Вернуть Боярство 15 (СИ) - Мамаев Максим. Страница 6

Глава Добрыниных тем временем крепко задумался. С одной стороны, наше предложение более чем разумное и выгодное, с другой — жадный потомок Старика, в лучших традициях высокой аристократии, искал способ содрать с нас побольше. Неприятный тип, даже мерзкий, алчный и не особо надежный, как мне кажется, тем не менее он был хорошим Главой, что ставит на первое место свой Род…

В общем, пообещавших пять процентов с добычи набралось десяток — из больших шишек отказался лишь я, за что получил хмурый взгляд Добрынина… Но поднявшаяся в моей ауре сильнейшая и нескрываемая волна презрения, злости и гнева, которую ощутил бы и правильно понял даже Подмастерье, немного вернула наглеца в чувства — в конце концов, он тут что бы извлечь максимум пользы из смерти отца, а не заводить себе недоброжелателей восьмого ранга с пугающей репутацией.

— Согласен, в таком случае предоставляю вам право распорядится останками отца по своему усмотрению, — все же ответил он. А затем, проболтав из вежливости с присутствующими, сам отключил связь и исчез.

Спустя ночь, на рассвете следующего дня, все свободные чародеи седьмого и восьмого ранга собрались перед выбранным уже местом захоронения. Выбрали мы его все вместе и с одного раза, ибо откуда-то точно ощущали, что это надо сделать здесь. Видимо, генерал с того света подсказывал…

— Кто знает, как поле называется? — поинтересовалась новоиспеченная Маг Заклятий, Оксана Михайловна Смелова.

Помолодевшая, румяная, без следа того страшного магического истощения, в котором я её застал, она выглядела очень красивой и ухоженной женщиной лет тридцати семи — Магу Заклятий даже не требовался целитель, что бы откатывать возраст тела. Оксане, правда, его помощь все же пригодилась, ибо она ещё ничего толком не умеет, но все равно, как факт.

— Раньше, лет двадцать назад, здесь были пахотные поля, — ответил один из новеньких Архимагов. Как и большинство новых Архимагов, этот был из местных. — Принадлежали одному человеку, Дмитрию Нежату, отставнику Имперской Армии. Он был Адептом, и уйдя в отставку отстроился здесь, поставил хутор, купил несколько крестьянских семей, распахал поля, купил скот и птицу, нанял пару Учеников-агрономов… Лет десять здесь жил, вдали от городов — а потом случилась беда. Какая-то банда лихих людей позарилась на его хутор — хозяйство крестьяне отставника вели справно, от случайных зверей и иной опасности опасности боевой маг третьего ранга защищался играючи… Хутор вырос до небольшой деревни, а эти края стали зваться Нежатиной нивой. Продавал большую часть урожая и вяленого мяса со шкурами в город, деньги не транжирил — вот кому-то из Темных Братств пришло в голову его пощипать…

— И чем дело кончилось? — спросил я, заинтересовавшись.

— Сожгли их деревеньку, мужиков перебили, а баб снасильничали, — ответил чародей со вздохом. — Нежата не было в тот день до самого вечера, ушел в поля, какую-то тварь прибить, что крестьянам мешала… А вернулся с парой провожатых и увидел картину, да рассвирепел. Прямо в хозяйском, его доме сидели уроды — шестеро Учеников да два Адепта. Другой бы оценил расклад, смирил бы гнев да отступил, вот только Нежат был не из таких. Сцепился со всей восьмеркой — и победил. Ни один живым не ушел, а последнего сумел пленить, не убивая. И отдал на растерзание оставшимся жителями — молодым девкам, которых весь день насиловали, перебив перед этим на их глазах их семьи — мужей, отцов, матерей и прочих… Ну и ещё тем нескольким мужикам, что вернулись с ним и потому выжили. Я сам был среди тех, кто приехал проверять, что случилось, и, скажу я вам, трупы Темных собрать не было никакой возможности. Они лежали в отдельной яме и напоминали фарш, пропущенный через мясорубку. В общем, когда мы приехали, получив сообщение принесенное одним из его мужиков, сам Нежат уже умер от ран — но успел написать для выживших вольную да завещание, где оставлял им все имущество. Без подписей нотариуса, поставленных в присутствии живого Нежата все это было филькиной грамотой, но из уважения к этому старому кремню мы решили этот вопрос. Выжившие не пожелали отстраиваться здесь, и их можно понять. Так что это — Нежатина Нива, что необитаема уже двадцать лет.

— В битве при Нежатиной Ниве войска Российской Империи под командованием великого генерала Олега Васильевича Добрынина нанесли страшное поражение Империи Цинь, несмотря на подавляющее превосходство врага в численности как рядового состава, так и по количеству и силе чародеев, — произнес, словно читая, Рысев. — А дальше пойдут перечисления наших сил, начиная с сильнейших магов, потом ход боя, в котором расскажут о всех значимых подвигах, совершенных нашими магами… Две армии сошлись в схватке не на жизнь, а на смерть, обагрив кровью некогда плодоносную Нежатину Ниву…

Пока мои товарищи изощрялись в словесности, я молча разглядывал поле, на котором захоронены все герои этой битвы. Уходящее за горизонт поле крестов, мусульманских вытянутых камней с полумесяцем и звездой, странные символы язычников, иудейские и буддисткие знаки — а в центре большое пустое пространство, куда мы положим тело нашего генерала и поставим ему крест.

Всё это время сюда свозились все обнаруженные останки солдат — в битве, где бушую заклятия, способные на целые километры аннигилировать всё живое, где твои враги демоны, поголовно владеющие какой-нибудь магией и стремящиеся полакомиться тобой, где нежить выпивает из трупов всю кровь и прану, оставляя в лучшем случае иссохших труп, а то и поднимая тебя как зомби умереть и остаться цельным трупом — задачка со звездочкой. От большинства погибших в огромное кладбище, над которым целыми днями трудились наши маги земли и куда таскали все найденное солдаты и гвардейцы, частенько попадала какая-нибудь лодыжка, кусок руки или полголовы погибшего — все, что удавалось найти.

Из-за вопроса, кто именно будет проводить богослужение в этот день, между ещё вчера бившимися плечом к плечу и прикрывавшими друг друга, словно родные братья, служителями разных конфессий едва не случилась самая настоящая война. И тут даже мы, чародеи восьмого ранга, не хотели лезть, если не будет крайней на то нужды — вот так поможешь одним, остальные запомнят и постараются что-нибудь при случае учудить нехорошее. И ладно жрецы и прочий смертный люд — обидеться и божество может. Это они хорошее и полезное делают либо из-под палки, либо за сумасшедшую награду, а вот сделать гадость бесплатно, просто потому что — это запросто.

Слава Творцу, обошлось без вмешательства. Скромный монашек Фиофет Сестрорецкий, человек, не обладающий ни единым граном таланта к обычной магии, но за это время так укрепившегося в вере, так развившегося на пути служению Господу путем борьбой с темными тварями, что в плане Святой Магии был твердым пиковым Архимагом — проще говоря, несмотря на плохую пригодность Святой Магии против обычных людей, при желании он средненького Архимага по стенке размажет. У Фиофета явно были все шансы однажды стать святым — Магом Заклятий от Святой Магии. Не таким, как мой дядя, что и до ухода в религию был на пике седьмого ранга, и чья сила — это просто комбинация даров Небес и своих сил, нет. Святой, взявший восьмой ранг, не будучи магом — это нечто культовое для любой религии. Человек, обладающий особым благословением их высшего покровителя — как такого не почитать?

Его уважали представители всех имевшихся средь нас конфессий, и потому когда он взял слово, все умолкли. Я тогда тоже там был — готовился, если придется, вместе с Рысевым, Смеловым и Шуйской навязать хоть какой-то вариант им всем и разогнать по своим углам.

— Братья и сестры, на этом поле лежат сотни тысяч детей Матушки-России. Одни из них носили на груди крест с распятым Иисусом. Другие верили в нашего же бога, но иначе выражали свои молитвы — мусульмане. Третьи…

Он нудно и долго перечислил всех, даже языческих богов всех по отдельности. А затем, когда недоумение достигло пика, просто предложил:

— Это была война добра со злом, и добро победило. Так будем же благодарны отдавшим жизнь ради этой славной победы — каждый проведет свои обряды на этих похоронах. Раз павшие герои не все были православными — это не значит, что нужно ущемлять остальных. Пусть каждый получит свой отряд, тот, к которому шел в вере своей всю жизнь.