Блуд на крови. Книга вторая - Лавров Валентин Викторович. Страница 36

— Я, почитай, цельный день возле ворот с метлой служебный долг исполняю, но такого подозреваемого не обнаруживал. Я ведь вам изволил докладывать про переодетую кухарку.

— Так где она, кухарка? Кто ее видел, кто знает? Я полицию известила, но они больше любят чай в дежурке пить, чем по морозу бегать, на улицах порядок наблюдать. Власовский был мужчина твердый, заставлял нижних чинов службу строго исполнять, так его — фюйть! — и выперли. Поставили какого-то Эффенбаха, так опять порядки ослабли, потому как народу узды не стало! А тут — тьфу! — Э-ффен-бах!

Иван затараторил:

— Как же, знаю такого! Он еще композитор. Я в киатре с восторгом чувств наслаждался его опереткой «Перикола».

— Ты, Ванюшка, дубина. Того композитора зовут Жак Оффенбах, а этот совсем из другой оперы. Ну ладно, иди на пост, следи за порядком. Если заметишь… про кого говорила, или какой другой посторонний народ подозрительного вида, сдавай их в полицию. Свисток при тебе?

Иван достал из кармана свистульку и дунул в нее:

— Не позвольте себе сомневаться!

…Осталась барыня одна. Она почему-то вспомнила фразу из книги брата «Бесы»: «Носилось что-то неладное». И впрямь ей казалось, что в воздухе носится что-то неладное. Сердце явно предчувствовало беду.

Увы, предчувствия не обманули.

СМЕРТЬ МИМИ

Обычно, как мы уже упомянули, Варвара Михайловна уезжала к родственникам вечером. Случалось это часов в 9-10-ть. Проводила у них время до 12-ти, а в отдельных случаях и до 2 часов ночи, и возвращалась домой. Ночевать никогда не оставалась.

Но однажды заболела внучка, и Варвара Михайловна решила провести вне родных стен более суток, чтоб поухаживать за девчуркой. (Читатель, думаю, не забыл, что родственники жили в одном из домов на Пресне, принадлежавших именно Варваре Михайловне.)

Надо заметить, что была у хозяйки любимая собачка неизвестной породы по кличке Мими. Вопреки своему незначительному размеру, Мими отличалась свирепым нравом. Если кто приходил к Варваре Михайловне, то хозяйка закрывала Мими в кладовку. Иначе эта лохматая малышка начинала бросаться на пришельца, норовя своими неожиданно большими клыками отгрызть гостю конечность. «Родственница тигры!» — шутили постояльцы.

Особенно Мими невзлюбила Ивана. Был случай, когда собака бросилась на зазевавшегося парня и прокусив сапог, пустила ему кровь. Кроме

хозяйки, она миролюбиво относилась лишь к госпоже Боневольской. Может, в память того, что когда Мими была еще крошечным щенком и опасно заболела какой-то собачьей болезнью, вдова артиста сумела выходить ее.

Теперь, собравшись к внучке, Варвара Михайловна известила об этом лишь Ивана, наказав, чтоб он внимательней присматривал за домом, а госпожу Боневольскую попросила прогулять для естественной нужды Мими два раза — вечером и утром.

На другой день Варвара Михайловна возвратилась восвояси лишь после обеда. Дома она застала глубокий траур. Госпожа Боневольская словно в шекспировской трагедии заламывая руки и орошая свое чело потоками слез, воскликнула:

— Беда! О, горе черное пришло к нам в дом! Мими уж нет. И хладный прах ее лежит у ваших ног.

Варвара Михайловна огляделась и действительно увидала любимую собачку, безжизненно раскинувшуюся в углу на коврике.

Когда хозяйка пришла в себя, она услышала взволнованный рассказ актерской вдовы:

— Согласно вашей просьбе, пошла я сегодня утром погулять с Мими. Веду ее на поводке. Справляет она нужду, лишь возле тумб желтые пятна оставляет. Вдруг навстречу нам идет высоченный господин. Одно плечо у него выше другого. Лицо узкое, некрасивое. Нос большой, в розовых прожилках. Осклабился этот прохожий, полез в карман, достал кусок колбасы, кинул собачке: «Кушай!» Не успела я что-либо сообразить, как Мими съела колбасу.

Варвара Михайловна сквозь слезы спросила:

— На прохожем была белая шляпа?

Удивилась госпожа Боневольская:

— Какая осведомленность! Откуда вы знаете? Зарыдала еще сильнее хозяйка, но сквозь слезы выдавила из себя:

— И… что дальше?

— Пришли домой. Мими сделалась вялой. Уже на лестнице ее стошнило. Потом она начала дико выть и кататься по полу. Из пасти пошла розовая пена. Минут через пятнадцать собачка испустила последнее дыханье. Лестницу Иван вымыл, а бедная Мими… вот лежит.

Хозяйка с нежностью взяла на руки тельце покойной и вдруг радостно вскрикнула:

— Ах, крошечка, ты еще жива!

…Собака действительно еще дышала. Хозяйка нежно ухаживала за ней, но — увы! Вскоре Мими сдохла — теперь уже по-настоящему. Горе Варвары Михайловны было беспредельным.

— Нет, тут не без коварной причины! — твердила хозяйка. — Это к чему-то страшному.

Вскоре явились предзнаменования еще более ужасные.

СТРАХ

Отплакала хозяйка свое горе, помолилась перед образами и решила, что Господь милостлив и дальше ее жизнь пойдет прежней чередой.

Закончился Рождественский пост. До Нового года оставалось два дня. Варвара Михайловна обещала на праздник посетить дочку на Пресне

И вот в последнюю ночь года ей приснился жуткий сон. Виделось, что она идет полем и ее все время настигает какая-то страшная тень. И тень не простая — дьявола. Потом тень настигла и обволокла чернильной темнотой. А когда словно чуть забрезжил свет, Варвара Михайловна узрела себя молодой. Она лежала на каких-то досках обнаженной до пояса и вокруг ее грудей полыхало пламя, но боли уже не было. И тело ее стало все более раздуваться и как бы покрываться сажей.

С криком ужаса пробудилась Варвара Михайловна. Был ранний час. За окном серел неясный рассвет. Медленно падал крупный снег. Хозяйка быстро оделась, взяла извозчика и покатила на Пресню к родственникам.

Всех переполошил столь ранний визит. Запинающимся голосом Варвара Михайловна поведала свой страшный сон. И пробормотала:

— Попомните мое слово: скоро я умру, и умру не своей смертью.

Как ни успокаивали ее близкие, Варвара Михайловна продолжала твердить свое:

— Конец, дни мои сочтены! Все предзнаменования говорят об этом — и пропажа саквояжа, и смерть Мими, и тень нечистого (тьфу, прости Господи!), и странный сон про обнаженную грудь… Я, пожалуй, нынче ночевать у вас останусь. Дворника Ванюшку предупредила, он за домом присмотрит.

Это было очень странно: обычно родня дружно уговаривала Варвару Михайловну остаться и она не желала соглашаться, а тут — нате вам! — сама захотела.

Через два дня вернулась хозяйка домой. Там верный Иван строго порядок наблюдает. С двух жильцов сумел старый долг за квартиру получить, размел снег вокруг крыльца, песком посыпал дорожку:

— Чтоб, Варвара Михайловна, вам было не скользко преодолевать пространство…

И добавил, понизив тон:

— На самый Новый год, питая отвращение к пьянству, я презрел все кумпании и вышел во двор глянуть за порядком ваших, сударыня, владений. И вдруг вижу, а глазам не верю: идет к нашему крыльцу неизвестный субъект мужеска рода, но вроде бы как по очертанию конфигурации женщина. Я к фигуре: «Кто, дескать, такой и что тут желаете?» Сей субъект отвечает нежным, как бы бабьим голосом: «Пардон, я ошибшись». Хотел его схватить, а он мне в глаза табак бросил и вышиб из меня слезы и полное неведение.

— В полицию сообщил, Ванюшка? — дрожащим голосом спросила хозяйка.

— Без вашего регламента не имел на то оснований! Сбегать?

— Теперь, думаю, поздно. За верную службу на, возьми… — и Варвара Михайловна протянула Ивану пять целковых из денег, которые тот получил от жильцов.

В тот же вечер Иван с восторгом рассказывал всем постояльцам о своем героизме. Те дружно согласились: «Дело с переодетым фигурантом нечистое. Жаль, что его не поймали!»

Теперь уже не только Варвара Михайловна, но и все жильцы испытывали чувство страха.

ДЫМ

21 января 1893 года крестьянка Мария Костина, снимавшая две комнатушки в собственном владении дворянки В.М.Карепиной, лежала поутру в постели. На улице было морозно и трудно было вылезти из-под одеяла. Мария рассчитывала время суток по колокольному звону соседнего Рождественского монастыря. К ранней литургии созывали давно, а по окончании службы колокола еще не слышно было. Из этого Мария вывела, что сейчас уже возле часов восьми.