Доктор Чистота (СИ) - Врочек Шимун. Страница 58
— Он придет за тобой, — сказала Юрьевна спокойно и насмешливо. — И скорее всего, за твоим отцом тоже. Это не новость.
— Но…
— И это прекрасно.
Пауза. Лицо Дениса побледнело.
— Что-о⁈
Глава 22
Судьба оператора
Спустя две недели.
Бар в старой части города.
Мягкий ритм кул-джаза, «холодного» джаза, стучал в висках, отдавался в сердце. В отличие от современной музыки, которую надо чувствовать пятками, джаз всегда звучит где-то внутри, в глубине тебя. Словно резонирует душа. Сергеич поднял стакан, посмотрел сквозь него на свет.
Кажется, это уже шестой бокал? Или седьмой? Он сбился со счета.
Мир окрашивался в теплые тона шотландского виски. Скотч. Самый дешевый. Можно было, конечно, взять в алкомаркете бутылку Teacher’s или даже Bells — не так он страшен, пивали и хуже — и отправиться домой. Это гораздо бюджетней, чем в баре. Гораздо. Но там нет этого сбитого ритма, замирания сердца, этой атмосферы, этой пронизанной светом полутьмы, этого мягкого абриса предметов и людей, словно ты видишь все через хороший антикварный объектив. Cookie’s eye. Словно ты в старом голливудском фильме и вокруг твои друзья. Какая-то вечеринка 50-х, и все тебе рады. Феллини? Антониони? Да нет, Антониони все же более холодный… И еще бокал виски.
А дома ты в любом случае окажешься наедине с собой. Кому это надо? Кому…
Сергеич поморщился. «Не мне, явно». Снова взял стакан и настроился на звучание музыки. Вот-вот… Он поймал ритм и вбросил виски в себя одним комком. Виски был теплым, дымным, торфяным — и родным.
Немного резковат. Шотландцы не портят виски льдом. «И я их понимаю».
Сергеич сидел за дальним столиком, на своем обычном месте в углу. Отсюда ему была видна барная стойка и, черт побери, телевизор над ней. Вот уж без телевизора он бы сейчас легко обошелся! Сергеич выбрал из тарелки и съел последние орешки.
И вдруг он увидел ее… и даже на мгновение протрезвел. На экране мелькнула Анфиса, «золотце». Причем эти кадры явно сняты его, Сергеича, рукой…
Сергеич напряг слух, но ничего не расслышал. Живая группа джазменов ушла на перерыв, и он внезапно сообразил, что по телевизору идет большая передача, посвященная делу Доктора Чистоты. Громкое дело.
Сергеич подосадовал. Чтобы слышать звук, он встал и стал пробираться к стойке, лавируя между людей. По случаю пятницы народу в баре было многовато. Сергеич добрался и поставил стакан на стойку. Тук.
Молодой бармен в бархатной жилетке обернулся.
— Сделай погромче, — попросил Сергеич. Бармен перестал вытирать стакан, поднял брови. Молодой, виски выбриты асимметрично, полосками. Челка, борода. И маленький пучок на затылке. «Пидорский», — желчно подумал Сергеич.
«Странно, у этих молодых даже мимика другая, — подумал он. — Более… западная. Мимика с акцентом».
— Хочешь смотреть новости — пиздуй домой, алкаш, — ответил бармен.
— Чего⁈ — он вскинул голову.
Сергеич в молодости был резким. И до сих пор мог «дать в табло».
— Я говорю, — терпеливо повторил бармен, — хотите смотреть новости, сядьте поближе к стойке.
«Показалось, — подумал Сергеич. — Надо же… допился».
Он сел за стойку. По нижнему краю экрана поплыли субтитры. Диктор что-то говорил, появлялись кадры полицейской хроники. И Сергеича внезапно дернуло изнутри — это мои кадры. Мои планы. Это моя рука.
Горечь разлилась внутри. Затопила Сергеича изнутри, словно пробитый «Титаник» ледяной водой. И спасутся не все.
— Анфиса, — сказал Сергеич. — Вот… с-су…
Смена кадра. Теперь снимал кто-то другой.
Красотка Анфиса брала интервью у того парня. «Боксер», — вспомнил Сергеич. Он снова увидел то утро: жара, вой сирены «скорой», капли крови на асфальте. И коротко стриженный парень проходит мимо… С его забинтованной руки капает кровь… У дороги припаркована древняя ржавая «буханка» с умирающей девушкой внутри…
«Почему он не взял девушку на руки? — подумал Сергеич. — Почему не взял и не понес ее в полицию⁈ Ну же, сучка, спроси его об этом!»
Он отпил из стакана. Виски обжег небо. Сергеич снова вспомнил момент, когда он бежал к «буханке», закинув тяжеленную камеру на плечо — и словно воля судьбы вела его. И тогда ему казалось — вот он, тот самый момент удачи. После которого все изменится к лучшему. Сергеич выругался.
Парень выглядел получше, чем в то утро, но все равно — худой, с запавшими глазами, с жесткой упрямой складкой губ. Лоб разрезан вертикальными морщинами.
— … вы считаете, что без помощи этого полицейского? — говорила Анфиса. Сергеич читал субтитры.
Парень кивнул.
— Я бы тоже был мертвым, все верно. Свечников дал нам шанс — ценой собственной жизни.
— А что насчет маньяка? Доктор Чистота… кажется, до сих пор неизвестно, кому принадлежит последнее тело…
— Он мертв, — сказал парень быстро. Посмотрел прямо в камеру. — Я в этом уверен. Думаю, мы убили его.
Вот это номер, подумал Сергеич. Он действительно это сказал. «Это же теперь будут цитировать по всем каналам и в интернете!»
ДУМАЮ, МЫ УБИЛИ ЕГО.
А снято так себе. «На месте этого оператора должен был быть я. Снимать все это». Сергеич почувствовал изжогу.
Вместо этого завтра Сергеичу предстояло с утра на самолет — и в тайгу на месяц. Командировка. Комары и мошка, запах репеллента, холодное северное солнце. Да нет, ерунда. Солнце на севере летом как раз палит.
Вопрос: что чувствует обоссанный придорожный столб?
Ответ: ты знаешь.
Сергеич сглотнул. К горлу подступили слезы. Черт, только не опять. Плачущий от жалости к себе пожилой мужик (когда я успел стать пожилым⁈) — что может быть противней?
«А такое уже было. Ты помнишь», — сказал он себе.
ДУМАЮ, МЫ УБИЛИ ЕГО.
Не самые приятные воспоминания.
Он снова увидел: кранк! Анфиса давит на ручку всем весом. И вдруг — открывается дверь машины, темно-зеленого цвета. На грубо окрашенных черной краской порогах проступает ржавчина. И это хорошо смотрится в кадре, четкая фактура…
На полу лежит девушка.
Сергеич поднял взгляд. И вздрогнул от болезненного чувства дежа вю.
И вот пошли те самые кадры, что он тогда снял. Удивительное совпадение мыслей и реальности… Сергеич смотрел на отснятое им, как посторонний, отрешенно — и эти кадры со стороны были по-настоящему хороши. Вот здесь он чуть промедлил, но это ничего… А дальше снова хорошо. Может, это лучшее, что он снял за всю свою жизнь.
Великолепная работа. Почему они-то этого не видят⁈
— Это настоящее искусство, — произнес чей-то голос. — Вот это, на экране. Потрясающе. Могу я присесть?
Сергеич вздрогнул. Поднял взгляд. Перед ним стоял хорошо одетый незнакомец — клетчатый костюм-тройка, лазоревый шелковый платок вместо галстука, платиново выбеленные волосы в короткой стрижке. Толстая дужка модных роговых очков. Глаза незнакомца казались огромными за стеклами. Вернее, один глаз — золотисто-серый. Правый был спрятан под бинтовой повязкой. «Бедняга», — подумал Сергеич.
Хотя Сергеичу показалось, что носит очки незнакомец только для имиджа. Диоптирии там если и были, то совсем слабые.
И еще эти синяки и шрамы. Ожог на щеке, кожа еще розоватая. «Он что, в аварии побывал?» От незнакомца шел какой-то слабый химический запах. Или от стойки так пахнет? Наверняка ведь ее моют чем-то едким…
Похоже, незнакомцу было сложно стоять. Он чуть припадал на один бок. Сергеич жестом показал: садись. Незнакомец неловко вскарабкался на высокий стул.
Сергеич принужденно засмеялся:
— Разве это искусство?
«Эта сучка… эта…» Он даже мысленно не мог договорить. После того репортажа, после кадров, которые прокрутили несколько каналов, Анфиса стала известной. И ушла на повышение. Ее пригласил второй канал. Ушла без него, Сергеича.
Столб, подумал он в сердцах. Чертов придорожный столб, вот кто ты.