Дочь итальянца - Тоуни Амелия. Страница 7

Маурицио вздохнул.

— Мне совсем не хочется уезжать тайком, но ссора с твоей матерью может плохо отразиться и на тебе, и на нашем малыше. Да, нам лучше уехать, чтобы все утряслось.

Они покинули пределы Тосканы и остановились у друзей Маурицио в Сиене. Через две недели купили подержанный автомобиль и поехали на юг, в Умбрию. Там тоже провели две недели в деревушке возле Сполетто и снова отправились в путь, но теперь уже в противоположную сторону, на север.

Влюбленные много говорили о браке, но никак не могли уладить все формальности, поскольку нигде не останавливались надолго, боясь, что их настигнет гнев Карлотты. Везде, где бы они ни оказывались, Маурицио легко находил работу.

Абби и не подозревала, что можно быть такой счастливой. Тошнота по утрам ее больше не беспокоила. Она чувствовала себя энергичной и жила полноценной жизнью с мужчиной, которого обожала. Их любовь была абсолютной, безусловной, как в романах, где пишут, что «они жили долго и счастливо». Она любила его, он любил ее, и они с нетерпением ждали появления на свет их первенца. Чего еще можно было желать?

Абби стала лучше понимать не только Маурицио. Она словно посмотрела на себя со стороны. И много из того, что ей открылось, оказалось неприглядным.

— Я была несносной, — заявила однажды Абби. — Испорченная, невоспитанная девчонка, считающая свои прихоти законом. Мать потворствовала мне во всем, и я никогда не задумывалась, откуда берутся деньги. Встреча с теми мужчинами из Англии словно отрезвила меня. Фактически мать обокрала их. Разве можно их осуждать, правда?

— Не суди себя строго, — возразил Маурицио. — Ты была ребенком и не задумывалась о методах твоей матери. Но когда прозрела, то не испугалась правды. Моя Абби слишком храбра для этого.

Маурицио всегда с особой теплотой в голосе произносил «моя Абби», как будто она была лучшим подарком в его жизни, который он бережно хранит. И Абби чувствовала себя самым счастливым человеком в мире.

Она видела в своем избраннике то, что было скрыто от других. На напавших на нее англичан он произвел впечатление человека, способного на насилие. С ней же вел себя неизменно нежно и заботливо.

Они иногда спорили, даже ссорились, но Маурицио сдерживал свой горячий нрав и всегда первым шел на мировую, просто сдаваясь. Для него не было ничего хуже ссор с любимой. Он был чутким и любящим и всем своим поведением убеждал Абби в том, что она лучше всех. Он поклонялся ей, благоговея и восхищаясь, даже когда забота о ней превращалась в строгий надсмотр.

Когда Абби была на шестом месяце, Маурицио решил, что им надо перестать заниматься любовью, пока не родится малыш.

Терзаемая желанием Абби умоляла его:

— Доктор говорит, что еще можно!

— Но не доктор, а я отец нашего ребенка. И я решил, что нам не следует этого делать теперь, — твердо заявил Маурицио.

— Но почему? Еще целых три месяца! Вдруг ты… ну…

— Хочешь сказать, что сомневаешься, смогу ли я остаться верным тебе?

— Я не знаю, что мне делать! — закричала Абби.

На миг он разозлился, поскольку никогда не давал ей повода для ревности. Но его гнев растворился в смехе.

— О, перестань! — попросила Абби, несильно ударяя его.

Но он смеялся, бережно сжимая ее в объятиях.

— Моя любовь, я буду вовремя приходить домой каждый вечер. А ты сможешь надевать на меня ошейник и водить по улице, — немного успокоившись, произнес он.

— Чтобы каждый встречный мог сказать, что ты у меня под каблуком? Ну уж нет!

— Мне все равно, кто что подумает. Главное, чтобы ты была спокойна, — серьезно ответил он. — Ты и наш ребенок — моя жизнь.

Маурицио ни на йоту не отступил от принятого решения. Он проводил все свободное время дома. И Абби, разговаривая с другими будущими мамами в приемной врача, все больше убеждалась, насколько ей повезло.

Она продолжала наслаждаться жизнью. Все ей казалось забавным. Даже то, как надо экономить на покупках, чтобы им хватало зарплаты Маурицио, и расшивать старые джинсы по мере того, как она набирала вес.

Именно Маурицио решил, что им пора осесть в одном месте.

— Я хочу, чтобы тебя наблюдал постоянный врач, — сказал он.

Они остановились в Каренне, городке, где Маурицио устроился работать строителем. Влюбленные рассудили, что их вряд ли будут искать рядом с тем местом, которое они покинули, спасаясь бегством. К тому же Каренна показалась им вполне достойной того, чтобы пустить здесь корни. Маурицио сам нашел хорошего врача, сам выбрал курсы для беременных и посещал их вместе с Абби.

Но счастье не может длиться вечно. Иногда Абби казалось, что она израсходовала весь его запас за те несколько превосходных месяцев, что прошли после их поспешного отъезда из Пьомбино…

Особняк Натана Бриджеса, роскошный, с огромным количеством комнат, расположенный в пригороде Лондона, давал представление о его доходах. Званый обед был рассчитан на двенадцать персон — число, позволяющее гостям общаться и одновременно дающее возможность побыть наедине друг с другом.

Арабелла знала, чего от нее ожидают, и оделась соответственно — в короткое красное бархатное платье, которое облегало ее стройную фигуру. Черные шелковые чулки подчеркивали стройность ног, обутых в изящные черные туфли. Сегодня она дала свободу своим длинным густым волосам, струящимся по спине в «естественном» стиле, на который было потрачено три часа в салоне красоты. Массивное золотое ожерелье и серьги, надетые сегодня, были подарком Рона, «в преддверии радостного события», как он выразился.

— Во «Флексионе» высказались неопределенно: приедет то ли президент, то ли его заместитель, то ли исполнительный директор. Но нам удалось выяснить, что это будет именно глава концерна, ради кого Натан устраивает обед, — сказал Рон, когда они сели в машину.

— Какое это имеет значение? — небрежно ответила Арабелла.

— Да уж, верно. Вряд ли найдется мужчина, способный устоять перед тобой. А сегодня тем более. Никогда не видел, чтобы ты выглядела настолько хорошо, — с искренним восхищением произнес Рон.

— Спасибо.

— Но, должен сказать, что мне немного не по себе. Я уже готов приревновать тебя к этому итальянцу, — признался ее собеседник.

Арабелла с недоумением повела бровью.

— А вот это уже совершенно излишне. Я никогда не позволю себе ничего, что недостойно уважающей себя женщины.

Лимузин въехал в ворота и направился по подъездной аллее к ярко освещенному особняку.

Когда они почти приехали, Арабеллу охватило странное, тревожащее чувство, хотя предстоящий прием ничем не отличался от десятков остальных, которые ей довелось посетить.

Дверь особняка была распахнута. Сам хозяин встречал новоприбывших, радушно улыбаясь.

— Рон, Арабелла, как замечательно, что вы пришли! Вы выглядите прекрасно, как всегда. Дорогая, какое чудесное платье…

Знакомые фразы, произносимые теми же самыми людьми. И ее ответ, похожий на все предыдущие. Те же самые улыбки, тот же самый смех… та же самая пустота.

Когда они входили в гостиную, Натан Бриджес взял молодую женщину под локоть и сказал:

— Я хочу кое с кем вас познакомить…

Продолжения не требовалось. Арабелла и так знала, что скрывается под этой ничего не значащей фразой. Одной ее обольстительной улыбки будет достаточно, чтобы добиться желаемого. Улыбки, не затрагивающей сердца. Что ж, таковы правила игры. «Если ты думаешь, будто кто-то делает что-то для тебя, помни: он преследует собственные цели». И тот, кому будет адресована ее улыбка, наверняка знает об этом. Так что не стоит его жалеть.

— Он уже здесь? — спросила Арабелла.

— Да, прибыл десять минут назад.

Она проследила за его взглядом и увидела того, кого меньше всего ожидала и хотела увидеть снова…

Наконец они устроились и начали планировать свадьбу.

— Дорогая, ты не будешь против простои церемонии без великолепного свадебного платья? — спросил Маурицио.