Ад находится у океана - Ободников Николай. Страница 11
– А почему бы мне не сделать этого, а? Я справлюсь не хуже малолетних чувырл, вы знаете.
Нора внимательно посмотрела на нее:
– Ты так сильно хочешь соблазнить Эву?
– Не сильнее вашего, – огрызнулась Шафран. – По крайней мере, я говорю то, что у меня на уме, а не молчу в тряпочку, пока другие листают мои мысли. И что плохого, если это сделает одна из нас?
– Эва не обычный подросток, Шафи. Он может увидеть тебя – или нас. И что будет, если он внесет кого-то в «Этхалсион»?
– Всё равно вы его хотите, стервы. Потому что до усрачки желаете заполучить частичку Чёрной Матери. Прямо туда! Между ног!
А вот это было правдой. Как и то, что загадочное слово «Этхалсион», значения которого не знала даже Беата, терзало их разумы тупым ножом. И всякий раз, когда оно звучало, волоски на коже Сестёр Пустоты вставали дыбом, будто где-то поблизости распахивалась тяжеленная дверь, за которой ютился арктический холод – абсолютный и безжалостный.
– Мы просто не кричим об этом, сестра, – мягко сказала Ангел.
– Потому и стонете только в подушку!
Все расхохотались. Опасный поворот в беседе был пройден.
– Знаете, я, пожалуй, схожу за Маноевой, – произнесла Крисси. – Они с Эвой хотя бы учатся в одном классе.
Никто ей не возразил.
2
Крисси прошла в западное школьное крыло, где в этот момент находился седьмой «Б», класс Эвы, и остановилась перед дверьми кабинета № 22. Тронула языком лабрет в губе и одновременно с этим твердо постучала и дернула на себя дверную ручку. На мгновение зажмурилась, попав в яркие всполохи дневного света. На лицах учеников проступило облегчение.
Эва сидел на месте у окна и что-то быстро записывал в красную тетрадь. В ту самую тетрадь. Это мало походило на конспект урока – хотя бы потому, что подросток старательно закрывал страницы плетнем из головы, свободной руки и плеча. Его соседка по парте делала вид, будто не замечает этого.
«"Этхалсион". – Сердце Крисси застучало быстрее. – Еще одна загадка. Второе слово оттуда. Конечно, Шафи права. Мы все хотим этого мальчонку, потому что он – частичка Чёрной Матери. И с этой частичкой можно взаимодействовать самым естественным образом».
Заметив появление Крисси, Эва встревожился и убрал тетрадь.
– Мне нужна Виктория Маноева. – Карие глаза Крисси принялись обшаривать класс. – Кто-то был весьма неаккуратен при посещении дамской комнаты. А значит, пришло время уборки и коротенького разговора между девочками на предмет гигиены и трудолюбия.
Молоденькая учительница, объяснявшая классу подоплеку рассказа «О чём плачут лошади» Фёдора Абрамова, скривилась. Она вела урок, а ее так грубо прервали. Да, именно что прервали! В конце концов, существовал кодекс профессиональной этики, согласно которому педагоги должны уважительно вести себя по отношению друг к другу, особенно перед учениками. Но о каком уважении, скажите на милость, может идти речь, если педагог врывается на чужой урок, оставляя при себе и вежливость, и извинения?
Крисси без труда уловила раздражение этой молоденькой потаскушки. Припомнила, что ее зовут Арина Кулешова. А для таких никаких отчеств. Только не для обладательниц огромных, крестьянских ступней, запакованных в безвкусные синие туфли.
Между тем Вики Маноева, девочка с крашенными в розовый цвет волосами, густо покраснела. Поднялся смех. Кто-то неприлично заржал, зажимая пальцами нос.
– Но я ничего такого не делала! – выкрикнула она, крутясь на месте и растерянно оглядываясь. – Я даже не была сегодня в туалете! Кого угодно спросите!
– Ага, подтверждаем: у Маноевой запор! – поддакнул кто-то, подняв уровень шума на новый уровень.
– Встань и выйди, Маноева! Не срывай мне урок! – взвизгнула Кулешова. Она вскочила, едва не опрокинув стол, и указала на дверь, надеясь, что для Крисси, попавшей в прицел указательного пальца, это будет оскорбительно.
– Но я ни при чём, Арина Захаровна!
– Немедленно покинь класс и убери за собой!
Вики покорно вылезла из-за парты и поплелась к выходу, показав острослову средний палец. Никто не засмеялся. Крисси повстречала ее гробовым молчанием. Всем без исключения вдруг стало жалко девочку, которую посреди урока забирала женщина со столь бесстрастным и жестоким лицом.
Крисси и Вики ушли.
3
Вики не видела причин для того, чтобы ее куда-то волокли. Хотя, если так подумать, это было на порядок лучше, чем выслушивать что-то там о лошадях от мимишной училки.
– Кристина Константиновна, но я правда ничего такого не делала, – протянула она. Получилось жалобно, как и задумывалось. – Кто вам вообще сказал, что это была я? Настучал кто-то из моего класса, да?
Кристина Быкова, их учительница по географии, никак не отреагировала на это. Шелестя складками черных брюк-палаццо и рукавами белой блузы, она безмолвно шагала по школьным коридорам, залитым солнцем. Лицо – отстраненное и совершенно чужое, будто гнездо, обсиженное холодными мыслями. Вики едва поспевала за ней.
Как и ожидалось, они пришли к женскому туалету, одному из трех, приходившихся на весь второй этаж.
Учительница распахнула дверь:
– Проходи, Маноева. Тебе понравится.
– Понравится? Вы серьезно?
Вики ожидала увидеть рулоны туалетной бумаги, что разбухают в раковинах под струями воды; наливаются влажной рыхлостью и чавкают, если их потрогать. Заодно вообразила мерзкие потоки, вырывающиеся из-под туалетных кабинок, потому что кто-то додумался засорить унитазы. Словом, Вики рассчитывала обнаружить следы обычных школьных проказ. Вопреки ее ожиданиям, в туалете было чисто, если не сказать «стерильно».
Чисто – да. Но отнюдь не пусто.
У Вики упало сердце, когда она увидела Ангелину Сысоеву, завуча по научно-методической работе. Значит, она, Виктория Маноева, единственная дочь Венеры Маноевой, и впрямь во что-то вляпалась. Екатерина Шафран, смотревшая исподлобья, и вечно невозмутимая Элеонора Дьяконова произвели на нее куда меньшее впечатление.
– Здравствуйте, – пробормотала Вики, размышляя, не стоит ли назвать всех по имени-отчеству. Решила, что не стоит. – Я ничего плохого не сделала, честно. Только не говорите маме, пожалуйста. Я всё уберу! Но… здесь вроде и так чисто.
– Ангел, что от Беаты? – спросила Элеонора Дьяконова. Ее глаза, немигающие, как у голодной черепахи, неотрывно следили за девочкой.
– От Беаты у нас немного нашего хорошего мальчика, Нора.
Сказав так, Ангелина Сысоева достала из сумочки прозрачную пластиковую коробочку, не больше спичечного коробка, вроде тех, в которых хранят беруши. Вики пригляделась и побледнела.
Внутри лежал ровно срезанный пучок каштановых волос.
«Эти волосы принадлежат Эве, – вдруг догадалась Вики. – Кто-то поймал местного школьного чудилу и снял с него скальп. Чик-чик, и осталось только это».
– Почему вы назвали ее Ангелом? – шепотом спросила она.
Педагоги неожиданно рассмеялись. Самый мелодичный смех, как и предполагалось, принадлежал Элеоноре Дьяконовой.
Екатерина Шафран наклонилась к Вики и потрепала ее по щеке.
– Потому что она – сущий ангел, разве нет?
Касание учительницы, такое мягкое и обволакивающее, вызвало у девочки диковинное ощущение. Казалось, прикосновение каким-то образом уменьшило лицевые кости и теперь вытягивает их через щеку – по крохотному каналу, покрытому морщинками льда. Вики захотелось свернуться калачиком прямо здесь, на плитках пола. Мышцы рук и ног затвердели, нижняя челюсть откинулась. Страх умер, так и не народившись.
Ангелина Сысоева, раскрыв коробочку, вынула несколько волосков:
– Ты ведь знаешь Эву Абиссова, милашка?
«Да, знаю, – мысленно ответила Вики и удивилась тому, что слова звучат лишь у нее в голове, наотрез отказываясь прыгнуть на язык. – Это мальчик с глупым именем и без скальпа. Но его никто не дразнит, потому что его отец тоже работает в школе. У его отца нет имени, только прозвище – Психопат».