Он где-то здесь - Лаврова Ольга. Страница 4

— Да вот нашел — и все!

— Алла Степановна, откуда столь… оригинальная идея?

— Он вчера мне звонил, сказал: «Аля, поздравь, я нашел кучу денег!» Я говорю: «Не выдумывай». А он: «Совершенно серьезно, такую кучу, что и не снилось!» Конечно, ему нельзя было садиться за руль в таком состоянии…

— Он и сумму назвал? («Ну и ну! — думает Знаменский. — Похоронить не успели — прибежала с небылицами!»)

— Сумму — нет. Сейчас, говорит, приеду и сдам деньги в милицию. Вы не верите? Но я клянусь, что Толя звонил! — Это сказано так достоверно, что Пал Палыч на минутку сбит с толку.

— Вы рассказали об этом мужу и сестре?

— Потом, когда узнала про несчастье и подтвердилось про деньги. Я сперва подумала, он дурачится. Толя иногда наговорит с три короба…

— Ясно, — машинально произносит Знаменский в раздумье. — Как восприняла Галина Степановна?

— Разве ей сейчас втолкуешь… Как каменная… И вообще… моя сестра настолько непрактичная, трудно представить!

— Время звонка не заметили? — Пал Палыч приготовился записывать.

— Около четырех.

— А откуда Артамонов звонил?

— Он сказал: «Я из автомата, сейчас еду в город и сразу в милицию». Вероятно, был где-то под Москвой.

— Верно, Алла Степановна, под Москвой. Давайте думать, куда он ездил.

— Чего не знаю…

— Попробуем друг другу помочь. Я бы с удовольствием оформил всю сумму как находку, и с плеч долой. Но надо, как минимум, установить, кто потерял. Понимаете?

— Дда… — неуверенно отзывается Бардина.

— Интересы наши совпадают. Вы ведь пришли с той мыслью, что за находку полагается вознаграждение — четверть суммы?

— Я считаю, справедливо выплатить Гале. Анатолий не виноват, что не успел сдать.

— С доказательствами слабовато. Хотя бы намек, где искать. Калужское шоссе, Алла Степановна. Какое-нибудь предположение, а?

Бардина разводит руками.

— Это плохо. Допустим, я за вами повторю: «Нашел кучу денег». А мне скажут: «Ты видел, чтобы деньги кучами валялись?» Если б Анатолии хоть описал вам: дескать, лежали там-то и там-то, в черном портфеле без ручки и завернуты в полотенце… Не описывал?

Бардина порывается было подтвердить: да, да, описывал! Но вовремя спохватывается и избегает ловушки.

— Ннет…

Теперь перед Пал Палычем сидит Бардин. И тоже припас сюрприз.

— Я не ослышался? Вы отрицаете слова жены?

— Запишем, что мне лично о находке ничего не известно. — Он полугрустно, полусердито крутит головой. — Чудачка! Предупреждал, чтобы не лезла с этой историей. Нет, все-таки!..

— Вынужден спросить, чем вы объясняете подобные показания своей супруги.

Бардин, немного подумав, отвечает:

— Разумеется, не будем превращать ее в лжесвидетельницу. Как-нибудь сформулируем поприличней… вроде того, что гибель Артамонова меня чрезвычайно расстроила — оно так и есть — и потому я мог поддерживать разговор, не вдумываясь в содержание и не отдавая себе отчета… В таком вот духе.

— Извольте, запишу, хотя, если звонок действительно был, я вас не понимаю.

— «Если был». В чем и загвоздка! Не для протокола — для вас: Аля милая наивная женщина. Думает, приду, расскажу по правде — и Галине отвалят куш. Да такой бухгалтер еще не родился, чтобы заплатить! А я, если не верю в результат, то и рукой не пошевелю.

Трещит телефон, Знаменский снимает трубку.

— Да?..

Звонит ему Кибрит:

— Это я, Пал Палыч. Вести с переднего края науки. Внутрь чемодана Артамонов не заглядывал!.. Разумеется, мог знать, но только с чужих слов… Точно, точно, при такой конструкции замки не откроешь и не закроешь, чтобы не оставить отпечатков!

Знаменский кладет трубку и упирается хмурым взглядом в Бардина.

— Когда вы услышали от жены версию с находкой «денежной кучи»?

— Да с первыми рыданиями… До чего злая шутка судьбы! — Бардин напрашивается на сочувствие, но Знаменский холоден.

— Смерть всегда трагична, но порой вокруг начинается недостойная склока. У меня, признаюсь, впечатление, что Алла Степановна не стала бы действовать по собственному почину, вопреки вам. Эти противоречия в показаниях — намеренный расчет.

— Совершенно не в моем характере! — протестующе восклицает Бардин.

— Напротив. Ведь вы вчера с первых слов взяли меня на пушку: сделали вид, что уверены насчет аварии. А вы ни в чем не были уверены, вы ужаснулись, услышав о гибели Артамонова!

Бардин открыл было рот, но Пал Палыч поднимает руку, предупреждая возражения.

— Этап следующий: вы изложили туманный вариант о Климове, «имеющем выход на деньги». Сейчас новый нежданный поворот. Зачем вы с женой морочите мне голову?

Томин звонит в МУР — «накачивает» своих помощников по телефону:

— Судимый? Так-так, годится. А после освобождения?.. О-ой, слушать стыдно! В ваши годы я бегал втрое быстрей! Ладно, что еще?.. Ну попытайтесь, молодцы. А кто смотрит дела с необнаруженными ценностями?.. И когда?.. Шевелитесь, братцы, скорость, скорость! Если что — я в архиве.

Он возвращается к столу, заваленному толстыми следственными делами. Отодвигает том, начинает листать другой, на чем-то задерживается, углубляется в чтение.

— Прямо роман! — бормочет себе под нос. — «Смотри лист дела»… Посмотрим… — прижав локтем страницу, он отыскивает в следующей папке нужное место и снова читает. — Батюшки, и вы здесь, юный Рокотов? Сколько лет, сколько зим… — Томин усмехается, что-то вспоминая. — Ага, вот наконец и Бардин!

Утро. В контору стекаются служащие — среди них и те, что нам уже знакомы; с перешептыванием оглядываются они на Знаменского, стоящего неподалеку от подъезда. Подходит поздороваться с Пал Палычем управляющий, что-то выслушивает и согласно кивает. Наконец появляется тот, кого ждет Знаменский, — Климов, ничем не примечательный человек с лицом, сумрачным то ли от природы, то ли от невеселого сейчас настроения. Он останавливается, когда Знаменский спрашивает его: «Вы Климов?» — и еще больше мрачнеет.

— Наверно, из милиции?

— Да. В прошлый раз я вас не застал.

Климов разговаривает со Знаменским грубовато, отвернувшись в сторону:

— Жил хороший парень, кого трогал? Чем нормально похоронить да пожалеть… на пяти этажах работу побросали. Толкутся, роятся, плетут ахинею. Двадцать тыщ! Завтра до миллиона дойдут! А-а! — Климов в сердцах машет рукой. — Бабка моя, темная, правильно говорила: о покойнике плохо нельзя. А вы на покойника уголовное дело!..

— Отвели немного душу? — спрашивает Знаменский замолчавшего собеседника. — Еще несколько вопросов. Артамонов брал у вас в долг?

— Ну кого это касается? Давно прошедшие времена.

— А говорят, вы ему недавно заем обещали.

— Если двадцать тыщ ищете, то ошиблись карманом! — угрюмо усмехается Климов.

— Дружба между вами слегка пошатнулась? Или тоже пустой слух?

— Ну раньше вдвоем подрабатывали, в новых домах двери обивали. Понятно, общие интересы. Потом Толька откололся, — в голосе Климова проскальзывает нотка то ли обиды, то ли неодобрения.

— Я чувствую, он вас подвел?

— А! — отмахивается Климов.

…Однако обида всплывает, и на месте Знаменского видится ему Артамонов, слышится обрывок разговора:

— Обрыдло на чужие двери жизнь тратить!

— Толька! Мы же целому подъезду обещали сделать до холодов! — возмутился Климов. — С первого этажа задаток взяли — забыл?

— Я понимаю, Сеня, ты извини. Задаток я, конечно, верну, а дальше ты уж как-нибудь один. Я — шабаш! Галке не говори, ладно? Иногда охота бесконтрольный вечерок… — Он глянул на Климова повеселевшими, шальными глазами:

— Понимаешь, жизнь зовет!..

Вопрос Пал Палыча выводит Климова из задумчивости:

— Говорят, Артамонов последние месяцы переменился?

— В чем?

— Вам виднее. Что-нибудь замечали?

Климов старается отвлечься, блуждая взглядом по сторонам.

…Еще одна, более поздняя сценка встает в потревоженной памяти: они оказались рядом у прилавка магазина накануне Восьмого марта. Артамонов покупал духи.