Развод. Не бывшие (СИ) - Черно Адалин. Страница 14

Раньше Ясмин бы непременно обернулась в поисках поддержки и переложила бы часть обязанностей на меня, но сейчас она ловко уделяет внимание мальчикам и успокаивает Надю. Справляется самостоятельно, хотя уверен, что ей было трудно.

“Слишком поздно для извинений, Динар”, — звучит в мыслях ее голос. Слишком поздно. Слишком. Оказывается, можно опоздать. Пока я ждал, когда же Ясмин даст о себе знать и вернется, она изменилась. Выросла, стала серьезнее и взрослее, решительней и раскованней. Одной рукой держа Надю, вторую протягивает мальчикам и ведет их к выходу. Самостоятельно, без чьей-либо помощи. Такая хрупкая и сильная одновременно.

Один бог видит, как я хочу быть сейчас рядом. Просить прощения, валяться в ногах, лишь бы разрешила быть рядом с ними. Смотреть на их улыбки, радоваться совместно, поддерживать.

Я знаю, что не должен, но плетусь следом за ними. Выхожу из детского центра, следую прямо за Ясмин, останавливаясь чуть дальше автомобиля, в который она усаживает детей. Не остается сомнений, что Ясмин видела, как я шел следом. И как остановился поодаль, чтобы… что? Я даже не знаю, что хочу сделать. По ощущениям — все, на что только буду способен. По факту — просто стою, потому что подойти больше не решаюсь.

Вся злость, скопившаяся с момента выставки и до этого момента, куда-то улетучивается. Я бы хотел быть рядом с детьми, видеть, как они растут и меняются, ловить каждое мгновение Нади. Она сейчас наверняка находится в том возрасте, когда каждый день появляется что-то новое. Помню, как мальчики то учились ходить, то открывали дверцу холодильника, а то доставали муку, чтобы “приготовить” пирог. Я был рядом с ними, я видел, как они растут, я участвовал в этом, а с Надей Ясмин меня этого лишила. Не просто так. За дело. За то, что не смог удержаться. За то, что, пока ей было плохо, я развлекался, потому что мог и потому что мне казалось — никто не узнает.

Я не могу отсюда ничего увидеть, потому что Ясмин забирается в машину следом за детьми, но они остаются стоять на месте, не отъезжая. Я как раз собираюсь развернуться и уйти, чтобы мальчики меня не увидели, но дверца машины неожиданно открывается, и я вижу Ясмин. Решительным уверенным шагом она идет ко мне. Останавливается напротив, смотрит равнодушно, хотя по тяжело вздымающейся груди понимаю, что ей не очень просто.

— Несколько раз в неделю. Можешь выбрать те дни, которые удобны тебе. Мальчики хотят с тобой видеться, но внимание и доверие Нади придется заслужить.

Она собирается развернуться и уйти, оставив меня в одиночестве, но я хватаю ее за руку, останавливая.

— Ты была идеальной, Ясмин. Идеальной женой и мамой. Я этого не ценил, не понимал, жаждал не того.

— Это уже неважно.

— У тебя кто-то есть?

— Это тоже неважно, Динар.

— А что тогда важно? — вспыхиваю, не выдержав.

— Наш развод.

— Я его не дам.

— Я разве спрашивала твоего согласия? Нас разведут через суд. Сейчас я предлагаю тебе встречи с дочерью и сыновьями. Ты можешь отказаться, и мы решим все через суд.

— Ясмин…

Беру ее за руку чуть выше локтя. Она уворачивается, забирает руку.

— Не стоит.

— У тебя кто-то есть? — повторяю вопрос.

— А у тебя, Динар? Кто у тебя? Карина, Анна? Или кто-то еще, о ком я не знаю? Кого ты планируешь познакомить с нашими детьми?

Глава 21

Ясмин

— Он придет? Мам… придет?

— Он сказал, что не мог приехать, но теперь может?

— Мама…

Мальчики наперебой задают вопросы. Встреча с отцом возбудила их. Им очень интересно узнать, когда они снова его увидят, а мне тошно от этого любопытства. От плачущей Нади, которая не замолкает ни на минуту.

— Мама…

— Ответь, — Матвей дергает меня за руку.

— Папа обещал подарить подарки.

— Машинку большую и…

— Хватит! — резко выкрикиваю, сразу же натыкаясь на испуганный взгляд мальчиков.

Они одновременно закрывают рот и вжимаются спиной в кресло заднего сиденья. Надя на моих руках начинает заходиться в плаче. Все потому, что я ни разу на них не кричала. Я даже голос не повышала, всегда терпеливо относилась к их истерикам, ведь это дети, но сейчас… сейчас я не могу. Я очень хорошая мать, и я безумно люблю своих детей, но желание, чтобы они заткнулись, слишком велико.

— Господи, прекратите! Хватит! Папа придет! — обещаю ребятам, а Надю отдаю Елене, которая, ощущая свою вину сидит тише воды ниже травы.

Из машины выхожу, гулко хлопнув дверью. Направляюсь к Динару, завидев его еще тогда, когда мы только сели в машину. Он зачем-то пошел следом за нами, но остановился, будто в нерешительности. Я бы ни за что не вышла, веди себя дети после встречи с ним по-другому, но они ведут себя так, словно встреча с отцом — то единственное, без чего они просто не смогут жить. Осознавать это мне больно. Я думала, что смогу заменить детям отца. Что смогу стать той, которая станет единственным любимым родителем, но стоило только Динару появиться, как ни о чем другом им слушать неинтересно.

Говорю максимально равнодушно, холодно, чтобы он понимал, что это не мое желание, а детей. Что будь моя воля — я бы поставила подпись на бумаге о разводе и забыла о нем раз и навсегда. По крайней мере, я хочу верить, что именно так я бы и сделала. Собираюсь уйти, но Динар перехватывает меня за руку. Вынуждает остановиться.

— Ты была идеальной, Ясмин. Идеальной женой и мамой. Я этого не ценил, не понимал, жаждал не того.

— Это уже неважно.

Внутри что-то екает. Динар умело бередит старые раны. Вспарывает их наживо. Я столько раз думала над тем, что сделала не так, где промахнулась так сильно, что муж пошел налево.

Я копалась в себе, искала возможные промахи, вспоминая его обидные слова. Пока психотерапевт говорила мне, что это не моя вина, что иногда мужчины гуляют, потому что им так хочется, я искала причину в себе. Продолжала это делать, не в состоянии остановиться.

— У тебя кто-то есть?

— Это тоже неважно, Динар.

— А что тогда важно? — раздраженно.

— Наш развод.

— Я его не дам.

— Ясмин…

Он снова прикасается ко мне. Пытается придвинуть меня ближе к себе, но я уворачиваюсь. Никакого общения, никаких контактов. Я закопала наши отношения и не хочу их воскрешать. Не хочу.

— Не стоит.

— У тебя кто-то есть?

Раздражает. Так сильно, что в какой-то момент от злости выпаливаю то, что вовсе не собиралась спрашивать.

— У меня никого нет.

Врет спокойным наглым тоном, глядя мне прямо в глаза. Никого нет? А те многочисленные женщины, которые вьются вокруг него, так… для красоты? Или, может, для имиджа?

Я едва не проговариваю эти едкие вопросы вслух, но вовремя останавливаюсь. Хватит уже того, что я вообще спросила его о женщинах. Какое мне дело? Какое мне дело, боже, до того, с кем он спит и как часто это делает?

Я и вышла-то сюда, потому что мальчики закатили истерику с вопросами, где папа. Ныли, спрашивали, пока я вела всех к машине. А теперь мы выясняем отношения. Задаем вопросы о том, есть ли кто-то, друг другу. Бред. Господи, какой бред.

— Ты мне не веришь? Ясмин, у меня правда никого нет. И не было.

Я что, похожа на дуру? Год прошел, как я уехала. И он хочет сказать, что все это время жил монахом? А Анне помогал просто так, потому что доброй души человек? Да все наши отчисления в благотворительные фонды сделаны по моему настоянию. Как только Динар финансово окреп, я стала снова перечислять деньги в фонды и волонтерские организации, занимающиеся сбором денег на лечение детям или сбором денег на обустройство тех, кто остался без жилья из-за домашнего насилия. Со временем мы стали ходить на благотворительные приемы. Единственные, где мне не было скучно, потому что там хоть и собирались все те же снобы, но на этот раз они хотя бы давали денег на благое дело. Но я не помню, чтобы Динар сам горел желанием ходить на все эти встречи.