Имя мое — память - Брешерс Энн. Страница 49

Амита почесала руку. У нее были тонкие, проступающие, как у птицы, кости.

— Он давно уже копит силу. Ты вот не встречаешься со своей девушкой, а он ее разыскивает.

Дэниел почувствовал, как у него болезненно сжалось горло.

— Он разыскивает Софию?

Амита с хрустом разгрызла семечко и стала выковыривать шелуху из зубов.

— Отыскав ее, он найдет тебя.

— Что ты имеешь в виду?

Она задумалась.

— Вероятно, он уже ее нашел.

Дэниел встал и принялся шагать по крыше. Он чувствовал тяжесть в желудке из-за ужасного ужина с сюрпризом.

— Как такое возможно? Он ведь не умеет распознавать души. Ты сама утверждала. Разве не помнишь?

Она приблизилась к нему и проговорила:

— Очевидно, у него есть помощник.

— Как? Кто? Что ты имеешь в виду?

Снова и снова повторяя одни и те же слова, Дэниел чувствовал себя идиотом. К тому же он знал, что Бен никогда не ответит на подобные вопросы.

— Откуда ты это узнала? — воскликнул он.

Амита пожала плечами, но, заметив его состояние, произнесла:

— Я вспомнила.

Он напряженно всматривался в нее.

— Но этого пока не случилось?

— Нет.

— Я читала Пруста, — объявила она, когда он помогал ей прибраться в кухне.

Амита больше не хотела говорить об Иоакиме или Софии, и Дэниелу пришлось смириться. Он знал повадки Бена. Тот сообщал столько, сколько человек мог переварить, и не более.

— Это правда? — растерянно спросил он.

— Да. У нас в конце улицы есть хорошая библиотека.

— Разве ты не читала его раньше?

— Вероятно. — Амита рассмеялась легкомысленно, если учесть, что жила она вечно. — Мне он нравится.

Дэниел кивнул, протирая стол.

— Что с ним стало?

— Ты имеешь в виду Пруста?

— Да. У него была память?

Если Дэниел ловил Бена на интересующей его теме, которая не относилась к делу, то часть информации могла потеряться.

Амита покачала головой, и ее маленькие золотые серьги задрожали.

— Ни капли. Он теперь домохозяйка в Кентукки. Весьма умелый игрок в бридж.

— Ни капли?

— Да. А Джойс, знаешь, исчез.

— Как?

— Он прожил лишь одну жизнь. Но прожил очень ярко.

— У него не было памяти.

— Да. И у Фрейда тоже. Ты знал?

— Даже не догадывался, — признался Дэниел.

— Но у Юнга определенно была, — оживленно произнесла Амита. — И также у его матери.

— Правда?

— Конечно.

— А у этого… опасного друга есть память?

Она пожала плечами, но глаза ее засияли.

— Понимаешь, он — это не мы.

Амита хотела, чтобы Дэниел остался на ночь. Она предложила лечь вместе, торжественно пообещав, что не прикоснется к нему. То, как она подняла брови, заставило Дэниела рассмеяться. Но он отказался. Ему пора было домой.

Обнимая его, Амита вздохнула.

— Ты любишь свою память, а следует любить свою девушку, — сказала она на прощание. — Помнишь то, что потеряно, и забываешь о том, что у тебя перед глазами.

— Если я выброшу все из головы, кто, кроме меня, будет вспоминать? — возразил он. — И все исчезнет.

— Оно и так исчезло.

Шарлоттесвилл, Виргиния, 2009 год

Дэниел стоял перед зданием Кэмпбелл-Холла. Глядя на освещенные огнями окна, он размышлял, за каким из них сидит она. За последние десять дней он три раза приезжал в Шарлоттесвилл и ни разу ее не видел, тем не менее на душе у него было спокойно. Она окончила колледж. Она могла бы выбрать любое место в большом мире, однако вернулась сюда. У него был адрес ее квартиры на Оук-стрит, но он туда не ходил.

Чтобы разузнать о ней, Дэниел прибегнул к нехитрым уловкам. Познакомился с охранником, дежурившим на входе в архитектурные мастерские. Однажды он разговорился с выпускницей колледжа Розой, которая была знакома с Люси и, похоже, проводила в мастерской все свое время. Дэниел намекнул, что они с Люси друзья, чувствуя себя немного виноватым. Ему претило что-то вынюхивать или вмешиваться в ее жизнь, но со времени приезда из Индии его тревоги усилились. Он не собирается ее беспокоить. Он просто удостоверится, что все в порядке.

Дэниел слонялся у входа, пока не увидел Розу, возвращавшуюся с ужина.

— Привет, как дела? — спросил он.

— Хорошо. Ждешь Люси?

— Да, мы собирались пойти на ужин, — солгал он. — Ты не видела ее?

— Нет, — ответила Роза. — Она бывала здесь каждый вечер до полуночи, но в последние несколько вечеров отсутствовала. — На лице ее появилось заговорщицкое выражение. — В мастерской ходят слухи, что у Люси появился бойфренд.

Дэниел не ожидал от Розы подобной бессердечности.

— Правда? — беспечно произнес он.

— Уходя в среду вечером, Люси принарядилась. Мы не привыкли, чтобы она носила туфли на каблуках или пользовалась косметикой. Она произвела на всех большое впечатление.

Дэниел поймал себя на том, что ненавидит Розу.

— Ладно. Рад за нее. Я об этом не слышал. — У него на лице застыло смущенно-фальшивое выражение, и ему оставалось лишь пытаться сохранить его. — Наверное, я забыл оставить ей сообщение об ужине, — запинаясь, добавил он.

Он представил Розу информантом штази в прошлой жизни.

Итак, Люси вдруг превратилась в девушку, у которой есть бойфренд. Какое тупое слово. Дэниел попытался вспомнить, когда оно возникло в истории языка. Он никогда не будет ее бойфрендом. «Ты станешь тем, кем она захочет тебя увидеть», — шепнул внутренний голос.

Удаляясь от Кэмбелл-Холла, Дэниел чувствовал себя инфантильным и ревнивым, но не испытывал тревоги. Во всем этом не было ничего плохого. Люси принарядилась и пошла на свидание со своим бойфрендом. Он не видел здесь следов Иоакима. Конечно, Дэниела угнетала новость, что у Люси есть бойфренд, но он был уверен, что Иоаким не сможет таким путем подобраться к ней. Присутствие Иоакима насторожило бы Люси.

Он сел в машину и двинулся на север, в сторону Фэрфакса. Дэниел ехал по дорогам, которые изучил подростком в восьмидесятые годы. Мать часто позволяла ему ездить на своей красной «Тойоте», и он пересекал вечером реку Потомак, чтобы посмотреть на мемориалы Линкольна и Джефферсона, светящиеся на фоне темного неба. Отец не одобрял этого, но мать почти всегда разрешала.

Он приближался к старому дому с болью в сердце. На самом деле он не собирался доехать до дома и остановиться, но вот оказался здесь. Дэниел не был тут двадцать два года.

Если бы он мог покинуть этот мир в одиночку, то, вероятно, сейчас жил бы где-то по соседству. Мог бы видеть Молли, своего отца и братьев. Женился бы и, используя во благо свой огромный опыт, нашел бы себе хорошую работу. Подобно своим родителям, стал бы учителем. Преподавал бы историю. Или просто стриг бы лужайку перед домом, выдергивал сорняки и старался забыть обо всем, кроме игр по воскресеньям. Иногда Дэниел думал, что ключ к счастью — плохая память.

Его прежним родителям должно быть около семидесяти, если предположить, что они еще живы. Живут ли они здесь? Увидев переднее крыльцо, он украдкой взглянул на цветы. Даже в темноте он догадался, что это георгины, и это был ответ на его вопрос.

В кухне горел свет, а в комнате наверху светился экран телевизора. Он мог представить дом, словно он был его домом. И когда-то так и было. Почему же дом больше не принадлежит ему? Почему он сам не принадлежит дому? Потому что он его предал. Он заботился лишь о себе.

Дэниел вспомнил о своих братьях, трех мальчиках Робинсон, одетых для посещения церкви. Мать с неизменными леденцами, наклейками и раскрасками, которые помогали ей утихомирить сыновей. А Дэниелу не нужны были эти штуки. Он постоянно искал Софию. Задевало ли это тогда чувства матери?

Наверное, она понимала, что он никогда по-настоящему ей не принадлежал, и огорчалась. По вечерам мать сидела на его кровати, стараясь разговорить его, думая, что сможет приблизиться к тайне, которую он скрывал от нее. Она любила его настолько, насколько он позволял. Больше, чем он позволял, — ведь невозможно все держать под контролем.