Блуд на крови. Книга вторая - Лавров Валентин Викторович. Страница 8

Тут он и подвернулся под руку Даниле Матвеевичу, который желая доставить приятное удовольствие супруге, натерпевшейся всякой нужды с молодых лет, взял на службу Ваньку, определя ему комнату для житья в собственном доме и приличное жалование.

Вскоре выяснилось, что Ванька ленив и глуп. Данила Матвеевич вздыхал порой:

— Голова без ума, что фонарь без свечи.

Готовил он не лучше кухарки Луши, но по доброте хозяйской был на месте оставлен.

И как скоро жизнь показала, сделал это купец понапрасну.

СВЕТСКАЯ ЖИЗНЬ

Данила Матвеевич норовил всячески потрафить жене. Гардероб ломился от новомодных платьев. Одних роброновых с фижмами было штук пять или более — из атласа, люстрина, бархата, штофа, гроденапля. Кушала Анастасия с серебра, а ее уши, пальцы и грудь украшались бриллиантами, изумрудами и золотом.

Явно гордясь женой, которая от доброй жизни несколько располнела и вообще стала выглядеть еще привлекательней, купец возил ее на разного рода ассамблеи и представления. Так, в июле Данила Матвеевич привез жену в Аничков дворец, где петербургское купечество устроило маскарад. Воображение Анастасьи было поражено многоцветным фейерверком и освещенным щитом, на котором ярко горел вензель императрицы. Здесь же Данила Матвеевич познакомил ее со своим старинным приятелем — знаменитым поэтом Сумароковым. Последний составил им протекцию, по которой они попали в Смольный, где институтки разыграли пьесу Екатерины «Высокомерный».

Сама императрица сидела в ложе и аплодировала. После ужина дали бал. Анастасия от природы была ловкой и танцевала лучше всех и от кавалеров не было отбоя. И вдруг к месту, где она находилась с мужем, приблизилась императрица с фельдмаршалом A.M. Голицыным. Екатерина Алексеевна улыбнулась и милостиво произнесла:

— А ты прелестно танцуешь! — И повернувшись к Голицыну, добавила: — Князь, если супруг этой красавицы не возражает, отчего бы вам не сделать с ней круг?

Данила Матвеевич затараторил, что «будет весьма польщен», Анастасия заалела от смущения. Грянула музыка, и увешанный орденами князь, еще в движениях не потерявший ловкости, прошел с купеческой женой два круга.

Екатерина, стоя возле Данилы Матвеевича, с удовольствием наблюдала танец. Потом спросила купца:

— Как зовут твою супругу?

— Анастасия Семенова, в девичестве Наумова, — бойко ответил Данила Матвеевич.

Случившийся поблизости Сумароков, поспешил вставить слово:

— Ваше величество, купец Семенов не только молодой женой знатен, он и легко владеет немецким, говорит без затруднений.

Екатерина за что-то сердилась на знаменитого поэта и его замечание оставила без ответа, хотя фамилию купца, как покажет время, запомнила.

Анастасия от своей жизни была в восторге. Она искренне повторяла мужу:

— Какой ты у меня чудесный! Как я тебя люблю…

ЧЕРНЫЕ ЗАМЫСЛЫ

Кокетство Анастасии, на первый взгляд вполне безобидное, вдруг приобрело мрачное значение. Дело в том, что Ванька, имевший любовный опыт исключительно с продажными женщинами и не помышлявший об их порядочности, вообразил, будто юная хозяйка без него жить не может. Оставаясь наедине, повар сладострастно шептал:

— Ты будешь моей, чего бы мне сие ни стоило! Я помню о тебе всяк час, я уже изнемогаю! Твой старый муж достоин смеху. Он еще не ведает, что и его супружница, и все капиталы скоро мне достанутся.

Повар замыслил страшное. У немца-провизора он купил белый кристаллический порошок — сулему. И ждал лишь удобного случая, чтобы осуществить свое злодейство.

И случай такой представился в двадцатых числах августа 1777 года. К купцу приехали друзья из Ганновера. Стол был завален различными яствами: осетриной, белугой, икрой на подносе, копченой стерлядью, красовался целый неразрезанный вареный поросенок, стояла батарея дорогих вин. За столом шумело веселье.

Обычно воздержанный, Данила Матвеевич пил чарку за чаркой.

В столовую несколько раз забегал Ванька. Наконец, он решился: «Хозяин, кажись, зело пьяный! Насыплю ему отраву в кашу с фруктами. Все будут есть — им ничего, а на старика воздействует. Решат, что худо ему сделалось от избытка водки».

Прибежав на кухню, Ванька решил отослать на минуту-другую Лушку, ему помогавшую. Он приказал:

— Не вертись, яко капля на…! Неси-ка лучше гостям мусс. Да не забудь грязные тарелки собрать со стола.

Едва девка ушла, как повар метнулся к угловой полке, где стояли большие кастрюли, редко употреблявшиеся. Лихорадочно пошарив вмиг вспотевшей ладонью, извлек из тайного угла маленький пакетик. Это была сулема. Он высмотрел покрупнее сливу, украшавшую кашу, пальцами сделал надрыв и посыпал туда яда. Потом сливу положил сверху на кашу, приметив место.

В этот момент, погромыхивая деревянными подметками по дощатому полу, на кухню вернулась Лушка.

— Мой посуду, — распорядился повар, — а я кашу гостям поставлю.

И подхватив чуть трясущимися руками блюдо отправился осуществлять гнусный замысел.

ЖУТКОЕ ЗАСТОЛЬЕ

— Стол у тебя, Данила Матвеич, замечательный! — хвалили гости из Ганновера. В то утро они совершили удачную сделку с Семеновым. Теперь все — хозяин и гости, — пребывали в благодушном состоянии. — Тминной водки мы изрядно попробовали, не пора ли к сладким винам перейти?

— Обязательно, вот гишпанское, по оказии получил! — Данила Матвеевич взял в руки бутылку старинной формы. — В Гишпании, сказывают, сам король тамошний употребляет.

Откушали гости вина, почмокали губами:

— Истинно, напиток королевский! И смородиновый мусс — объедение!

Хозяин, довольный похвалой, широко улыбнулся:

— Мой повар в вашем германском государстве выученный. Служил великой княгине Наталье Алексеевне, Царство ей Небесное.

Поговорили о том, что ее вдовый супруг что-то уж слишком быстро утешился новой невестой — и полгода не прошло со дня смерти Натальи.

— В Берлин Павел Петрович приезжал на свидание с невестой своей — принцессой Виртем-берг-Штутгартской Софьей Доротеей, — заметили немцы, довольные тем обстоятельством, что их соотечественница стала великой княгиней в России и, весьма вероятно, станет царицей.

В этот момент вошел Ванька. На большом подносе он держал кашу, начиненную персиками, сливами, яблоками и различными ягодами. Серебряной лопаткой он разложил кашу гостям. Большой кусок отделил хозяину, сверху украсив крупной сочной сливой.

— Ты Ванька, меня обкормишь! — добродушно пророкотал хозяин.

— Кушайте себе во здравие, — зубы повара как-то ляцкнули. Он заспешил удалиться на кухню.

Минут через десять с нему влетела Глашка:

— Иван Гаврилыч, вас хозяин требуют!

На непослушных ногах, побледнев от страха, Ванька вошел в столовую. Данила Матвеевич сидел с перекошенным лицом.

— Ты, подлец, чем меня накормил? Я словно гвоздей наелся, во рту железом отдает.

Заюлил повар, забегали глазки:

— Это все Лушка, это она нынче на базаре черт— те знает у кого хрухты покупала. Можа чего и попавши.

— Анастасьюшка, зови скорей лекаря да священника, — купец изрыгнул на праздничный, разукрашенный серебряным шитьем кафтан что-то слизисто-кровянистое. — Ох, томление во всех членах, смерть горчайшая подходит!…

Когда, запыхавшись, прибыли священник и доктор Позье, они нашли в спальне остывающий труп купца. Лицо его было перекошено мучительной смертной гримасой.

ПРИЗНАНИЕ

В доме Данилы Матвеевича начались хлопоты, которые сопутствуют смерти. Молодая вдова то и дело заходилась в неутешных рыданиях. Хмурый и неопрятно одетый гробовщик с аршином в руках обмерял усопшего. Лушка, быстро мелькая иглой, шила погребальный саван. С мягким пушком на верхней губе монашек читал молитвы.

…В день похорон улица была черна народом. Сладко пел синодальный хор. Держа разукрашенный гроб на холстинных полотенцах, народ двинулся к кладбищу. Вдову, то и дело терявшую сознание, вели под руки.