Ад находится у океана - Ободников Николай. Страница 20

Старуха оживилась. Ее помутневшие голубые глаза неотрывно следили за кошмарным танцем белья на ветру.

– Для друзей я всегда была Ритусиком. Иногда во сне меня так называют. Кажется, эти голоса идут из города. Ну, из такого страшного. Эта дура Ейльман посчитала, что всё было по-настоящему. Ну, когда возникли те жуткие башни, сожравшие потолок. Она и уволилась после того случая. Я и сама…

– Этаж, Маргарита. Назовите нам хотя бы этаж.

Илья посмотрел на землю. Редкие капли крови, едва заметные на траве и асфальте, представляли собой наглядную карту перемещения подозреваемого: он вышел из подъезда, напетлял среди сушильных стоек, потом вернулся.

– Сёма, время уходит. – Илья наконец оторвался от следов и посмотрел на майора. – А если этот кретин прямо сейчас продолжает кухарничать? Я прямо-таки вижу, как Каменев открывает рот и откусывает нам головы. Но сперва, разумеется, тебе – как старшему.

На щеках Абалухова возникли белые пятна.

– Ладно, пошли. Спасибо, Маргарита, вы нам очень помогли.

В подъезде их уже поджидали старшина Тимур Давыдов, едва ли не самый высокий и волосатый в третьем отделе, и взволнованный парень в униформе сотрудника МЧС.

– С годами эти орешки всё крепче, да? – заметил Давыдов, находя смущение майора крайне забавным.

– Не знаю, – огрызнулся Абалухов. Он вздохнул и первым углубился в полумрак подъезда. – Знаю лишь, что мне не платят, чтобы я эти самые орехи колол.

Давыдов хмыкнул, а Илья улыбнулся. Не успели они сделать и несколько шагов, как подала голос старуха.

– Передайте этому сукину сыну, что он испортил мои лучшие прихватки! – выкрикнула она, злобно щурясь.

Илья и остальные посмотрели на нее, но ничего не ответили.

3

Подъезд напоминал бетонную парилку, и в этой самой парилке кто-то пролил кровь.

Илья, поднимавшийся сразу за Абалуховым, расстегнул кобуру и вынул пистолет. Ощутил себя как в плохой комедии – тем идиотом, который ни разу не стрелял в человека, хотя не первый год тянет полицейскую лямку. Не то чтобы стрельба по людям была непременным атрибутом службы, но порой мир не оставлял шансов. И тогда в разговор вступали «громовые палки» и другие «громовые штуки», назначенные государством, чтобы люди уважали друг друга и в первую очередь закон.

Вскоре их группка замерла на площадке четвертого этажа. Сбитый коврик из искусственного войлока недвусмысленно указывал, что кровавый след начинался именно здесь и сюда же возвращался, сузившись до цепочки редких капель, обходивших основное кровавое празднество по дуге. Возвышавшаяся над ковриком дверь представляла собой черно-серое стальное полотно, утопленное в коробе. Цифры «72» тускло блестели.

Парень из МЧС напустил на себя важный вид и подсел к двери. Бегло осмотрел ее.

– Так-так-так, два замка́. Один – сувальдный, врезной, хороший. Второй – накладной, дерьмовый. Говно, в общем. – Он вопросительно посмотрел на Тимура Давыдова. – Мне дверь сразу выкорчевывать? Или вы там что-то сперва сделаете или скажете, ну, как всамделишные полицейские из криминальной хроники?

Старшина с улыбкой переадресовал взгляд Семёну Абалухову, и тот со вздохом занес указательный палец над кнопкой звонка. Задумался. Потом встал правее двери и посмотрел на парня.

– Как зовут?

– Даня. – Парень забросил в рот зубочистку. – Лучше – Даниил. Как на серьезной работе. Мы же на работе, так?

– Готовь инструменты, Даня. И выплюнь эту дрянь, пока не подавился.

Дверь находилась напротив лестничного марша, уводившего наверх, к затопленному солнцем узкому окну. Слева еще оставалось место, и Илья прижался к стене, зацепив плечом электрощиток. Покосился на показатели: цифры семьдесят второй квартиры уверенно бежали вверх.

– Дома кто-то есть. Счетчик крутит как сумасшедший.

– Надеюсь, это работает кондиционер, – пробормотал Давыдов. Он опустился на две ступени. – Господи, Семён, позвони уже в чертову дверь, пока у нас мозги не спеклись.

Палец майора утопил розоватую кнопку. Раздалась омерзительная трель севшего звонка. За дверью послышалось копошение, кто-то кашлянул, и Илья приготовился услышать привычное: «Кто там?»

– А Матвея нет дома, – донесся визгливый голосок. – Он и Мария отправились собирать асфальт. Взяли мешочки и пошли. – Голос хихикнул. – Асфальт в это время года пахнет чудесно, не правда ли? Матвей и Мария выложат его в широкую вазу и будут нюхать, пока не захлебнутся слюнями от восторга.

– Матвей, это вы? – Абалухов показал жестом, чтобы все приготовились. – Это полиция. Откройте, пожалуйста.

Из-за двери раздалось мычание, словно некто, кривляясь, изображал муки раздумья.

– Матвей, чья у вас кровь на коврике? Вы пугаете соседей. Кто-то пострадал? Мы сломаем дверь, если вы будете упрямиться.

Голос опять заговорил. На этот раз он шипел и плевался.

– Я резал жару, разве не ясно? И я, чёрт возьми, показал ей! Показал этой несносной суке, кто в доме хозяин! Достало ее вечное нытье! Вечное недовольство! Чертова потаскуха!

– Будьте паинькой, Матвей, и откройте дверь, – попросил Абалухов с четко отмеренным спокойствием в голосе. – Я не хочу применять силу, понимаете? Сегодня для этого слишком жарко, не находите?

– Я не хочу с тобой говорить, червяк! Усек это?! Кивни, если усек!

Майор кивнул, но кивок предназначался парню, замершему на корточках у двери. Руки парня уже лежали на чемоданчике с инструментами.

«Всё будет совсем не так, как мы ожидаем, – вдруг подумал Илья. – За дверью обнаружится не только повар, но и та кроха с молоком. Они будут сидеть в круге из маленьких мертвых собачек и гадать, почему те не воскресают… Господи, я не хочу ни в кого стрелять. Ни сегодня, ни завтра – никогда».

Парень достал из чемоданчика аккумуляторную дрель и приставил ее к двери. Кончик сверла отыскал личинку нижнего замка́, готовясь задать ей хорошую трепку. На плечо парню легла ладонь майора.

– Даня, Даня. А если этот кретин пальнет через дверь – что тогда? Прикажешь твои мозги в дуршлаг собирать? Твоя мама не обрадуется такому подарочку, как думаешь?

Произнес это Абалухов мягко и в чём-то даже проникновенно. И так же мягко отодвинул голову опешившего парня подальше от двери. Тот обиженно надулся и попытался найти упор в новом положении.

Дрель взвизгнула разок-другой и начала вгрызаться в запорный механизм. Подъезд наполнил неприятный и визгливый скрежет.

– Семён! – позвал Илья.

– А?

– Твой поганый язык когда-нибудь поцарапает кошка! Парня как напугал!

Парень, нахохлившись еще больше, сделал вид, будто ничего не услышал. Полицейские улыбнулись. Как бы то ни было, у Ильи отлегло от сердца, когда Абалухов дал парню этот совет – держать голову подальше. Возможно, это был совет всей его жизни.

Некоторое время, пока работала дрель, Абалухов размышлял над замечанием Ильи, а потом развел руками:

– Если кому-то должно приспичить, Млечный, будь уверен: этому кому-то приспичит именно на тебя.

Давыдов не без иронии заметил:

– Звучит так, будто кто-то переделал Закон Мёрфи.

– Пусть этот Мёрфи подаст служебную записку, и я всё переделаю обратно, – отмахнулся Абалухов.

Илья и Давыдов сдавленно хохотнули.

Сквозь шум работающей дрели прорвался отчетливый хлопо́к. Ничего не понимая, Даня выключил дрель. Завертел головой. Его примеру последовали остальные, пытаясь поймать глазами то, что уже уловили уши.

В навалившейся тишине что-то прыгало. Судя по звуку, что-то твердое и металлическое. Наконец все увидели, что это. По лестничной клетке метался маленький серый комок, напоминавший свинцовую жвачку. Подкатившись к двери соседней квартиры, он замер.

Илья буквально физически ощутил, как их взгляды, такие тяжелые и скрипучие, устремляются к пулевому отверстию, возникшему десятью сантиметрами выше рассверленной личинки замка́. Абалухов покраснел, словно это был не выстрел, а пошлая шутка, и дернул на себя Даню. Парень завалился на правый бок и с испугом вцепился в ногу майора. Дрель с грохотом выпала из рук.