Перед стеной времени - Юнгер Эрнст. Страница 6

Если бы астрология служила только для того, чтобы делать наш взгляд восприимчивее к своеобразию человека, ее польза уже была бы немалой – особенно в эпоху, которая стушевывает, удешевляет, стирает это своеобразие, как никакая другая. В данном случае речь идет не столько о новых достоверных знаниях, сколько о развитии познавательной способности. Астрологические фигуры – такие же формы, как и те, которые мы встречаем в учебниках логики, призванных тренировать мышление. Если мы уже научились рассуждать логически, значит, модусы «Барбара» и «Бароко» [11] отслужили свое и могут быть забыты за ненадобностью.

Так же обстоит дело и с астрологическими типами. Они не являются чем-то не имеющим аналогов. И на факты они только намекают. Однако движение, становящееся все быстрее, обретает с их помощью успокоительную глубину. Человеческий ум словно проникает в заброшенные шахты и находит там ценную руду.

Все более и более важную роль в нашем воспитании и образовании играют естественные науки. Их господство в учебных планах утверждается в ущерб классической филологии. Это ни для кого не секрет. Менее известен тот факт, что внутри естественнонаучной сферы соотношение сил тоже меняется – в пользу прикладного знания. Чтобы сдать экзамен после пятого семестра на медицинском факультете, нужно быть неплохим химиком, но не обязательно хорошо разбираться в ботанике и зоологии. Эти дисциплины – описательные, типологизирующие – уступают место динамическим и функциональным системам, к которым уже давно принадлежит и биология. Нечто подобное происходит и в гуманитарных науках, в частности, в истории. Прежние модели разрушаются какой-то муравьиной деятельностью, враждебной по отношению к мифу, закону и опыту отцов. Исследованиям в области метафизики и даже критики познания уделяется все меньше внимания. В результате разум наивнейшим образом ставит свои суждения и методы в зависимость от событий и явлений эмпирического мира.

Это вполне в духе нашего времени, которое непрерывно ускоряется. Когда повсеместно наблюдаемое ускорение демонстрирует свои негативные стороны, людям, что неудивительно, хочется его затормозить, однако их желание неисполнимо, поскольку нарастание темпов затрагивает не только внешнюю сторону жизни и не только ее технический аспект. Ускорение возникает и поддерживается вследствие принятия неких всеохватывающих процессов, которое стало для человека задачей не этического плана, а судьбинной глубины. Поскольку она, эта задача, сложна, мир переполнен людьми, которым следовало бы изменить свое отношение либо к науке, либо к морали. В качестве примера может послужить учитель, по воскресеньям проповедующий ученикам ненасилие, а с понедельника по субботу посвящающий их в тонкости селекции.

Указанная тенденция еще очевиднее проявляется там, где естественные науки находят практическое применение, то есть в мире техники. Причем вторгаться в зону великих разрушений нам не обязательно, достаточно взглянуть на нашу повседневную жизнь: автомобили, угрожающе сигналя, обгоняют друг друга. Став ареной брутального состязания в скорости, улицы наполнились демоническими шумами. Мы чувствуем силу, которая не принимает возражений. Она формирует и меняет нас. Очевидно, что это не может не привести к бесчисленным смертям. Катастрофу не предотвратить, поскольку ее причина заключается не в технической проблеме, а в натиске эпохи, навязывающей свой стиль человеческому мышлению и человеческой воле. Торг по поводу цены ведется лишь на поверхности – там, где несостоятельность индивида и его инструментов играет хоть какую-то роль. На глубинном же уровне упрочилось принятие происходящего, жертвы признаны необходимостью. Никому не придет в голову отказаться от использования воздушного транспорта из-за того, что каждую неделю человек сто или даже больше сгорают вместе с самолетом. Поднимаясь по трапу, мы добровольно соглашаемся подвергнуть себя опасности. Удивительная черта эпохи, воспринимающей героизм как нечто сомнительное. Впрочем, к этому мы еще вернемся.

В «Мертвых душах», своем знаменитом видении, Гоголь представил Россию как тройку, несущуюся во весь опор к неизвестной цели. Наше нынешнее движение я скорее сравнил бы с полетом пули, которая прорезает пространство. Кем она выпущена? Кому суждено ее остановить? Трудно, почти невозможно ориентироваться там, где нет ни берегов, ни середины.

Впрочем, один способ есть: нужно остановить взгляд на каком-нибудь неподвижном предмете. Так поступил Архимед, углубившийся в свои исследования во время осады Сиракуз римлянами. Для того чтобы дать глазу отдых от фигур динамической монокультуры, прекрасно подходит астрология, ведь она зародилась в те времена, когда центром картины мира все еще были человек и Земля. Занимая такую исходную позицию, астрология стремится прочь и вверх – за пределы круга человеческих намерений и планов. Она высится, как валун – осколок древней породы, доживший до наших времен. Она – свидетельство другой духовности, а не просто другого стиля мышления. Ее взгляд на мир существенно отличается от научного наблюдения; благодаря ей пробуждаются давно бездействующие силы.

Астрономия и астрология относятся друг к другу, как ньютоновская теория цвета к гётевской: в первом случае речь идет о количественном измерении, во втором – о неизмеримом качестве. Оба эти подхода применимы не только к цвету, но и ко времени. Всегда находятся люди, убежденные в том, что его качество важнее, чем измеримость. По сути, это знают все. Время не только устанавливает рамки нашего пребывания на Земле, но и облекает судьбу в те или иные одежды. Оно не только ограничивает жизнь, но и присуще ей. В момент рождения человека начинается его собственное время.

Поэтому, даже если бы все астрологические данные были неверны, астрология сохраняла бы значение как попытка измерить глубину мира, опустить лот туда, куда не проникнет никакая мысль, никакой телескоп. Причина популярности сегодняшних звездочетов заключается не только в желании людей взглянуть на свою судьбу тем способом, который еще недавно был им малодоступен, но и в стремлении выйти из абстрактного времени, связавшего их тысячами нитей своей все более и более угнетающей власти.

В этом смысле гороскоп – хронометр судьбы. Хотя часы сменяют друг друга, они не равны. Обыкновенный циферблат строго симметричен, расстояния между его делениями одинаковые. В нашем веке даже появились часы без цифр – сплошная симметрия, ничем не нарушенное единообразие. Гороскоп, будучи отражением, символом мировых часов, организован иначе. При первом же взгляде на него в глаза бросается неравномерность распределения знаков. Они группируются скорее как звезды на ночном небе или фигуры на шахматной доске, чем как отметки на циферблате механических часов. До тех пор, пока люди живут, не умрет и их желание прочесть, что же написано на этой причудливой карте.

Астрология выводит нас за пределы тех сфер, где царит доказуемость. В этом отношении она ближе к религии, нежели к науке. Именно поэтому церковь всегда с недоверием относилась к гаданию по звездам. Климент Александрийский [12] считал, что кто верит в гороскопы, тот оскорбляет Провидение. Однако почему Провидение не может обнаруживать себя в положении небесных тел? Разве не звезда позволила волхвам сделать пророчество о рождении Иисуса? Ориген [13], веривший в существование астральных духов, опасался, что учение, связывающее человеческую судьбу с движением звезд, лишит людей чувства свободы и заставит их сойти с пути молитвы. Сегодня этот аргумент в значительной степени утратил свою убедительность, поскольку астрология, как правило, привлекает именно тех людей, которые давно (может быть, даже не в первом поколении) отказались от молитвенной практики. С этой точки зрения популярность гороскопов, вероятно, представляет собой симптом «второй религиозности» [14]. Напрашивается вывод, что гностическое течение, которое до недавнего времени было подземным, пробивается наверх – этот процесс имеет и другие проявления.