Схватка - Калинин Даниил Сергеевич. Страница 3

И тогда князь волынский струсил, позволив свершиться в тот черный день очередной подлости и бесчестью.

…Уже много позже Даниил Романович узнал, что суматошное бегство половцев сквозь ряды пытающихся пропустить их северян смешало порядки черниговского и курского полков. И что наседающие им на плечи татары с ходу ударили по русичам, не дав выстроить «стены щитов». Ополченцы городских полков и боярских дружин приняли страшный бой в рассеянном строю – и были разбиты.

Однако многие из них бежали – бежали к ладьям на Днепровском берегу. И черниговские, и смоленские ратники, преследуемые на Залозном шляхте татарами. Под прикрытием бросившихся наперерез поганым конных дружин Смоленска и Чернигова, пешцы уже в степи построились «ежами», окружив себя «стеной щитов» и копьями. Медленно побрели они к вожделенному берегу, поминутно теряя соратников и родичей от частых и метких монгольских срезней. Множество раз наскакивали на орусутов поганые, пробуя на прочность стену русских щитов. И каждый раз откатывались с потерями.

Но когда добрели вои до берега, многоголосный стон горя исторгли их уста! Ибо нашли они свои ладьи порубленными, подтопленными – и такое близкое спасение, как многим из них казалось, обернулось очередным страшным испытанием. Воям предстоял пеший путь до самой границы русских княжеств, десятки верст под палящим солнцем – и татарами за спиной!

Стоит ли говорить, что вернулась домой лишь жалкая горстка черниговских и смоленских воев? И ведь с тех пор доселе крепкое Смоленское княжество стало уступать воинственным литвинам, не имея сил сдерживать натиск разоряющих порубежье разбойников.

Никогда уже более оно не восстановит прежней ратной силы…

Схожая участь постигла и Киевское княжество. Князь Мстислав Романович Старый собрал весьма мощную рать в семь тысяч воев. И в отличие от прочих князей он не пренебрег поражениями ясов и половцев, да смутными, но страшными слухами из далекого Хорезма о новом могучем враге. Также не купился Старый на относительно легкие победы над передовыми отрядами татар – а потому и не пытался искать победы в открытом поле. Еще перед битвой он поднял дружину и ополчение на каменистый кряж, возвышающийся над рекой, окружив свой лагерь стеной из телег.

А где было возможно – приказал ставить и надолбы.

На глазах киевлян татары последовательно разбили половцев, галицкую и волынскую рати, смяли, сокрушили черниговские и смоленские полки. Прийти на помощь соратникам Мстислав Романович не захотел – а может быть, просто и не успел, не смог…

Но оставшись в одиночестве, киевляне три дня продержались под натиском татар. Густые обстрелы лубчитен они пережидали, спрятавшись под телегами или прикрывшись щитами. А после – отчаянно отбивали штурмы спешившихся степняков, остервенело рубя их секирами на длинных рукоятях и сбрасывая поганых со стен гуляй-города ударами палиц и копий. Татар, пытающихся поджечь телеги, разили сулицы, метко и ловко метаемые русичами, и стрелы отроков младшей дружины да черных клобуков.

Однако какую же страшную муку испытывали киевляне, глядя на воды влекущей их Калки – такие близкие, но такие недосягаемые…

Поняв, что победить силой не выходит, Субэдэй пошел на хитрость: он отправил к Мстиславу Романовичу воеводу бродников Плоскиню, пообещав ему, что если русичи сдадут оружие, то татары не прольют и капли их крови. Плоскине, присоединившемуся к агарянам со своими бродниками, еще когда те сражались с половцами, пришлось выполнять требование нойона – но он не лукавил, целуя крест на том обещании, что дал ему хитрый монгол.

Субэдэй не обманул – сложивших оружие киевлян не рубили, а начали давить, пируя на их спинах! И именно в момент расправы над киевлянами к Калке подошел отряд богатыря Александра Поповича, в числе дружинников которого были и его щитоносец Тороп, и рязанский богатырь Добрыня Золотой Пояс, и славный Еким Иванович, и прочие рязанские да владимирские ратники… Числом их было всего семь десятков витязей.

И все семьдесят смело ударили по татарам, не ожидающим появления врага и беснующимся над безоружными русичами. Стрелой вонзился богатырский клин в самую тьму ворогов, и едва ли не прорвался до ставки темников. Но теряя ратников с каждой пядью пройденной ими земли, все до единого богатыри пали в схватке с тургаудами…

Киевское княжество, потеряв большую часть своих ратников, так и не возродило былую мощь, повторив сим судьбу Смоленска.

Глава 2

Субэдэй повел заметно поредевшие после Калки тумены в земли Черниговского княжества, откуда ему пришлось спешно уходить: с северо-востока к стольному граду княжества подошло сильное владимирское войско (включая рязанскую дружину). К сбору ратей юго-западных княжеств владимирские вои не успели – на свое счастье! И счастье жителей Чернигова. Татары не решились еще на одну большую сечу – а вскоре и вовсе были разбиты булгарами в Бараньей битве. Но то уже совсем другой сказ…

Даниил же Романович, в душе сильно корящий себя за собственное малодушие, трусость и подлость, с тех пор сильно ожесточился, огрубел сердцем в борьбе с голосом совести в своей душе. И ему удалось его победить – не иначе как позабыв про жалость и сожаления…

Но с тестем с тех пор у него не было мира. Пусть не сразу, но после катастрофы на Калке Даниил Волынский и Мстислав Удатный начали вражду, длившуюся едва ли не до самой смерти Удатного. Под конец же своей жизни последний принял схизму в попытке замолить многочисленные грехи – и оправдаться за десятки тысяч сгинувших по его вине русичей у урочища Липицы да на Калке, да в прочих междоусобных войнах…

То, что Русь заметно ослабела к появлению Батыя у своих границ, во многом заслуга именно тщеславного и необычайно гордого Удатного.

…Все эти воспоминания промелькнули перед глазами Даниила Волынского после того, как он услышал предложение Михаила Черниговского, переданного галицким боярином Гордеем:

– Помоги мне в борьбе с сынами Всеволода Большое Гнездо – и я отдам тебе Галич. А татары помогут нам в сече!

При упоминании о татарах, воскресившем в памяти Даниила Романовича кошмарные картины разгрома на Калке, князь едва сдержался, чтобы не дать гневной отповеди боярину. Но, во-первых, Гордей Твердиславич был одним из немногих, кто пытался поддержать Даниила три лета тому назад. В те черные дни, когда прочие галицкие бояре после разгрома князя под Торческом изгнали его из града, переметнувшись под руку Михаила Всеволодовича – бывшего врага, предлагающего ныне союз. А во-вторых, Даниил считал Галич своей родовой вотчиной и страстно желал собрать воедино Галицко-Волынское княжество. И ведь пятью годами ранее он сумел разбить венгров и освободить заветный град, возродив могучее княжество, созданное еще отцом…

Эх, если бы могучий отец остался жив, если бы не начал пустой вражды с ляхами, из-за которой так глупо и внезапно погиб… Кто знает – быть может, сегодня старший сын Романа Мстиславича не о подачках вчерашнего врага размышлял, а привычно примерял на голову венец ромейского базилевса.

Сын порфиророжденной принцессы Анны и внук императора Исаака II Ангела, Даниил ведь имел законное право на Цареградский престол. А отцу, основавшему самое могучее в западной Руси княжество, силой забравшего Киев, много раз громившего половцев, в том числе и во Фракии (помогая ромеям), наверняка хватило бы верных воев сокрушить безбожников-латинян и поднять над Святой Софией православный крест.

Особенно после того, как франкские рыцари-крестоносцы потерпели жестокое поражение от болгарского царя Калояна.

Несбыточные мечты…

– Михаил, что же, из ума выжил? Или князю Черниговскому память отшибло, что Калку позабыл? Звать на помощь татар… Все равно, что лису прямо в курятник впустить!

Гордей, рослый и еще крепкий муж, хоть и заметно потучневший за последние годы, и сам неплохо помнил Калку – ибо был со своими воями подле Даниила в той страшной сече. Но сейчас он только хитро сощурил зеленые кошачьи глаза, да улыбнулся в рыжую бороду: