Доктор Чистота (СИ) - Врочек Шимун. Страница 3
Память отсырела в Пещере — и крошилась, как старая размякшая штукатурка. Нет ничего постоянного. Есть только разрушение. Энтропия. Погружение в хаос.
Да, слово «энтропия» она еще помнила. Нина бросила взгляд на стену. Еще одна черточка… или это было вчера⁈
Она попыталась отмотать время мысленно назад, двигаясь по шагам — мелко-мелко. Вот она подходит к стене, царапает… вот идет назад к кровати… Вот садится — ноги колют тысячи булавок. Стон, и она снова ложится. Все болит, все тело.
Тысячи иголок. Она застонала снова.
И вот эта зыбкость памяти, восприятия — то, что вчера еще казалось таким прочным, — заставляла ее чувствовать себя бессильной. «Шторы в доме больного разума всегда задернуты…» Кажется, так писал один из античных философов? «Сенека Младший? Не помню, не помню. Весь мой филологический к чертям». Действительно, зачем похищенной домохозяйке филологический?
Стоп. Она с нарастающей паникой поняла, что ее беспокоит.
«Разве у древних греков были шторы?» Мысль пронзила ее насквозь, как разряд молнии, пробежала дрожью по телу.
Даже в такой мелочи она не может доверять себе. Все нужно проверять.
Она наконец сообразила. Рокот, что она приняла за гул в больной голове, давящий, раздражающий, беспокойный… Это не голова. Это мотор. Двигатель машины на ули… Боже! Она вскочила.
Синюшная нотка в запахе с улицы, которую она уловила раньше, но решила, что ей показалось. Бензиновый выхлоп!
Она бросилась к двери Пещеры. С разгона ударилась в нее, как птица, пытающаяся вырваться на свободу и раз за разом бьющаяся об оконное стекло. Дверь осталась неподвижной — как и много раз до этого. Нина догадывалась, что человек-«Белизна» подпер ее чем-то снаружи.
Она прижалась глазом к крошечной щели. И — увидела. Среди огромных деревьев, среди берез и сосен мелькнуло желтое пятно. Исчезло — и опять показалось вдали. Древние «жигули» советских времен. Где-то там проходит дорога — метров сто, сто пятьдесят? Не так далеко. Невероятно близко! «Они могут меня услышать». Если ветер дует в нужную сторону…
Она закричала.
Она кричала, пока не сорвала голос. Царапала дверь ногтями, рычала, кричала, умоляла, просила, угрожала, билась в дверь всем телом. Вопила, как безумное привидение.
Но все было бесполезно.
«Жигуленок» исчез из поля зрения. Повернул по невидимой дороге и скрылся за стволами деревьев. Несколько секунд Нина еще слышала рокот его двигателя, затем исчез и он.
Нина села на ледяной пол, посмотрела на свои окровавленные пальцы и завыла.
Глава 1
Машина
Грязный пыльный УАЗ-«буханка» вылетел из-за угла и на скорости пронесся по пустынной в ранний час улице.
Радио играло во всю мощь. Грохот рвался из приоткрытого окна. Голос, искаженный плохими динамиками, выводил:
«Ключ поверни и полетели… Нужно вписать в чью-то тетрадь…» Водитель, кажется, хотел выключить радио, но не рискнул оторваться от баранки. Рев динамиков разлетался по улице, тонул в пыльных кронах тополей и отражался от серых стен пятиэтажных домов.
Старик вступил на пешеходную «зебру» и неторопливо пошел, даже медленней, чем ходил обычно. Это был его старый трюк. «Ты будешь беситься, но ждать, пока я ме-е-едленно перехожу дорогу».
Но «буханка» и не думала сбавлять скорость. Она неслась на Зверева — и тот вдруг почувствовал страх. Ноги ослабели, редкие седые волосы на затылке встали дыбом. Словно машина задумала его убить. Обычно добродушная морда «буханки» — с круглыми фарами, словно вечно удивленными — вдруг показалась Звереву зловещей. Раздавить всмятку — вот что машина хочет. Страшным ударом подбросить изуродованное тело над мостовой, так, что очки улетят в одну сторону, крутясь и сверкая в лучах утреннего солнца… А тело полетит в другую. Не тело — мешок с костями… Зверев взмок, ускоряя шаги, и успел мысленно умереть, пока машина приближалась… Ближе. Ближе… О боже!
В последнюю секунду он успел выскочить из-под колес. Эххх. Его чуть не сбило воздушной волной, развернуло и дернуло. Старик с трудом удержался на ногах. Палка заскрипела, когда он налег на нее всем весом.
— Урод! — запоздало закричал Зверев. — Скотина! Напьются пьяные и ездят! Дебил!
Он хотел погрозить вслед тростью, но боялся не удержаться на ногах. Суставы таза яростно ныли.
Он открыл рот, закрыл. Пожевал пластиковыми челюстями. Прошло уже полгода, как их поставили в бесплатной клинике, за государственный счет, а они все еще натирали десны до крови.
Он пожевал челюстями — назло.
«С нашим государством ты вечно будешь чувствовать привкус крови во рту», — желчно подумал он.
— Дебилы! — крикнул он, уже без злости. Все-таки погрозил палкой.
И вдруг замер. Он увидел, как вдалеке «буханка» затормозила и начала разворачиваться. Зверева окатило холодом. Он повернулся и быстро заковылял обратно через переход. Домой, домой.
«Везде психи. Просто везде».
* * *
«Чуть не сбил», — отстраненно подумал Денис. Мысль не пробилась сквозь усталость, окутавшую его, а ударилась в нее и заскользила по поверхности, точно по льду. «Ну и черт с ним» — следующая мысль тоже была отдаленная и равнодушная. Когда темная фигурка появилась на дороге, измученный мозг не среагировал, чтобы дать телу сигнал о торможении.
«Я сейчас усну». Он вскинулся в последний момент, открыл глаза. Улицу начало клонить влево… Стоп!
Он нажал на тормоз, останавливая машину, чувствуя, как темнеет в глазах. Так, спокойно. Никакой паники. Он вдохнул глубоко, задержал дыхание — и выдохнул, медленно и плавно. Если делать это упражнение достаточно долго, организм перестанет думать, что умирает. Теоретически.
Он повернулся и заглянул назад, в салон. Вокруг ревело и грохотало, как в чудовищной жестяной банке.
— Аня, ты как? — спросил он. Потом сообразил и выключил магнитолу. Стало тихо — и жутко. Оказывается, весь этот грохот и рев помогал ему не думать, не вспоминать, отодвигал страх и боль в другую реальность.
— Аня?
— Н-ни…
Аня дышала быстро и поверхностно — и это тоже было неправильно. Возможно, повреждение легкого, пневмоторакс… или как его там? Или шок.
— Что? — спросил он. — Тебе что-то надо? Скажи, Аня!
— Н-ничего, — она говорила едва слышно, словно шелестящий на последнем издыхании вентилятор. — П-по… еали… — Аня устало прикрыла веки.
«Она уже почти не может говорить».
Денис увидел, какая Аня бледная. Смертельно бледная. По-хорошему ей надо как можно быстрее в больницу. Он покачал головой. Навигатор не работает, телефоны потеряны или разряжены, а он знает только путь до «ментовки».
Глаза закрывались. Денис боялся, что в один прекрасный момент просто заснет за рулем от усталости и перенесенного стресса («давайте, дамы и господа, сделаем ЭТО!») и врежется в ограждение или припаркованную машину. И конец.
«Не худший вариант», — подумал Денис. Все так же, из другой галактики. Не худший точно.
И тогда точно все закончится.
Он разозлился на себя, прикусил губу — рот наполнился железистым вкусом крови.
Он посмотрел на свою руку, замотанную грязной тряпкой. Сквозь нее проступала кровь, уже подсохшая. Рука лежала на руле, на черной гладкой баранке. Кажется, рука теперь неправильной формы. И это навсегда.
«Я ненавижу всех». Он выжал сцепление, потянулся к рычагу коробки передач. С хрустом, враскачку, вогнал вторую скорость. Боль в изуродованной руке разгоняла туман перед глазами. «Нет времени на раскачку… ха-ха». Чуть добавил газа — двигатель взрыкнул. Денис медленно отпустил сцепление.
«Буханка» дернулась, нехотя переварила вторую скорость — и поехала.
«Ненавижу всех…»
И себя, подумал Денис, продолжая вести машину. «Больше всего я ненавижу самого себя». Трус.
«Хотя, возможно, мне давно стоило бы понять, какая я сволочь и мелкий жалкий мудак… и принять себя. Как во всех этих модных психологических системах. Прими себя какой ты есть, мудила».