Перед стеной времени - Юнгер Эрнст. Страница 55

Вопрошания недостаточно, его нужно сделать более эффективным – таково всеобщее мнение, не лишенное оснований, но свидетельствующее о слишком глубокой вовлеченности в эксперимент и потому исходящее из ложных предпосылок. Оптимизация постановки вопросов не может заключаться в усовершенствовании методики с точки зрения экономичности, комфорта, безопасности или морали. Эти различия факультативны. Обязательно же новое качество, из которого будут возникать вопросы. Процесс их постановки должен одухотвориться.

Истинный партнер Земли не разум (Verstand), который сегодня особенно преуспевает в естественных науках, неизбежно превращаясь в опасное обоюдоострое оружие. Он лишь открывает ворота и держит фонарь.

Истинный партнер Земли – дух (Geist). С его точки зрения, растворение форм и связей вследствие деятельности разума означает лишь подготовку к духовному захвату новых пространств. Это элемент фабричного стиля, наглядно проявляющий себя в искусстве. Живопись, например, стремится к непосредственному соприкосновению с моделями прапочвы. То, что при этом человек и предмет должны отступить, вполне понятно, однако термин «абстрактное искусство» не соответствует сути процесса, поскольку речь идет о предприятии не менее конкретном и реальном, чем научный эксперимент, который тоже покинул поле привычных объектов. Там, где искусству удается достичь желаемого контакта с прапочвой, следует готовиться к крупным феноменам. Об этой ситуации можно сказать то же, что и о разламывании генетической печати.

Кстати, в естественных науках также наметилась скрытая тенденция к нацеленности не только на знание и связанное с ним развертывание силы. При встрече с прафеноменом разум наталкивается на нечто более мощное и вынужден остановиться. Здесь его может ждать откровение, как Савла на пути в Дамаск. Только теперь удовлетворяется то побуждение, которое двигало познающим человеком, «ибо всякое желание устремлено к вечности» [116] – эти слова относятся и к ненасытному знанию. Здесь заканчивается фаустовский мир.

По тому, с каким необычайным ожесточением велся арианский спор о тринитарности и тончайших нюансах ее догматической формулировки, можно заключить, что даже если предпосылки уже стали неясными, речь шла о принятии решения с далеко идущими последствиями. В том числе и наше дело было поставлено на карту.

Тот спор о личности высшего существа действительно оказал серьезное влияние на судьбу восточного и западного мира и снова сыграет важную роль при их объединении. Кроме того, пыл, сопутствовавший обсуждению формулировок, позволяет предположить нечто вроде защитного инстинкта отца, желающего оградить догматическое здание даже от тех атак, которые могли быть предприняты в далеком будущем.

Проявленная предусмотрительность объясняет то, что светское мышление, действительно нападающее на сакральную крепость, не может преодолеть даже передовых укреплений. Чаще всего это выражается не столько в отпоре, который ему дается, сколько в том, что оно быстро устает сражаться с фантомом и теряет к нему интерес.

Божество как Дух по весу и рангу равноценно персонифицированным ипостасям Отца и Сына – величие этой мысли еще и в том, что в такие времена, как наши, когда личность растворяется, отступает или отмирает, оно, божество, все равно сохраняет свое место и представительство в трансцендентности. Парадоксальное определение Духа как «Третьего Лица» обретает смысл.

В понимании этих связей таится надежда на то, что бесчисленные молитвы, по сей день возносимые с Земли Отцу, достигают цели. Это по-прежнему важнее, чем самые смелые достижения нашего технического мира.

Если мы считаем церковь способной пережить сегодняшние волнения, так же как она переживала предыдущие, то можно предположить, что она имеет доступы и к материи. Вероятно, эти проходы замурованы, но они глубже тех, которыми располагает материализм. У церкви нет границ, есть лишь фундамент. Ей не хватает свободы передвижения, свойственной столь же безграничному всемирному революционному течению, которому она должна оказывать сопротивление. И все же не исключено, что по своей глубинной сути она лучше отвечает тем планетарно революционным требованиям, которые предъявляются в том числе и к ней. Как бы то ни было, из предшествующего следует, что заключать союз с национальными государствами она не должна.

Для теологов наступает не самое хорошее, тем не менее великое время. Имеются все предпосылки для этого, включая опасность и одиночество.

Атеизм направляет свои усилия против персонифицированного божества, либо вовсе не осознавая собственной теологической основы, либо осознавая ее недостаточно ясно. Человек, особенно умный, не может вразумительно описать то, во что он верит. Его вера и его сознание плохо стыкуются. Уже по этой причине он нуждается в восполнителе. Культы предлагают хорошие вспомогательные средства – аббревиатуры, прошедшие проверку на пригодность.

Формы нашего представления – это не только время и пространство, но и личное и неличное, я и не-я, субъект и объект. Если уму удается покинуть плоскость явлений, сделав несколько шагов вверх или вглубь, эти формы сливаются воедино. Свет слишком ярок, приходится отступить. Все персонифицированное – это разделение, это ссуда. Бóльшая радость, чем в личности, заключена в способности пожертвовать ею. В таком самоотречении отец и мать едины.

Земля уже много раз производила из своей прапочвы новые образы. Если теперь она использует для этой цели человека, своего умнейшего сына, то велика опасность возникновения прометеевских форм и повторения их судеб. Она возрастает в безбожном пространстве, которое является одним из условий великой трансформации.

Подлинный партнер Земли – не разум с его титаническими планами, но дух как космическая сила. Поэтому, какие бы соображения ни возникали у нас в связи с текущими событиями, важную роль играет более или менее выраженная надежда на то, что высокие духовные силы обуздают бешеное движение и сделают его благотворным для себя.

В этой связи уместно снова вспомнить одного из величайших пророков Запада Иоахима Флорского и его учение о мировых эпохах. Иоахим Флорский жил с 1130 по 1202 год. Его предсказания повлияли на теологические и историософские системы вплоть до шпенглеровской. За эрами Отца и Сына должна последовать третья, в продолжение которой на происходящее будет влиять Дух как новое, непосредственное, проявление божественного. Только после этой, третьей, фазы, сопряженной с великими волнениями, наступит конец света. Согласно доктрине Иоахима, наступление каждой эпохи подготавливается на протяжении многих поколений. Так, подготовка к эре Духа началась с появлением западных монашеских орденов. Первой фазе присущ плотский (carnaliter) характер происходящих вещей, второй – письменный (literaliter), третьей – духовный (spiritualiter). Если эре Отца соответствует Ветхий Завет, а эре Сына – Новый, то для эры Духа евангелие не написано. Учитывая все сказанное выше, допустим, что определение можно понять как «исторический».

О приближении новой христианской эпохи пишет и Шубарт, пропавший без вести в России в последнюю войну [117]. В своей книге «Европа и душа Востока» он связывает наступление третьей, иоанновой, эры христианства с восточной церковью, а в качестве Третьего Завета, в котором представлена картина новой Земли, рассматривает Откровение Иоанна Богослова. По мнению Шубарта, важную роль в предстоящем преобразовании сыграет Россия. Имена неизвестных мучеников загорятся, как звезды на темном небосводе.

В том, что скоро наступит духовная эпоха, убеждены и астрологи. В их периодизации времени Отца соответствует эра Овна, времени Сына – эра Рыб, а новое время, в которое мы вступаем теперь, будет великой эрой духа. Век просвещения предшествовал ей, как предрассветные сумерки.