Реальность Тардис - Ершова Алёна. Страница 81

– Здравствуйте.

– Добрый день. Я по объявлению. Земля, дом.

– А, это в районе ДОСААФ, дом – тридцать восемь квадратов, земля не оформлена.

– Купля-продажа или рента?

– Купля, конечно!

– Хорошо, а сколько лет в собственности?

– Ой, надо глянуть точно, с пятьдесят девятого года, кажется. Как построили.

– Угу. Понятно, посмотреть можно?

– Да, когда вам удобно?

– Вечером, часов в семь.

– Хорошо.

Со мной поехать попросила Сашу. Во-первых, поздно, темно, а во-вторых, вдруг риелтор вообще не захочет со мной разговаривать, как увидит. К тому, что меня и в двадцать пять и в тридцать незнакомые люди «деточка» называли, я была привычна, но радости мне это особой не доставляло.

Приехали мы по назначенному адресу. Покосившийся забор, заснеженный двор, дом без удобств, чуть больше нашей дачи. Рядом, метрах в ста, многоэтажка. Риелтор явно не рада тратить время на продажу этого объекта, поэтому «реклама» одна лучше другой.

– Здесь новый квартал будет, по проекту застройщика, все дома под снос. Внуки бабушку перевезти хотят, вот и продают. Земля не оформлена, поэтому даже квартиру вряд ли за эту развалюху дадут, максимум, денежную компенсацию.

– А что бабушке спокойно дожить не дают и дождаться этой самой компенсации?

– Да не хочет уже она. Удобств нет, печь топить надо, да еще и этот гигант под боком, – махнула в сторону многоэтажки женщина. – К тому же, квартирку ей подыскали однокомнатную.

– Ясно. Дом из чего?

– Кирпич, техпаспорт есть.

Здание я осмотрела вдоль и поперек. Было оно крепкое, добротное, без плесени и трещин. Ремонта не наблюдалось уже лет двадцать, но печь, судя по всему, перекладывали не так давно. Мышами не пахло, и даже несмотря на то, что тут никто не живет, окна целые, свет включается, колонка во дворе, утеплённая. А насчет строящейся многоэтажки…пожалуй, меня она беспокоила меньше всего. Этого горе – застройщика я знала очень хорошо. Как раз перед вводом данной многоэтажки в эксплуатацию, он взял и ликвидировал фирму, оставив почти четыреста человек оббивать пороги районного суда с исками о признании права собственности. Так что стоять этому домику ещё и стоять.

Договорившись, что зайдем в офис посмотреть документы завтра в обед, мы распрощались.

– Тебе понравился дом? – спросил Саша, когда мы уже ехали в машине.

– Мне в первую очередь понравилась цена. У меня есть эти деньги, да и состояние дома такое, что нужен лишь косметический ремонт. Если никаких проблем с документами и дееспособностью бабушки не будет, то я его куплю.

– Тебя не смущает неоформленная земля?

– Нет, оформлю через администрацию или через суд, смотря, что там за бумажки изначально.

Саша усмехнулся и покачал головой.

– Нда, ты так говоришь, будто у тебя лет десять юридической практики за спиной, и для тебя это раз плюнуть.

Я пожала плечами. На самом деле больше, чем десять. Лет пятнадцать. Работать по специальности я начала на третьем курсе института, и такие дела, хоть и содержали массу нюансов, но сложности не представляли.

– А то, что дом, как бельмо на глазу у застройщика, тебя тоже не беспокоит? Его могут просто сжечь, и дело с концом.

– Значит, первым делом, застрахую. Нет, Саш, этот застройщик меня точно не беспокоит, – постаралась голосом показать все пренебрежение, которое имела в наличии.

– Выходит, ты всё обдумала?

– Ну, если ничего сверхъестественного не случится, то да.

– А как вопрос со сделкой решать будешь?

Вот тут я задумалась. Вставала та же проблема, что с регистрацией фирмы. На сделку нужно было согласие родителей. Представила себе всю эту картину и аж зажмурилась. Потерпеть полгода или поговорить сейчас? А во что выльется эта беседа? Помнится, разговор с отцом в июне никаких положительных результатов в понимании не дал, хотя и хуже не сделал.

– Алиса, можно дать тебе совет? – вдруг спросил Саша.

– Конечно, – несколько рассеянно отозвалась в ответ.

– Кажется мне, что есть у тебя одна явная особенность, – начал он, осторожно подбирая слова, – ты никому ничего не рассказываешь, а потом ставишь перед фактом… Понимаешь, так в семье не делают. Я не знаю, чем обусловлено такое поведение, но попробуй поговорить с родителями как-то иначе. В противном случае ты вызовешь конфликт, и, зная твой упрямый характер, предположу, что ты не остановишься, пока не добьёшься своего. А уже после на руинах отношений будешь анализировать, стоило ли оно того.

– Прямо всё так очевидно? – кисло усмехнулась в ответ. Слова были неприятны, но правдивы до последней буквы, и от этого становилось только горше.

– Как тебе сказать? – Александр вновь задумался, подбирая слова. – Когда мы начали с тобой только общаться, я решил, что это что-то вроде юношеского протеста. Но со временем понял, что это твоя особенность характера. Ты пишешь книги, но об этом никто не знает. Вы с Геной создали интернет-портал, который только в декабре принес вам прибыль в пять раз выше, чем моя зарплата, но об этом снова никто не знает. У тебя договор с ведущим модельным домом страны, но об этом ты рассказала только мне, да?

Я ошарашенно смотрела на своего мужчину и не знала, что и думать.

– Ты следишь за мной? – вышло глупо, жалко, по-детски. Александр в ответ усмехнулся:

– Нет, уже нет, – и прежде, чем я успела что-то сказать, продолжил:

– На самиздат я наткнулся случайно, ещё только мы познакомились с тобой. Искал по сети, у кого ты рассказ списала. Нашел страничку, а там ещё один, за который у тебя грамота. Так и догадался. По «Восточному базару» просто предположил, глядя, сколько у вас посещений в день и какие вы услуги оказываете. Даже зарегистрировался. Гена твой мне прайс скинул, а информация о том, что вы фирму зарегистрировали, тоже на сайте внизу мелкими буквами есть. Сделал запросы, узнал, что всё у вас прозрачно, один директор, один работник. Ну а про заказ ты сама мне, слава Богу, сказала.

Удивительно, но я даже не разозлилась на это всё. Конечно, профдеформация, как она есть, но, с другой стороны, не надумал всякого лишнего да непонятного, и то хлеб.

– А что значит твоё «Уже нет?» – на некоторое время в машине повисло молчание, а потом Александр, вздохнув, все же ответил:

– Лис, ты же не думаешь, что я забыл тот наш разговор? И не будешь отрицать, что в твоих словах и действиях не всё гладко? Ты просила дать тебе время. Я даю, но это не значит, что я не пытаюсь разобраться в вопросе и понять, что с тобой не так.

Ох, уж этот вечер откровений! Я прикрыла глаза и облокотилась на спинку сидения. Интересно, насколько разный взгляд на вещи у мужчин и женщин. Я стараюсь его подготовить, а он роет сам.

– Саш, а почему ты напрямую не спросишь? – задала я, как мне казалось, очевидный вопрос.

– Знать бы ещё, о чем спрашивать, – отозвался он глухо.

– Знать бы, что ты мне поверишь, – ответила эхом, и по изменившемуся лицу поняла, что попала в самую точку. Он не был уверен, что я скажу правду, а я – что он примет её.

Когда я пришла домой, родители уже пообедали и пили чай.

– Не ложитесь спать, пожалуйста, – попросила их, ставя разогреваться воду для пельменей. Мама с папой переглянулись, синхронно кивнули и, закончив ужинать, ушли в свою комнату, оставив меня наедине со своими мыслями. При видимости покоя сердце работало сваебойной машиной. Надо успокоиться и настроиться на разговор. Непрошено всплыло в памяти отцовское: «С каких пор меня ставят в известность, а не спрашивают?» на мое радостное известие о том, что я выхожу замуж за Гену. Мотнула головой, отгоняя непрошеное воспоминание.

Вот интересно: как не ставить перед фактом, если я уже всё решила? «Фу, Алиса! Я да я… а если хоть раз не «я», а «мы»? Тебе сейчас что нужно? Помощь? Так и попроси её! Вспомни, как было в прошлый раз! Тогда тебе тоже нужна была помощь, но ты с чего-то решила, что ты сильная, гордая. Что ты вытянешь всё сама. Вытянула? Откуда тогда эта гордыня? С чего ты решила, что твоя воля, твоё мнение, твой выбор важней? Откуда это ощущение собственной непогрешимости? Кто тебе сказал, что только одна правда и она именно твоя? А теперь ты покрылась жалостью к себе, словно липкой слизью, наивно полагая, что это броня. Серьезно? Упиваешься Ощущением собственного несчастья? Кормишь этого демона своей душой? А он извергает экскрементами чувство превосходства. Тот, кто не прав, просто ниже тебя, а посему с ним незачем считаться. Так? Твоё молчание граничит со снисходительностью: зачем говорить с людьми, ведь они всё равно не поймут тебя, не примут, да? «Маленькое, обиженное дитё»».