Холодные сумерки - Шарапов Валерий. Страница 3

Спустя час рядом с машинкой появилась стопка отпечатанных листов. Дмитрий откинулся на спинку стула и потер глаза. Врач в «скорой» вколол какую-то дрянь, и теперь мысли ворочались ленивыми гусеницами, расползались в стороны. И очень хотелось пить. Поднявшись, он прошел по выкрашенному ядовито-зеленой краской коридору до туалета, налил стакан холодной воды, отдающей хлоркой, и выпил залпом. Потом еще один. Подумал, открыл кран и осторожно, чтобы вода не брызгала на повязку, сунул под нее голову.

Вынырнул, отфыркиваясь, довольно растер лицо полотенцем, вытер коротко стриженные волосы. Можно жить! Странно только, что еще не зовут на разнос. Дверь начальственного кабинета была закрыта, но в щели под ней горел свет – значит, Курлянд еще здесь. Может, занят?

Домой, в пустую квартиру, не тянуло – все равно не уснуть. Скорее хотелось, наплевав на предписания врача, завалиться в шалман и выплеснуть там и адреналин, и страх, и – чего скрывать – получить удовольствие. Поколебавшись, Дмитрий решительно направился в оперу – комнату, которую делили между собой оперативники. Если уж культурно отдыхать, так хотя бы не одному.

Опера не засыпала никогда, а сейчас людей здесь было вдвое больше обычного: прежняя смена, задержавшись за писаниной, еще не ушла, а новая уже бодалась за столы.

– Да какое мне дело, хоть cальмонелла! – орал Михаил в трубку телефона. – Какое нам дело, что вы называете ее доченькой? Это чихуахуа! Собака! Поговорите с участковым. Расклейте объявления. Оперативный отдел такими делами не занимается. Что? Зачем мы тогда нужны? Будете жаловаться? Сколько угодно!

С грохотом опустив трубку на рычаги, он всплеснул руками.

– И вроде бы давно работаешь, ко всему привык, но чем вообще эти дежурные занимаются? Не понять по заявлению о пропаже, идет речь о ребенке или мелкой собакообразной крысе? Зачем они там сидят вообще?

– Они там сидят, чтобы у нас всегда был чай с сахаром, – уверил его Дмитрий, выкладывая на стол конфискованные в дежурной части трофеи. Сегодня дежурили женатики, и раскулачивать их пришлось с утра. Так Дмитрий обзавелся чаем, сахаром, ванильными сухарями, сливочным маслом и малиновым вареньем. Почти такое же варила мать, жарким июлем на летней кухне, и воздух пах детством – сладко и тонко.

– Дело! – Игорь оживился, ухватил сухарь и с удовольствием захрустел им. – А то брюхо аж звенит.

– Дед не звал? – поинтересовался Дмитрий, кивая на коридор.

Михаил покачал головой, зачерпывая варенье.

– У него там посол. То есть курьер от самого, из горисполкома. Да не трусь. Дело мы сделали, а начальство для того и существует, чтобы ругать и направлять, хоть ты следователь, хоть опер.

Дмитрий неопределенно хмыкнул. Так-то оно так, но к новым корочкам, которые почти делали начальством его самого, он еще не привык, и грядущий разнос ощущался иначе. Хотя так-то Михаил, конечно, был прав.

– Я вот все думаю, – задумчиво начал он, наливая чай. Добавил три ложки сахара, зазвенел ею, перемешивая. – Если брать по описи, то получается, что все это ради сотни-полутора рублей. Больше барыга им не дал бы. Стоило оно того?

– А никто не коворит, что воры – гении, – спокойно заметил Таранд, подняв голову от пишущей машинки. – Ина-аче не воровали бы.

– К тому же, – добавил Игорь, – они ведь думают, что их не поймают. А потом опа – и группа захвата под окнами.

В коридоре стукнула дверь, и они замолчали, прислушиваясь. Шаги, приглушенные слова прощания, а затем в дверь заглянул Курлянд.

Осмотрел накрытый стол, оперов, хмыкнул.

– Празднуете?

Игорь открыл было рот возразить, но Михаил незаметно двинул его под ребра. Дед прошелся по комнате.

– Герои, значит. Ворвались, повязали. Вернулись живыми, едва поцарапанными – это хорошо. Не пришлось похоронки писать на вас, дурней.

Молчание.

– Сыску, – Дед снял очки и принялся протирать их большим клетчатым платком, – не нужны герои. Ему нужны ищейки. Герой – тьфу, это просто идиот, который довел ситуацию до отсутствия выбора. Положился на везение… Почему не проверили дом заранее?

– Времени было мало, побоялись, что спугнем, если банда вернется раньше, – ответил Дмитрий.

– Я там каждую неделю езжу, – миролюбиво заметил Дед. – Там с дороги задней стены дома вообще не видно, сирень мешает. Или спилили? Молчите? Почему не дождались, пока не загонят машину и не уйдут в дом?

– Момент показался подходящим, товарищ полковник. – А это уже сказал Михаил.

– Чудесно! – восхитился Дед, сунул в рот дужку очков, но тут же выдернул, опомнившись. – Когда кажется, капитан Изместьев, нужно читать уголовно-процессуальный кодекс и служебные инструкции! Герои, мать вашу! Пропустить Расстегая! Так подставиться! А если бы он ниже взял? Вы же полгруппы могли положить!

Дмитрий вспомнил, как из-за двери показался ствол, и вздрогнул. Обошлось и правда на голой удаче.

– А ты… – Дед ткнул в него пальцем. – Не юноша уже. Мог бы думать не задницей. Планировать без этих… кавалерийских наскоков. Это им, – он махнул за окно, на улицу, – просто. Могут взять и выстрелить, украсть, пограбить, а нам за каждую мелочь сто бумажек написать нужно. Кучей правил связаны, как цепями. Так какого черта вы еще и в поддавки играете? Ну? Тебя спрашиваю, майор!

– Не могу знать, товарищ полковник.

– Не может он, – передразнил Курлянд. – А должен знать! Ладно. От горисполкома премия с благодарностью в личное дело. За получение распишетесь у секретаря. Свободны.

Когда он ушел, хлопнув дверью, несколько секунд все молчали. Потом Михаил встрепенулся, потянулся к чайнику.

– М-да, – заметил он. – Сурово, но справедливо. Хотя мог бы и похвалить. Как там ни крути, а дело сделано. Один уже жмурик, еще двое скоро к нему присоединятся. И все это ценой нервов и пореза на руке.

– Польшого пореза, – педантично уточнил Таранд. – А вообще-то та-а.

Дмитрий пожал плечами и залпом допил чай. Что бы там ни говорил врач, а ему требовалось выпить.

III. Кафе «Северное»

Кафе «Северное» называлось так, потому что располагалось в Южном порту. Жека Китаец, который держал эту дешевую забегаловку, уверял – это юмор. Юмором были и зарубежные, не одобряемые партией коктейли, куда щедро лили водку, и сама паленая водка, и даже местные разбитные девчонки, норовящие насыпать клофелин в рюмку. Зато здесь можно было посидеть без погон, поговорить – поорать – под оглушительное «Музыка на-а-ас связала», выпить и расслабиться. В неоновом свете между столами кружились девицы в мини-юбках и лосинах. Приличные комсомолки днем, вечером они снимали светлые платьица, начесывали волосы и жутко подводили глаза.

– А я говорю, – размахивал руками Изместьев, – скоро не будет телефонов с проводами. Будет такая маленькая коробочка, с кнопками. Натыкал в нее, позвонил – и в карман помещается. Ну что ты ржешь, «Технику – молодежи» читать надо. Я у сына иногда почитываю, да… И фильмы смотрю!

– Телефоны без провода, – хмыкнул то ли Владимир, то ли Владислав, и Дмитрий вдруг вспомнил – Игорь. Молодого лейтенанта звали Игорем. – Тут сироп в автоматах пропал, с собакой не сыщешь. А ты – телефоны.

Дмитрий опрокинул рюмку водки, закусил бутербродиком с сыром и выдохнул. Водку особенно пить не хотелось, но коктейли в «Северном» рисковали пить разве что те, кто не знал, как их здесь делают.

– Что меня больше всего раздражает, – заметил он, – это благодарность за шмотье, которую спустили сверху. Приемщица убита, дело закрыто – рутина, молодцы, работайте дальше. Ну и правда молодцы, работаем, аж пальцы от отчетов болят. А благодарность от самого председателя, лично, с выписанной премией «За поимку особо опасных бандитов и защиту трудовой собственности». Трудовой собственности! За защиту платьев, получается?

– И шуб, – уточнил Игорь, улыбаясь девице в розовой рубашке и дырявых лосинах. – Не путем… тьфу, чертов эстонец, заразил! Не будем забывать про шубы. Может быть, они председателю важнее. Платья – ерунда, у него такая жена, что без платья даже лучше.