Толстой и Достоевский. Братья по совести (СИ) - Ремизов Виталий Борисович. Страница 73

Но что же я говорю и зачем? Или и я враг евреев? […] «Ваше презрение к жидовскому племени, которое «ни о чем, кроме себя, не думает» и т. д. и т. д., очевидно». — Нет, против этой очевидности я восстану, да и самый факт оспариваю. Напротив, я именно говорю и пишу, что «всё, что требует гуманность и справедливость, всё, что требует человечность и христианский закон, — всё это должно быть сделано для евреев». Я написал эти слова выше, но теперь я еще прибавлю к ним, что, несмотря на все соображения, уже мною выставленные, я окончательно стою, однако же, за совершенное расширение прав евреев в формальном законодательстве и, если возможно только, и за полнейшее равенство прав с коренным населением […]

…Стою за полное и окончательное уравнение прав — потому что это Христов закон, потому что это христианский принцип. […] Но самомнение и высокомерие есть одно из очень тяжелых для нас, русских, свойств еврейского характера. Кто из нас, русский или еврей, более неспособен понимать друг друга? […] Неужто можно утверждать, что русский народ вытерпел меньше бед и зол «в свою историю», чем евреи где бы то ни было? И неужто можно утверждать, что не еврей, весьма часто, соединялся с его гонителями, брал у них на откуп русский народ и сам обращался в его гонителя? Ведь это всё было же, существовало, ведь это история, исторический факт, но мы нигде не слыхали, чтоб еврейский народ в этом раскаивался, а русский народ он все-таки обвиняет за то, что тот мало любит его.

Но «бу́ди! бу́ди!». Да будет полное и духовное единение племен и никакой разницы прав! А для этого я прежде всего умоляю моих оппонентов и корреспондентов-евреев быть, напротив, к нам, русским, снисходительнее и справедливее. Если высокомерие их, если всегдашняя «скорбная брезгливость» евреев к русскому племени есть только предубеждение, «исторический нарост», а не кроется в каких-нибудь гораздо более глубоких тайнах его закона и строя, — то да рассеется всё это скорее и да сойдемся мы единым духом, в полном братстве, на взаимную помощь и на великое дело служения земле нашей, государству и отечеству нашему! Да смягчатся взаимные обвинения, да исчезнет всегдашняя экзальтация этих обвинений, мешающая ясному пониманию вещей. А за русский народ поручиться можно: о, он примет еврея в самое полное братство с собою, несмотря на различие в вере, и с совершенным уважением к историческому факту этого различия, но все-таки для братства, для полного братства нужно братство с обеих сторон. Пусть еврей покажет ему и сам хоть сколько-нибудь братского чувства, чтоб ободрить его. Я знаю, что в еврейском народе и теперь можно отделить довольно лиц, ищущих и жаждущих устранения недоумений, людей притом человеколюбивых, и не я буду молчать об этом, скрывая истину. Вот для того-то, чтоб эти полезные и человеколюбивые люди не унывали и не падали духом и чтоб сколько-нибудь ослабить предубеждения их и тем облегчить им начало дела, я и желал бы полного расширения прав еврейского племени, по крайней мере по возможности, именно насколько сам еврейский народ докажет способность свою принять и воспользоваться правами этими без ущерба коренному населению. Даже бы можно было уступить вперед, сделать с русской стороны еще больше шагов вперед… Вопрос только в том: много ли удастся сделать этим новым, хорошим людям из евреев, и насколько сами они способны к новому и прекрасному делу настоящего братского единения с чуждыми им по вере и по крови людьми?» (XXV, 74–88).

^{Джон Рокфеллер}

В английской газете появилось сообщение, что американский миллиардер Джон Рокфеллер предполагает спросить у Толстого, как ему поступить со своим капиталом — двенадцатью биллионами долларов. По этому поводу к Л. Н. Толстому обратился М. Варзин, сын крестьянина Новгородской губ., окончивший техническое училище в Череповце, эмигрировавший из России под фамилией М. Замятин. С 1906 г. жил в США (Вашингтон). Рабочий (в 1908 г. безработный). Он писал:

«Это ужасные деньги. С ними только в волны моря. Я, прочитавши Ваши сочинения многие… наверно угадаю Ваш ответ: «Мистер Рокфеллер, отдайте ваши деньги тому, у кого вы их взяли потом, кровью, голодом и холодом». Это ответ истории, которая поместит (его) на страницах летописи… Такая масса безработных в Америке, приблизительно насчитывают более двухсот тысяч человек. Так вот откуда деньги у Рокфеллера. Рабочий жизнь свою не допивает, недополучает жалованья, недосыпает, и это все составляет капиталы Рокфеллеру (и другим миллиардерам)… В Америке, свободной стране, — свобода для доллара. Да где же богатые крестьяне! Беднота задавлена трестами» (Цит.: 78, 61).

Письмо взволновало писателя, и он не мог на него не ответить:

«М. Замятин,

Получил ваше письмо. Ваш ответ Рокфеллеру вполне признаю, и, действительно, если бы я отвечал, то отвечал так. Но письмо Рокфеллера ко мне и мой ответ ему — это газетная выдумка. Рад был узнать о вашем согласии с моими религиозными взглядами.

Те книги, которые вы желаете иметь, я постараюсь достать вам, не только постараюсь, но они будут вам наверно высланы. Очень интересны те сведения, которые вы сообщаете мне о положении рабочего народа в Америке. Как мало знают у нас об этом. Америка представляется обетованной землей. Что вы знаете о духоборах и не приходила ли вам в голову мысль поехать к ним?

Во всяком случае буду очень рад быть в общении с вами. Желаю вам всего лучшего. Лев Толстой» (78, 60–61).

«Получая много писем по случаю приписываемого мне письма к г. Рокфеллеру, считаю нужным заявить, что я никакого письма от г. Рокфеллера не получал и ему не писал. Лев Толстой» (77, 243).

Глава тридцать третья. «ЧТО ЧИТАТЬ НАРОДУ?»

Список рекомендуемых книг для чтения как детям, так и взрослым может быть бесконечно большим. В этом разделе приводятся фрагменты, связанные с именами двух писателей. Каждый из них сам хорошо знал произведение другого и настойчиво рекомендовал их читать всем другим людям.

«Федор Михайлович во все время пребывания за границею получал «Русский вестник», а с 1869 года и «Зарю». Но кроме того он читал и другие русские книги. Некоторые были взяты им с собою, например, «Странствия инока Парфения», «Сочинения» Белинского, «История России» Соловьева; другие он выписывал, например, «Войну и мир» Л. Н. Толстого. Но постоянным чтением его было Евангелие; он читал его по той самой книге, которую имел в каторге и с которою никогда не расставался» (ДВ С. Т. 1. С. 499–500).

^{Н. Л. Озмидов}

«Милостивый государь Николай Лукич! […] Вы говорите, что до сих пор не давали читать Вашей дочери что-нибудь литературное, боясь развить фантазию. Мне вот кажется, что это не совсем правильно: фантазия есть природная сила в человеке, тем более во всяком ребенке, у которого она, с самых малых лет, преимущественно перед всеми другими способностями, развита и требует утоления. Не давая ей утоления, или умертвишь ее, или обратно — дашь ей развиться именно чрезмерно (что и вредно) своими собственными уже силами. Такая же натуга лишь истощит духовную сторону ребенка преждевременно. Впечатления же прекрасного именно необходимы в детстве. […]