Блуд на крови. Книга первая - Лавров Валентин Викторович. Страница 28

— А скажи, братец, ты никого не видел возле дома?

Карпов хитро сощурил глаз:

— Это, соображать надоть, вроде что-то такое было. Так, мелькание какое, вроде как человек убег. Правильно говорю, Санька? Вот и мой Санька вышел пос… посмотреть на воздух, а тут он и побег. Ну а мы, соображать надоть, за городовым. Тушить огонь помогали. У зипуна, извольте наблюдать, пола подгорела. Пострадал, можно выразиться.

— На, возьми еще целковый. Постарайся вспомнить, кого ты видел, приметы. Тогда награжу по-царски. Мы убийц найдем.

И ТРОЙКА У КРЫЛЬЦА…

В это время на двух крытых колясках прибыли полицейские чины. Они прошли в дом. Городовой составлял список свидетелей, в который включил обоих Карповых, а также жену Ивана — Христину.

Следствие началось. Ежедневно допрашивали нескольких человек, производили обыски. В полицейское управление к полковнику Сахарову то и дело наведывался убитый горем Тальма:

— Умоляю, найдите убийцу! Я задушу негодяя своими руками…

Сахаров, подтянутый, сухощавый господин с холодными серыми глазами, всячески утешал:

— Делаем все возможное. Не убивайтесь так сильно, горю страданиями не поможете.

Серьезные подозрения упали на фельдфебеля Ивана Прохорова. Некоторые свидетели показали, что он находился в амурных отношениях с Савиновой. Последняя, кстати, не отличалась строгостью нравов. Прохоров ее ревновал к Коробову. Однажды, когда фельдфебель заявился к своей возлюбленной, то застал ее с ним. Прохоров буянил и кричал угрозы:

— Вот я тебя, такую-растакую, зарежу!

Тогда пришел живший в соседнем доме Тальма-младший. Изрядно помяв бока ухажеру, прогнал его. Ради истины скажем, что и сам Тальма поколачивал Савинову за нерадение, но теперь отважно защитил ее от чужака.

Тальма показал, что видел в канун убийства Савинову с каким-то солдатом за квартал от дома. Было уже поздно — около 12 ночи, лица солдата он не разглядел. Но, возможно, это был фельдфебель Прохоров.

Прикативший из Петербурга 28 марта в четыре часа пополудни полковник Тальма (старший) сам отправился в полицию. Тут он заявил:

— Как ни прискорбно, но покойная генеральша давала деньги в рост — и под очень большие проценты. Она в последний мой приезд — это было на Рождество — сказала:

«Один мой должник, местный купец, вызывает тревогу. Как бы он не покусился на мою жизнь. Последний раз, когда я знала, что купец ко мне придет, я попросила околоточного побыть в соседней комнате».

Еще одна соседка — старуха Гвоздилина — «под страшным секретом» заявила следователю:

— В ночь, когда злодеи убили генеральшу, по причине бессонницы я сидела возле окна. Вдруг вижу: подкатывает роскошная тройка — прямо к крыльцу дома Тальма. Выскочили из повозки трое молодцов в красных плисовых рубахах, серебряными поясками о кистях подпоясанными. Забежали в дом через парадный подъезд. Потом слышу — как бы крик: «Караул, дескать, помогите!» Хотела я свою служанку Машку послать к городовому, да разбудить ее даже не успела. Выбежали обратно из дома молодцы, в руках один, верно главный, несет что-то тяжелое. Впрыгнули в повозку и поскакали к засеке. Вот так-то, милый!

СМЕЛАЯ ВЕРСИЯ

Стали полицейские проверять все варианты. Повозку никто, кроме старухи Гвоздилиной, не видел, да и парадная дверь с незапамятных пор не растворялась. Фельдфебель Иван Прохоров в ту злополучную ночь был дежурным при батальоне и никуда отлучиться не имел возможности. Ознакомились с кругом должников Болдыревой. У всех них, включая купца, о котором говорил Тальма-старший, было алиби.

— Плохо ищете! — Сахаров жестко посмотрел в глаза полицейскому следователю Надеждину. — Это не круг сыра на базаре сперли! Двойное убийство, поджог — весь город взбудоражен. Меня губернатор каждую неделю к себе дергает, требует найти преступников. Даю последний срок — семь дней. Не будет виновных — кладите рапорт об отставке.

На следующее утро, блестя до зеркального блеска надраенными сапогами, Надеждин стрункой вытянулся перед полковником:

— Вот, господин полковник, почитайте! — И он, достав из кожаной папки конверт с почтовыми штемпелями, положил на стол. — Вот здесь…

«Время в Москве бежит весело и быстро… Был здесь в одной компании с одним полицейским чином. Он рассказывал много интересного о своей работе. Показал крошечный пенал, внутри которого — разборная пилка… Арестант засовывает пенал в задний проход, а в нужный момент перепиливает цепи и решетку. Так совершено несколько побегов…» — полковник читал с.интересом. Взглянул на подпись — «А. Тальма».

— Читайте вот здесь, ниже! — Надеждин указал, где надо читать.

Сахаров продолжал:

— «С целью сокрытия следов преступления нередко нарочно устраиваются поджоги. Так, один матерый бандит вырезал целую семью купца в Замоскворечье. Потом он облил трупы керосином, поджег и убежал…»

Надеждин щелкнул пальцами:

— Разве это не копия того, что произошло на Верхнепешей? Это письмо мы изъяли во время обыска после пожара у Болдыревой. Тальма-младший писал ей из Москвы всего за три месяца до преступления. Я давно говорил, что у него следует произвести обыск. Только боюсь, упустили время!

— Наоборот! Преступник мог уже успокоиться, достать какие-то скрытые после убийства обличающие его предметы… Действуйте!

ПОРТМОНЕ

15 мая в шесть утра Надеждин с четырьмя полицейскими и двумя понятыми — Карповыми, подошли к дому Тальма. Двоих полицейских Надеждин поставил возле окон, а сам позвонил в колоколец и подтолкнул сапожника.

За дверью раздался заспанный голос служанки:

— Кого надо?

Санька Карпов выдавил хриплым от волнения голосом:

— Танька, открой! Срочное дело до тебя… Услыхав знакомый голос, Танька открыла. Тут

же оба полицейских, возглавляемые Надеждиным, рванулись на второй этаж — в спальню Тальма.

Тот безмятежно спал на плече у 21-летней жены Зинаиды. За четыре года они родили двоих детей. Дом, в котором они теперь жили, пошел в приданое Зинаиде. Зинаида нежно любила мужа, тот отвечал взаимностью. Соседи завистливо вздыхали: «Как сыр в масле катаются!»

— Вставайте, вы арестованы!

Тальма вскочил, мгновенно пробуждаясь:

— Что такое? По какому праву?

Внимательно обыскали жилье. На чердаке, среди хлама, обнаружили тщательно застиранные брюки. В тот же день их вместе с некоторой другой одеждой отправят на экспертизу. Специалисты обнаружат на брюках следы крови.

— А как этот бумажник попал к вам? — Надеждин внутренне торжествовал. — Вот тут монограмма: «НБ» — Николай Болдырев. Так звали покойного мужа теперь тоже уже покойной (с вашей, Александр Леопольдович, помощью!) генеральши. По показаниям свидетелей, бумажник всегда был набит ценными бумагами, и покойная держала его под запором.

— Когда с пожара носили всякую дрянь, я взял себе его на память.

— Вместе с ценными бумагами?

— Их там не было! Надеждин весело расхохотался:

— Все наоборот! Бумаги в портмоне были. Самого портмоне уже не было у Болдыревой. Его похитили сразу после убийства. Оно отсутствует в описи вещей, сделанной на месте происшествия. Если этого мало для вашего раскаяния, то есть у меня вам еще подарочек дорогой…

Надеждин показал письмо Тальма из Москвы.

— Ведь в нем вы чуть не в деталях описали ваше будущее преступление — убийство и поджог дома.

— Вы, господин полицейский, в своем уме? Да мало ли чего в письмах пишут. Пошли бы отсюда вон! Я обращусь с жалобой к губернатору.

— Ваше право! Но советую чистосердечно раскаяться — это облегчает душу преступника.

— Это вы, господин полицейский, преступно врываетесь в мой дом!

— Да-с, убили двоих, хотели дом сжечь — и не хотите признаться. Стыдно-с!

Тальма тяжело вздохнул:

— Этот дом принадлежит мне. Зачем же я буду его жечь?

— Вот это вы и должны нам рассказать! Одевайтесь.