Позывной "Курсант" 4 - Барчук Павел. Страница 29

Шипко пялился прямо мне в глаза. Я делал тоже самое. Оба мы после его речи, выданной залпом, молчали.

Просто лично меня поразили две вещи. Первое — как четко и конкретно он дал всю информацию. Второе — только что Панасыч намекнул мне, перспективы совсем не радужные. Он ведь не просто так упомянул этого Серебрянского, который именно сейчас оказался под арестом. Я ни о чем подобном не спрашивал, если что. Меня интересовала общая информация по структуре разведки на сегодняшний день, чтоб понять место своей группы в этой структуре. Но Панасыч открытым текстом дал понять, мы точно не для сбора информации едем в Берлин.

А еще, именно в этот момент, по его взгляду я понял, что он — все понял. Вот такая вот тавтология вырисовывается. Панасыч знает, выходит, что я догадываюсь о своей не самой благополучной перспективе в ближайшем будущем. И в принципе, судя по всему, чекиста моя сообразительность не напрягает. Наоборот. Он так смотрит сейчас, будто сам давно хотел, чтоб я, наконец, включил башку и додумался до правды.

А потом, в следующую секунду, меня вообще, как обухом по голове долбануло.

На протяжении долгого, очень долгого времени Шипко ходил вокруг да около. Буквально, имею ввиду. Кружил рядом. Очень часто я ловил на себе его задумчивый взгляд. Необычно задумчивый. Такой, будто Панасычу что-то очень сильно хотелось мне сказать. Так может, дело в том и есть? Может, ему реально известно больше, чем я раньше думал?

О Витцке знает Бекетов — это вполне понятно. Берия — тут спасибо Игорю Ивановичу. Хотя, я так понимаю, у товарища старшего майора госбезопасности просто не было выбора. Он таким образом выторговал себе дальнейшее существование.

Дальше — Клячин. Тот, как я думаю, сам допёр. Следил за своим начальником, собирал информацию, сопоставлял факты. Цель — свалить Бекетова. Почему? Не знаю. Да и не особо это важно.

В любом случае, Клячин сам сообразил, что Реутов — вовсе не Реутов. Но почему я думаю, будто больше никто ничего не знает? Шипко — явно не простой рядовой сержант. Хоть убейте меня, но хрень это на постном масле. Да, он очень старается выглядет безобидно, однако ни черта подобного.

Панасыч оказался воспитателем в секретной школе и доверили ему именно нашу группу. А потом, после того, как отделили меня, Подкидыша и Бернеса, снова Шипко остался при нас. Совпадения? Да чего-то я совсем в этом не уверен.

— Вы знаете, кто я такой. — Вырвалось у меня против воли. И это был не вопрос. Это была констатация факта.

Вернее даже не так. Я ведь не псих, чтоб не контролировать свои слова и поступки. Просто именно сейчас я вдруг понял, об этом Панасыч и хотел поговорить. Именно об этом. Вот почему он постоянно смотрел на меня, будто ему нужно что-то сказать. Просто не уверен товарищ сержант госбезопасности, что я его не солью Бекетову.

— А ты не знаешь, кто такой Клячин. — Ответил Шипко. И его слова тоже вопросом не были.

Глава 15

Я понимаю, что значит — отсутствие надежды

Честно говоря, когда Шипко выдал свою крайне неожиданную фразу, первой реакцией была мысль:«Какой, к чертовой матери, Клячин и при чем тут вообще он?». Просто казалось бы, почему меня вообще должен волновать этот вопрос? Вернее не так. Клячин немаловажный фактор моего настоящего и будущего, но почему Шипко спросил именно это?

Буквально в следующую минуту пришло осознание. Видимо, Панасычу известно то, что наверняка неизвестно мне. Причем что-то такое, о чем я должен переживать и волноваться. А я вообще не люблю ни переживать, ни волноваться, а уж в свете своей новой жизни в роли дедули, так вообще, хоть жри валериану каждый день. Не ешь, не пей, а именно жри. С пустырником вперемешку. Что ни день, то какие-то новости. Теперь — Клячин. Неискренен со мной дядя Коля? Так выходит. Вот ведь неожиданность!

И я бы, наверное, поглумился на эту тему, по крайней мере, мысленно, если бы не взгляд Панасыча. В нем явно присутствовали непонимание, даже осуждение. Воспитатель смотрел на меня, как Ленин на буржуазию, которая обещала отдать землю крестьянам а фабрики рабочим, но не сделала ни одного, ни второго.

— Есть что-то, о чем мне нужно переживать? — Спросил я Шипко.

— Ну вообще-то я был уверен, что ты в курсе собственных переживаний. — Ответил он в своей привычной манере и ненавязчиво покосился в сторону водителя.

Видимо, не настолько сильно доверяет товарищ сержант, который вообще может быть не сержант, этому улыбчивому лейтенанту. Либо, тема разговора слишком уж личная. Думаю, второй вариант более точный. А еще думаю, Панасыч просто не хочет светить именно меня. Фамилии, имена, явки…

Я замолчал, но пометочку в голове сделал. Как только останемся с ним вдвоем, непременно расспрошу. Тем более, раз Шипко сам пошел на диалог, его взгляд в сторону водилы можно расценивать, как намек. Мол, будем наедине, тогда и вспомним Клячина. Что же там еще за секретки у дяди Коли? Видимо, не зря все это время, несмотря на человеческую симпатию к Клячину, я один хрен ему не доверял.

— Николай Панасыч, а такой вопрос… — Переключился я на другую тему разговора, раз уж с первой придется повременить.

Просто именно в этот момент вспомнил одну деталь. Еще несколько недель назад нам обещали, что будут занятия с Судоплатовым. Однако, я видел его всего лишь раз и это точно произошло не в школе, а в коридоре дома Берии. Почему все изменилось? Другие разведчики были, а вот его мы так и не дождались.

— Не забивай пока голову. Видишь, думы думаю. Серьезные. — Оборвал меня Шипко. — Сейчас выйдем, поговорим. Дай сосредоточиться.

Не знаю, действительно ли у него были какие-то глубокие размышления или всё-таки он решил, что Павел в нашей компании лишний, однако, упорствовать я не стал. Ну уж точно Панасыч не просто так выкобенивается. Поэтому я отвернулся и молча уставился в окно.

Ехали мы относительно недолго, явно куда-то в пригород. Мне эти места, естественно, казались абсолютно незнакомыми, что, в принципе, логично. Я их на самом деле вижу впервые.

Однако, когда машина остановилась перед высокими деревянными воротами с надписью, идущей поверху, наконец, появилось понимание, где именно мы находимся.

— Коммуна имени Феликса Эдмундовича Дзержинского…– Прочел я вслух.

Не то, чтоб у меня имелось желание похвастаться своими навыками чтения или поразить Шипко знаниями, скорее это получилось от неожиданности.

Конечно, я знал, что это за место. Хотя бы благодаря нормальному уровню школьной программы и некогда прочитанной «Педагогической поэме» Макаренко. Того самого, который в современности стал именем нарицательным.

Шипко покосился в мою сторону с выражением легкого недоумения, мол, чего это ты, Реутов? Но промолчал.

— Мне вас здесь подождать? — Спросил Панасыча водила, одновременно заглушая мотор.

— Да. В сторонке встань. Вот туда, подальше, чтоб не маячил шибко. Лишние разговоры ни к чему, а люди любят языками потрепать. Тем более, тут еще и рабочие на заводе трудятся. Зачем их волновать? Мы буквально на час, может, два от силы. — Кивнул ему товарищ сержант госбезопасности. Потом повернулся ко мне и поинтересовался с ехидным выражением лица. — Реутов, ты тут посидишь? Я один пойду, что ли?

Я молча открыл дверь и выбрался наружу. Шутник, блин, хренов. Вот тоже, характер у него, не дай бог. Вроде бы смотришь, начал вести себя, как адекватный, нормальный человек. Думаешь, не так уж плох Николай Панасыч. Ан нет. Он уже в следующую секунду — хренак! И опять превратился в бесячьего Шипко.

Мы отошли от машины и остановились возле ворот. Судя по звуку заработавшего мотора, который медленно удалялся, Павел решил послушаться совета товарища сержанта госбезопасности и отъехать подальше.

Я осматривал вход на территорию коммуны с некоторым любопытством. Все-таки, не каждый день посещаешь столь знаковые места. Помимо дома, где, так понимаю, жили беспризорники, рядом ещё находились какие-то производственные цеха. По крайней мере, сильно на то похоже.