Начальник Америки (СИ) - Фомичев Сергей. Страница 27

Недалеко от заводской арки, чуть в стороне от особняка я увидел вкопанный в землю столб, а рядом прикованного к нему человека. Кандальник выглядел стариком и находился на последней стадии изнеможения. Он сидел в грязной луже, прислонив спину к столбу, и едва шевелился от слабости. Табличку с указанием вины, понятно, никто не позаботился поставить. Обитатели завода наверняка это знали и так.

Дворецкий (а быть может простой слуга в ливрее) встретил меня у подъезда с большим подозрением. Слишком уж невзрачно я выглядел. Мокрый, пришедший пешком, даже не на двуколке. Не на двуколке, зато в треуголке и сюртуке.

— Не узнал? — спросил я слугу.

— Прошения просим, — ответил тот на всякий случай.

— Передай господам Баташевым, что Иван Емонтаев пришел поговорить по важному делу.

На моё счастье старший из братьев опять отсутствовал. Уехал в Петербург, как сообщил не слишком разговорчивый слуга. Тем не менее в этот раз встреча оказалась не столь радушной, как прежде. Никакого чая и плюшек. Меня провели в кабинет, где за массивным письменным столом восседал младший Баташёв. Бумаг перед ним было не особенно много, но промышленник выглядел серьезным, даже, пожалуй, встревоженным.

Он не стал предлагать обсохнуть где-нибудь у камина, даже сесть не предложил. Но я подцепив ближайший стул, без спроса поставил его ближе к столу и нагло уселся.

— Вот ведь какое дело, Иван Родионович, мне нужны пушки, — сказал я, опустив фальшивые приветствия и ненужные предисловия.

— Пушки? — удивился Иван.

Даже озабоченность с его лица сразу же стёрлась.

— Именно. Мне нужны пушки. Большие, малые, гаубицы, фальконеты. Нет! — я поднял ладонь. — Ничего такого! Никакой крамолы, воровства. Я их ставлю на корабли, в острожки наши, чтобы отбиваться от диких. В тех краях слишком опасно ходить безоружным.

— Не велено пушки-то абы кому продавать, — напомнил Иван.

Но перо отложил и чернильницу захлопнул. Значит интерес имеет не малый. Не зря пристань пуста, не шибко дело идёт.

— Знаю, что не велено. Но у меня есть разрешение.

С этими словами я положил на стол стопку серебряных монет.

— Казна-то тебе не скоро ещё платить будет, — пояснил я. — А ты можешь весь товар как чугунный балласт заявить или как лом. А то и вовсе ничего не заявлять. Кто тут у тебя считать будет?

— У меня никто не будет, — Иван кивнул на окно. — Вон один голос подал, третий день у столба сидит.

— Ну так, в чём дело?

— А если тебя поймают?

— Меня? — я рассмеялся. — Еще такой ловец не родился, что меня словит.

— Дорога не близкая до Сибири-то. На телегах год до моря Камчатского пушки тащить будешь, не меньше. А то и два.

— На почтовых отправлю.

— Ишь ты, на почтовых. А подорожная?

— Справлю и подорожную.

— Прохор! Чаю принеси! И к столу что-нибудь.

Ну вот, другое дело. Вскоре появился самовар, плюшки, пирожки с ливером. Бумаги были отложены. Серебро осторожно сдвинуто в сторону. И разговор совсем другой пошёл.

Через час мы ударили по рукам и я, пользуясь хорошим расположением духа, вновь закинул удочку на предмет специалиста по рудам. На это раз я предложил взять мастера в аренду. Пообещал, что сам доставлю его на край света и обратно верну лет через десять. А за услугу готов был отдать братьям долю со всех его приисканий.

С тем же успехом я мог впаривать им карту острова Сокровищ. Что старший, что младший Баташёвы строго блюли собственный интерес, но верили только лишь в то, что могли пощупать руками, или хотя бы увидеть. Тут в выксунских болотах от любого рудознатца польза, пусть и небольшая, но выходила, а до края Земли братьям было не дотянуться, а значит, пусть хоть и чистое железо там в недрах лежит, Баташёвых оно не интересовало.

— А этот старик у столба? — спросил я. — Помрёт ведь не сегодня, так завтра. Какой вам с него прок?

— А этот, — Иван презрительно махнул рукой. — Он из вечноотданных. Бывших государевых людей. Брыкается аки конь дикий. А толку с него чуть. У Демидовых, говорили, золотишко из кварцевой жилы ковырял, а здесь у нас другая история.

При этих словах у меня словно металлоискатель в ушах запищал. Я сразу вспомнил о так и не состоявшихся планах по добыче золота и разумеется навострил ушки. Но про золото Иван не сказал больше ни слова. Не водилось здесь оно, так и говорить не о чем.

— А железо, дурак, плохо ведает, — продолжил хозяин. — Одну дудку по его знаку отрыли, другую — везде руда бедная, глина одна. С домной или молотом работать дыханием не вышел. Никчёма человечек. Но спеси, что у барона немецкого. Не любит хозяйскую руку. Так пусть у столба поскулит. А как околеет, другим уроком послужит. И то польза.

— Так отдай мне этого никчёму спесивого, — предложил я. — Мне хоть и такой сгодится. А я взамен соболями отдарю. В соболях-то я толк имею.

— А бери так, — неожиданно засмеялся Иван. — Вот уж такая услуга немногого стоит. Но за пушечки монетой заплатишь по верхнему краю.

Много возни оказалось с доставкой орудий до пристани. Телеги вязли в жиже, а пригнать много народу на тайное дело Иван не рискнул. Братья держали людей в чёрном теле, но кто его знает? Пушки — дело серьезное. Скажет кто «слово и дело», в самом Нерчинске придется горную карьеру продолжать. Продвигались медленно, так что даже едва стоящий на ногах Страхов — так звали подаренного мне никчёму — успевал за повозками.

Большую лодку, груженную пушками я спустил до небольшой песчаной косы, где временно высадил Страхова. Бежать ему было некуда, да и силы переплыть реку вряд ли остались. Я быстро перегнал груз в Викторию, а потом на небольшой лодочке вернулся за Страховым и уже своим ходом мы сплавились за пару дней до Нижнего.

По пути поговорили. Он действительно оказался если не стариком, то по меркам восемнадцатого века пожилым дядькой. И действительно разбирался в добыче золота. Правда россыпей Страхов в глаза не видел. Там, где он служил на Урале, добывали этот металл из кварцевой руды, которую сперва перемалывали до состояния песка. Но зато этот песок потом всё равно промывали тем же способом, что и природный. Так что я собирался использовать его опыт по максимуму.

— Вот, Копыто, — сказал я старому знакомцу, что поселился в доме помершего купца Брагина. — Это Страхов, рудознатец. Мне он чрезвычайно нужен в Охотске. Живой и здоровый. И нужен как можно быстрее. Сможешь его подкормить подлечить, документом снабдить, да по эстафете отправить?

— Садись, Страхов, выпей, — сказал Копыто гостю и повернулся ко мне. — Сделаем, не беспокойся.

Через каких-то три месяца (по стандартному времени) после первого посещения Гавайских островов, я уже наблюдал за суетой на мысе у входа в Перл-Харбор, в прилегающей акватории. К моему облегчению все три шхуны дошли целыми и без видимых повреждений. «Колумбия», «Афина» и «Филимон» мирно покачивались на мелких волнах. Ради прикрытия строительных работ они встали между лагуной и входом в гавань, рискуя повредить корпуса о рифы, случись вдруг внезапный шквал.

Флотилия прошла весь путь под командой Чихотки. Хотя шкипером он стал довольно поздно, зато моряцкого опыта ему было не занимать. Так что из парня получился отличный командор. «Из парня», — фыркнул я про себя. Парнем Чихотка был ещё при Елизавете, а увидел я его вместе с корешем Борькой и капитаном Окуневым, когда их еле живых после кораблекрушения сняли с голого островка и доставили в Охотск. Весь путь они, считай, со мной прошли. Плечом к плечу. И это я углы срезал, а им пришлось своим ходом время месить. И вот теперь и Чихотка командор, и Борька шкипер, а Окунев вовсе за адмирала. Хорошо хоть они уцелели.

Между кораблями и берегом сновали баркасы и лодки. На суше и рядом на мелководье работали небольшие бригады. Возведением крепости руководил Качугин — бывший первый помощник Расстриги, а ныне глава всего строительного дела наших колоний. Сюда же прибыл с северного берега и Степанов. Как человек сведущий в военной науке, он присматривал за строительством и вносил по ходу дела мелкие правки, вроде оптимальной ширины бойниц, места для порохового погреба и прочего. В общих же чертах проект мы согласовали загодя.