Отец её лучшей подруги (ЛП) - Уайлдер Пенни. Страница 10

Я всматриваюсь в бейджик с именем охранника. В тусклом свете над головой мне трудно его разглядеть, пока глаза не привыкнут.

— Майкл, можно я задам глупый вопрос? Я вижу, что Джесс просканировал свой бейдж, и вы смогли пропустить его. Почему Джина из исследовательского отдела не могла сделать также, когда приходила сегодня утром?

Охранник прокашливается, маскируя смех.

— Эмм… Вы имеете в виду Барби-ученую? У нее нет нужного допуска для офисов на этом этаже. У Джесса есть допуск почти во все комнаты в здании. Я не могу раскрывать дополнительную информацию, но если вы спросите мистера Хантсворта, он может вам рассказать.

Зная, что, скорее всего, это будет тщетной попыткой, я улыбаюсь и благодарю Майкла за помощь. Наверно скучно сидеть за столом в течение двенадцатичасовой смены и ничего не делать, а только нажимать кнопки и наблюдать за мониторами безопасности. И станет еще скучнее, когда Бек завтра уедет. В офисе станет одиноко, это я уже точно знаю.

Я направляюсь по коридору. Мои шаги громко раздаются в пустом помещении. Уже почти семь. Даже помощники разошлись по домам. Остались только Бек, охранник и я. С учетом занятости Бека, я понимаю, что ужин будет съеден либо в спешке, стоя плечом к плечу, пока мы работаем, либо в темноте в одиночестве за моим столом. Даже не знаю, что выбрать.

Нет. Находиться с ним, даже если мы едим между делами суши, словно попкорн, намного лучше, чем не проводить с ним время.

Я возвращаюсь в наш офис, но в нем нет ни еды, ни Бека. Весь офис пуст.

— Бек? — я выкрикиваю его имя и иду от своего стола в холле в его офис, на этот раз еще громче выкрикивая его имя. Из-под двери, которую я считала гардеробной, горит свет. — Может, это конференц-зал, — говорю я себе, открывая дверь. Тележка для доставки еды стоит у подножия лестницы, ведущей наверх, а наверху лестницы распахнута дверь, открывая вид на ночное небо.

Бек подходит к вершине лестницы с одеялом, свисающем с руки, и кричит:

— Ура! Ты вернулась! Еда здесь, Лия. Я подумал, что нам не помешает перерыв от офиса. Поднимайся сюда, — он исчезает из моего поля зрения. Вскоре я вижу его, когда достигаю площадки, ступая на нее с лестницы.

Пространство огромное; крыша нашего здания соединена с остальными узкими проходами, которая образует потолок к переходам между тремя башнями. Наша крыша в основном открыта. По диагонали от того места, где я стою у лестничной клетки, расположен сад. Справа от меня у Бека есть личная кухня и закрытый факс.

Четыре уличных обогревателя, раскаленные от жара, начинают согревать ночной воздух. Добавляя комфорт, Бек накидывает одеяло поверх плетенного дивана и слегка отодвигает москитную сетку, приглашая меня зайти в просторную беседку, похожую на палатку.

— Добро пожаловать в шатер Хантсворт. Сегодняшнее основное блюдо — суши-семплер. Могу ли я угостить леди самым лучшим горячим чаем или охлажденной водой? К сожалению, у меня нет сакэ и вина. Я не пью на работе. Присаживайся, Лия.

Я занимаю место, на которое он указывает, и тянусь за бутылкой воды.

— Здесь потрясающе. Спасибо.

Лунный свет и свечение от электрических обогревателей освещают его волосы, придавая Беку неземную внешность. С Беком в костюме и со мной в юбке и блузке я почти могу представить будто это свидание. Черт, оно уже лучше, чем большинство свиданий, на которые я ходила.

— Ты улыбаешься. О чем думаешь? — подушка дивана прогибается, когда Бек садится рядом со мной, касаясь моего колена.

— Честно? Я подумала, что ужин с моим боссом лучше всех свиданий, на которых я была, — сложно думать, когда он так близко. Сказать настоящие мысли легче, чем пытаться придумать правдоподобную ложь. Я подумала спросить, не является ли это его версией свидания, но не хочу создавать неловкость.

Бек берет свою тарелку с суши, поворачивается так, чтобы сидеть сбоку лицом ко мне, и начинает есть. Его зубы кусают первый кусочек. Он выгибает бровь на меня в молчаливом вопросе. Я не могу сказать ему, что предпочитаю смотреть, как он ест, поэтому беру свою тарелку и начинаю с незнакомых. Суши хороши, но думаю, что в компании с Беком практически все будет таким.

— Я знаю, что мы говорили о том, что значит вернуться, и по твоему голосу понял, что ты скрываешь, как сильно скучаешь по своей студии, — он пропускает вступление, переходя прямо к сути. — Что тебе больше всего нравилось в художественной школе?

Я добавляю сахар в чай и дую на пар, поднимающийся из чашки туманными завитками.

— Я ни с кем не общалась как минимум до десяти, — большинство вечеров я не спала до полуночи, работая над различными проектами. — Если тебе не везло, и ты попадал на раннее утреннее занятие, даже учителя обнимали кофейные чашки. Вообще, думаю мне нравилась одежда: комбинезон и выцветшая фланелевая рубашка из секонд-хенда в течение четырех дней подряд не привлекающие внимание, пока я не отправлялась в прачечную, не стирала их и не отчищала краску, — даже я слышу, что мой голос звучит счастливее, когда я рассказываю о своей жизни художника.

— Это напоминает мне о моих первых днях основания Хантсворта. Я ел, спал и дышал своей работой. И мне это нравилось, — задумчиво-грустный голос Бека повторяет мой.

— Бек, было так чертовски освежающе находиться весь день среди остальных художников. В смысле, были обычные ссоры за лучшее освещение, кто стащил чью-то кисточку или сварочное оборудование… — мои глаза смотрят на горло Бека, когда он смеется. Его кадык дергается, когда он на эмоциях откидывает назад голову. — Но, — продолжаю я, — мы поддерживали друг друга. Группы сверстников, сложившиеся благодаря учебе, действительно стали семьей.

Тепло накрывает мою руку. Проходит минута, прежде чем я осознаю, что пальцы Бека переплетены с моими. Я сжимаю их в ответ, запоминая силу в его руках.

Его голос ломается, когда он говорит:

— А теперь ты находишься далеко от первых людей, которые действительно понимали тебя.

— Сначала у меня были ты и Таша, — не задумываясь выпалила я. Поднял глаза вверх, я хочу увидеть его реакцию. На его лице нет ни одной эмоции. Но меня это не разочаровывает. Его глаза смотрят на наши соединенные руки. Никто из нас не собирается их отпускать.

Проходят минуты, прежде чем Бек говорит снова.

— Что сложнее: быть вдали от твоей выбранной семьи или не иметь свободы заниматься своим искусством, когда захочешь? — ночной ветер играет с его волосами, непослушные волнистые волосы падают ему на глаза. Он давно не стригся. Свободной рукой я зачесываю их обратно, наслаждаясь ощущением шелковых прядей, скользящих между моими пальцами.

Я не хочу говорить о своем искусстве. Это слишком больно.

— Я скучаю по своей студии. Скучаю по тому, как дневное солнце отражается в установленном зеркале и наполняет пространство теплом, — закрывая глаза, я погружаюсь в воспоминания. — В студии пахло специями чая-масала, которые я хранила у стойки для гостей. Я скучаю по раскладному дивану в задней комнате, и по ощущению, что могла приступить к работе, не беспокоясь о том, что злоупотребляю гостеприимством или мешаю. Там у меня была выставка… — мои руки отпускают руки Бека и подрагивают. Я жестикулирую ими, пока говорю. Даже сейчас я так взволнована, когда описываю сделанные мной фотографии, и как я воспроизвела их в виде картин и скульптур.

— Звучит потрясающе. Хотел бы я, чтобы мы с Ташей смогли прийти. Я помню, как ты прислала нам открытку о шоу. Мне кажется, у нее есть одна в альбоме. Та, которую ты отправила мне, лежит у меня в столе дома, — Бек накладывает себе немного жареного риса и умудряется сделать так, чтобы он выглядел, как реклама самой совершенной в мире еды. Я рада, что не умудрилась опрокинуть суши или рис себе за шиворот.

— У меня еще осталось несколько непроданных картин. Я могу попытаться пристроить их в бутик в центре города, чтобы заработать немного денег. Может, тогда Джина перестанет напоминать мне, какая я неудачница, — наклейки с моим именем остались со мной и будут оставаться, пока я не смогу снова стать художницей. Если получится. — Даже если у меня не получится что-либо сделать с моим искусством, мне нравится создавать его. Мне нравится творить.