Клеймить, вдеть в ухо бирку, сделать прививку и помыть. А завтра я перегоню их через пастбище на другой двор, поближе. Несколько дней буду кормить их только сеном. Самое главное, не тревожить и не нервировать их. А потом, возможно, начну понемногу пасти, чтобы они приучались ходить стадом. Когда привыкнут, поведу на дальнее пастбище.

— Я и не подозревала, что мои ребята станут отнимать у вас столько времени. У вас, наверное, и своих дел немало, — ответила девушка.

Джонно едва сдержал саркастическую остроту относительно ее вчерашнего предложения «плевать в потолок», решив, что не стоит язвить.

— А клеймить их обязательно? — опасливо спросила Камиль.

— Это единственный способ обозначить свое законное право на собственность.

— Понятно... но вы ведь говорили, что их нельзя нервировать. А выжигание клейма — это же так жестоко, — вздохнула она. — Бедный Алонцо!

— Алонцо?

Девушка застенчиво покраснела.

— Неважно. Так — мысли вслух. — Ломтик хлеба выскочил из тостера. Камиль положила его на тарелку. — Надо думать, от такой не знающей настоящей жизни горожанки, как я, вы как раз и ожидали ахов и охов по поводу клеймения бычков.

— Вам не обязательно смотреть на это. — Он был бы просто счастлив, если бы она не присутствовала при этом. — Послушайте, мне кажется, ничего у нас из этого не выйдет. Я имею в виду ваше пребывание здесь. Было бы гораздо лучше, если бы вы все-таки уехали вчера. Может быть, отправитесь домой сегодня?

— Нет, — воскликнула девушка. — Не поймите меня неправильно. Насчет необходимости клеймить их. Я не хотела критиковать. Поверьте, я хочу все попробовать на практике. Мне не нужна рафинированная версия настоящей фермерской жизни. Мне необходимо все потрогать руками.

— Одно могу обещать вам точно: руками вы здесь ничего трогать не будете, — пробурчал Джонно.

— Почему же?

На несколько невыносимо долгих секунд их взгляды пересеклись над обеденным столом. Его слова вдруг приняли совсем другое значение. «Одно могу обещать вам точно: руками вы здесь ничего трогать не будете».

Это, скорее всего, так сказываются на нем последствия безумной бессонной ночи. Он ощутил шок от вернувшихся неприятных мыслей и увидел, что в ее глазах отразилось то же самое. Словно они только что бросились друг другу в объятья и принялись ласкать друг друга.

Проклятье!

Вскочив на ноги, Джонно бросился к раковине и принялся отчаянно мыть чашку под краном.

— Я не могу позволить, чтобы такой неопытный человек, как вы, приближался к скоту, — поспешно объяснил он. — Работа на ферме непроста и тяжела. А временами даже опасна. Я не имею право рисковать вами и вашим здоровьем.

— Но это же мой скот, — парировала Камиль. — И в интересах делах мне необходимо непременно познакомиться с ними. Они должны знать меня.

— Да. А в интересах моей безопасности лучше этого не делать. Я не хочу получить иск от редакции журнала «Между нами, девочками» за урон, нанесенный вашему здоровью. Так что придется поберечь вашу нежную шейку. — Джонно направился к двери. — Так что не спешите, позавтракайте тут, — бросил он, даже не взглянув на нее. — Если уж вам так надо, можете прийти на скотный двор. Но постарайтесь не путаться под ногами.

Несмотря на показную смелость за завтраком, внутри у нее все сжалось от леденящего страха, когда она пошла на скотный двор.

— Стойте тут. И ближе не подходите, — скомандовал Джонно, указав ей на какой-то замысловатый металлический агрегат, очень похожий на современную версию средневекового пыточного приспособления.

— А что это? — удивилась она.

— Это давилка. Мы пользуемся ею, чтобы контролировать скот, когда работаем с ним.

Давилка. Подходящее название. Навевает ассоциации с испанской инквизицией. Что-то вроде дыбы?

Девушка посмотрела налево и увидела ревущее голубое пламя, вырывающееся из газовой горелки. Оно нагревало большое железное клеймо, уже раскалившееся докрасна. У нее внутри все похолодело.

«Не забывай, это все часть реальной жизни. Ты должна увидеть все ее стороны», — подсказывал внутренний голос.

Справа от Камиль Джонно вывел первого бычка по узкому проходу, ограниченному высоким металлическим ограждением с двух сторон.

Несчастные детки. Она бросилась к ним, желая как-то успокоить и пожалеть.

— Не вставайте перед ним. Может лягнуть, — рявкнул молодой человек. — Вы что, не слышали? Я сказал вам оставаться там.

Он оттолкнул ее в сторону и широко раскинул руки. Одной рукой он держался за рычаг, другой — ловко загнал бычка в давилку.

Камиль наблюдала за всем с широко раскрытыми глазами. Джонно надавил на другой рычаг, и в конце открылась дверь. Бедное животное рванулось вперед, чтобы выскочить, но молодой человек снова что-то дернул, и бычок оказался плотно зажат в металлических держателях давилки.

Девушка в ужасе зажала рот рукой, чтобы не вскрикнуть.

— Бедненький. Он так беспомощен.

— Для того и все старания. А теперь давайте-ка, отойдите. Я сделаю нашему малышу инъекцию и вставлю в ухо бирку. — Он взял распылитель в виде пистолета и брызнул какую-то жидкость на круп животного. — Раньше все было гораздо болезненнее для них. А теперь почти незаметный укол — и клещи им не страшны.

Легкими, красивыми движениями тренированного спортсмена он быстро переходил от столика с инструментами к бычку и обратно: взял запечатанный пакет, в котором лежали ампула с вакциной и шприц, и ввел лекарство, потом повернулся к столику и повесил пакет на гвоздь.