Теневой Перевал (СИ) - Осадчук Алексей. Страница 28

Именно так было принято называть нового маркграфа де Валье. Все потому, что сам принц Луи именно так и называл Макса. Жан-Луи понимал, что его высочество винил Ренара в своих бедах. Если бы не его победа в Великом испытании, принцу не пришлось бы сейчас прозябать в этом ужасном и диком месте.

Кстати, теорию, ходившую первое время в высших кругах, о том, что Ренару присудили победу незаслуженно, принц Луи считал истинной. И что маркграфство, полученное бастардом в награду за его победу в испытании, у него необходимо отобрать. Об этом принц Луи говорил прямо и не таясь. Чем ставил себя в довольно неловкое положение…

Ведь, если считать все эти слухи и домыслы о лже-победе Ренара правдой, тогда и помолвка принца Луи с принцессой Астрид должна быть расторгнута. Хотя, если копнуть глубже, скорее всего, своими речами принц этого и добивался. Сердце его высочества принадлежало маркизе де Гонди. И чем дольше принц находился на севере, тем сильнее его любовь походила на некую одержимость…

Что же касается Жана-Луи… Он ни на миг не сомневался в порядочности Макса, который, к слову, своими великими делами уже успел доказать всем своим недоброжелателям, на что он способен. Барон де Леви искренне радовался каждому сообщению с юга и в глубине души очень жалел, что он сейчас не рядом со своим другом…

Парфюмер его высочества зябко пошевелил плечами и придвинулся поближе к огню, который, казалось, отказывался делиться своим теплом.

Проклятый север… Проклятая зима и проклятый холод… Родившийся на юге, барон де Леви всеми фибрами своей души ненавидел этот ледяной край, населенный грубыми и неотесанными людьми, которых вестонцы в разговорах между собой называли дикарями.

Принцесса Астрид и еще несколько человек из ее свиты заметно выделялись из общей массы северян, но ситуации это не спасало. Жизнь в Фьёрдграде для Жана-Луи стала настоящей пыткой.

Короткие пасмурные дни, длинные холодные ночи, повсюду дурно пахнущие дикари, не желающие понимать всю прелесть мира тонких ароматов. Складывалось такое впечатление, что о духах здесь вообще никто ничего не знал. Отвратительные запахи пота преследовали Жана-Луи повсюду.

Всяческие попытки внедрить в обиход местных свою продукцию разбивались о твердую стену непонимания. Запахи собственных немытых тел вполне устраивали местных. Парфюмер его высочества понимал, что если он задержится здесь на севере еще один год, то обязательно сойдет с ума.

От невеселых мыслей барона отвлек пронзительный и надрывающийся звук флейты. Жан-Луи, зная, что его лица никто не видит, поморщился.

Вот еще одна напасть. Принц Луи, обуреваемый своим затянувшимся на месяцы приступом меланхолии и скуки, вознамерился написать длинную сонату для одного инструмента с поэтичным названием «Песнь лунного света». Своей жертвой он почему-то выбрал именно флейту.

И ладно если бы соната действительно была великолепной… Так нет же… Звуки, вылетавшие из несчастного инструмента, можно было назвать чем угодно, но только не «Песнью лунного света».

Терпеть эти ужасные эксперименты вынуждена была вся свита принца. Изрядно, кстати, поредевшая за последнее время. Жан-Луи в глубине души боялся себе признаться… Если раньше на беглецов, решивших отправиться назад в Вестонию и присоединиться к партиям старших принцев, он смотрел с осуждением и упреком, то последней группе дворян, убывшей на юг неделю назад, барон остро завидовал.

Увы, но покинуть принца Луи могли все кто угодно, но только не барон де Леви. Зарекомендовавший себя одним из самых преданнейших сторонников его высочества, он являлся примером стойкости и самоотверженности. Принцесса Астрид, будто понимая истинные чувства барона, при каждой их встрече словно специально напоминала ему о его добродетелях.

И этот трюк каждый раз срабатывал. Барон де Леви снова и снова ловил себя на мысли, что уже не совсем понимает, кому он на самом деле стремится служить — принцессе или же принцу. Хотя все эти душевные метания барона никоим образом не проявлялись. Он просто знал, что эта удивительная и мудрая не по годам девушка, непременно знающая, чем подбодрить сторонников своего будущего мужа, всегда может рассчитывать на его, барона де Леви, поддержку. А еще Жан-Луи хорошо понимал, кто именно будет править Вестонией, если младший сын Карла Третьего взойдет на трон.

А вот отношение принца Луи к принцессе Астрид с каждым днем менялось и отнюдь не в лучшую сторону. Если раньше он еще был ей как-то увлечен, то сейчас это легкое увлечение испарилось словно утренняя роса на солнце.

Внешне его высочество все также был учтив и мил с принцессой, но, когда они с бароном оставались наедине, на голову Астрид из уст принца сыпались проклятия. В такие моменты Жан-Луи чувствовал себя неуютно. Сегодня принц тебе доверяет, а завтра может избавиться от тебя, на всякий случай, ибо ты узнал непростительно много тайн его высочества.

Особенно сейчас, когда у принца Луи периодически возникают приступы паранойи. Он, похоже, полностью уверен в том, что в Вестонии никакой угрозы смерти для него не существует. И что вся эта история с ядом — это дело рук либо самой принцессы Астрид, либо ее сторонников.

Некоторое время барон де Леви серьезно размышлял над подозрениями принца, но довольно быстро выбросил их из головы. Ведь у принца ни одной недели не обходилось без какой-нибудь теории заговора, что плетут против него враги.

Иногда, глядя на этого исхудавшего человека с болезненным цветом лица и горящими нездоровым огнем глазами, Жан-Луи спрашивал сам себя: куда же подевался тот жизнерадостный, переполненный творческими идеями принц Луи?

Масла в огонь подливали вести с севера. Армия конунга Бьёрна Острозубого была разбита. Сам он, его младший сын, а также большинство знатных северян погибли. Как только страшные вести дошли до Фьёрдграда, в столице Винтервальда начались волнения, которые довольно быстро улеглись. И снова благодаря мудрости принцессы Астрид.

Дочь конунга не стала усугублять и без того сложное положение в стране борьбой за власть. Хотя с ее острым умом, хладнокровным характером и, что особенно важно, магическим даром сесть на трон не представлялось чем-то невозможным. Но она поступила иначе. И как показала практика, сделала все правильно.

Принцесса Астрид беспрекословно уступила власть в Винтервальде своему старшему брату Олафу Серому, и народ ее в этом поддержал. Как и ее средний брат Ульф Волчье Сердце, который по приказу нового конунга начал набирать новую армию. Благо Острозубый не все кланы призвал в поход на север.

На фоне поражения бывшего конунга и неоднозначных вестей с юга статус вестонской делегации обрел некую неопределенность. Внешне это не было заметно, но Жан-Луи все-таки ощущал эту странную напряженность.

Взять хотя бы регулярные совместные приемы, что устраивали ее высочество принцесса Астрид и принц Луи. Последний уже довольно давно перестал быть объектом внимания местной знати, которая еще совсем недавно старалась как можно чаще мелькать перед глазами младшего сына короля Вестонии. Да и сама принцесса после того, как на трон сел ее старший брат, постепенно начала терять свою популярность при дворе.

Все внимание дворян Винтервальда было обращено сейчас на Олафа Серого и его семью. Тем более, что веселые пиры и разнообразные состязания, которые устраивал новый конунг, были больше по душе местным, чем бесполезные разговоры о музыке, моде, живописи и скульптуре, что велись на приемах у принцессы Астрид и ее иностранного женишка. Разве сравнятся они с кровавыми поединками между сильнейшими воинами, грандиозной попойкой или славной охотой на матерого зверя? Вот и сейчас вся винтервальдская знать пировала в главном зале, чествуя нового конунга.

Жан-Луи и раньше прекрасно понимал, что принц Луи никогда не станет своим для этих людей. По сути, его высочеству нужна была лишь их поддержка в его борьбе за трон Вестонии. Но сейчас у барона де Леви складывалось такое впечатление, что они могут в любой момент лишиться и этой поддержки. Тем более, что у винтервальдцев и своих проблем хватало. Им бы сейчас самим удержать власть в своей стране. Каждый боец на счету… Чего уж говорить о походе в какой-то далекий Эрувиль.