Лучший иронический детектив - Белова Марина. Страница 78

— Да брось расстраиваться, Пашка, — сказал Витя. — В следующий раз мы с тобой возьмем его за жабры — пусть колется, чего ему надо.

— А если не захочет колоться? — сомневался Паша.

— Применим спецсредства, — решительно сказал Витя, весьма туманно представляя себе, что это такое.

— Ну, разве что спецсредства, — насмешливо ответил Паша.

Возвращаясь домой, Витя с Пашей уже открыто охраняли Клеопатру Апполинариевну, не отпуская ее от себя ни на шаг.

Все оказались дома — ждали новостей. Первыми их увидели Саша с Броней, терзавшие скамейку во дворе. Они начали прибивать доску для сидения, когда увидели Клеопатру Апполинариевну, вышагивающую между Пашей и Витей. Броня понесся в дом, сообщить, что она вернулась живая и невредимая, а Саша пошел им навстречу.

У тети Аси отлегло от сердца, когда Броня прибежал к ней на кухню и сообщил, что Клео вернулась. Она с утра мучалась угрызениями совести и корила себя за то, что допустила эту рискованную поездку. Сосредоточиться на переводе у нее не получилось, и она и все утро чистила вместе с Натусей грибы.

— Клео, дорогая, — нежно обняла она храбрую старушку. — Я вас никуда больше не отпущу.

Она взглянула на понурых Пашу с Витей, и с женской тактичностью не стала их ни о чем расспрашивать.

— Ребятки, вы совершенно измучены. Быстренько руки мыть, и пошли обедать. У нас сегодня великолепный грибной день. Мы с Натусей старались.

— Какой обед? — возмутился Саша. — А как же… они же ни черта не рассказали…

Но тетя Ася быстро вытолкала его из холла на кухню.

— Мать, ты чего? Пусть расскажут сначала…

— Санька, ты посмотри на них. С первого взгляда видно, что у них ничего не получилось. Пусть отдохнут, поедят жареных грибочков. И потом сами все расскажут.

— С чего ты взяла, что у них не получилось? — удивился Саша.

— Вижу по глазам. На то я старая, мудрая женщина. Которая, к тому же, станет скоро бабушкой, — некстати заметила она.

— Как бабушкой? Чьей бабушкой?

— Да уж не твоей же. Ты что, не догадываешься, что скоро станешь отцом?

— Я? Чьим?

— Вот тупица.

— Ах, черт. Натуська! — бросился Саша из кухни. — Натуська! Ура! Ай да Санька, ай да сукин сын, — слышался в глубине дома его ликующий голос.

— Что это с ним? — удивился Паша, потирая руки при виде грибного супа и жареных в сметане грибов. — О, — оживился он, — вы тут зря время не теряли.

— Паша, — влетел на кухню Владик.

— Паша, Витя, — толкались на кухне дети. — Вы их поймали? На тетю Клео покушались, да?

— Ти-хо, — гаркнул сзади Саша, нежно обнимающий счастливую Натусю. — Дайте людям поесть,… водочки хлопнуть…

— А нам что? — спросил Броня, который всегда стоял за справедливость: взрослым рюмку водки — ему бутылку Фанты.

— Я вот чего не пойму, — изо всех сил жуя с набитым ртом, сказал Паша. — Как вас, Клеопатра Апполинариевна, в посольство пустили?

— А что? Они спросили меня, имею ли я родственников в Израиле, а я ответила, что никакого отношения к евреям вообще не имею. Ну, они удивились, и спросили, зачем я вообще к ним пришла, и как меня зовут. А когда я сказала, что моя фамилия Маторская, и за моей спиной стоит человек, который хочет меня убить, они вылупили глаза и чуть не за руку потащили меня в какой-то отдел по работе с родственниками. Которых у меня нет, — хихикнула Клеопатра Апполинариевна.

— Странно. А что вы там делали полчаса?

— А… они меня все расспрашивали — где я родилась, как звали родителей, помню ли я бабушку с дедушкой, и прочую дребедень. Очень им хотелось, наверное, меня в Израиль увезти, — засмеялась Клеопатра Апполинариевна.

— А вдруг вы чья-то внучка, — глубокомысленно спросил Владик, с сопеньем и чмоканьем цедя Фанту через соломинку.

— Вполне вероятно, — кивнула Клеопатра Апполинариевна.

Ирка с Броней захихикали.

— Я имею в виду — внучка какого-нибудь богатенького дедушки.

— Романтик ты наш, — засмеялась тетя Ася. — Паша, Витя, вы у нас ночуете сегодня.

После обеда взрослые пошли играть в карты, а дети собрались на своем любимом чердаке.

— Смотрите, что я нашла, — похвасталась Ирка, показывая белую ночную рубашку с длинными широкими рукавами и что-то типа фаты — длиннющее покрывало, собранное с одного конца, которое Ирка надела на голову и спустила на лицо. Получилось великолепное привидение в длинном саване. Не снимая наряда, Ирка опустилась на диван и стала рассуждать о фамильных бриллиантах.

— Я уверена, что они должны быть в доме. Вот бы их найти, а? Как бы тетя Ася обрадовалась.

— Почему ты думаешь, что они сохранились?

— А куда бы они делись? Ведь тетя Ася сама рассказывала, что ее предки никогда не голодали. В этой деревне особого голода не было, и если они не были вынуждены их продавать, то как по-твоему — где они?

— Здесь, — глубокомысленно сказал Броня. — Если рассуждать по-твоему, так их не должны были даже прятать.

Здесь задремавший было Владик встрепенулся.

— Драгоценности? О! Пошли искать.

— Искать, — передразнил Броня. — Надо сначала подумать, где они. Если их нет во всяких там комодах — шкатулочках, то все-таки они припрятаны — самую малость, а?

— Предположим, — рассуждала Ирка, — наши дедушки-прадедушки опасались, что в дом могут заходить всякие чужие люди после революции, которым он не особенно доверял. Значит, они должны были их вынуть из тех мест, где обычно хранят драгоценности, — из шкатулок, например, — и положить их куда-нибудь не слишком далеко.

— Например, в потайном ящичке, — предположил Броня.

— Их же там нет, — удивился Владик.

— А почему ты думаешь, что он в доме один? Надо проверить всю старую мебель.

— Они могут быть, например, в книге — вырезать ее середину, и положить внутрь, — сказал Владик.

— Ну, не знаю, — возразила Ирка, — по-моему, этим способом только недавно стали пользоваться. В любом случае, книг тут столько, что все не проверишь.

— Ну, тети Асины книги, которые недавно куплены, и смотреть нечего.

— А много ли тут таких? Тетя Ася ведь совсем недавно в дом въехала. Нет, начнем со старинной мебели и подвала. Где фонарь, Бронька?

Начали со старой мебели на чердаке. Диван и кресла отмели сразу, а вот письменный стол без ножек подвергся пристальному изучению. В нем было много ящичков — в тумбах по бокам и под столешницей. Дети вытащили все ящики и стали внимательно заглядывать внутрь — нет ли где-нибудь пространства для скрытого ящика. Когда все гвоздики были нажаты, поддеты ногтями, когда все шарниры были подерганы, стол с разочарованием оставили в покое. Следующей комнатой была Иркина спальня, где стоял огромный дубовый секретер. Ирка давно уже приспособила самые большие его ящики под одежду, а в маленьких хранила косметику.

Бронька восхищенно застыл перед секретером.

— И как мы его раньше не замечали? — прошептал он. — Мы с мамой в Суздале были в одной старинной усадьбе, там точно такой был в музее.

Бронька потянул на себя дверцу, которая бесшумно легла, образовав маленький столик. При этом дверца вытянула за собой маленький, красный изнутри ящичек.

— Это для письменных принадлежностей, — объяснил Броня. — Нам экскурсовод объяснял.

Потом Броня потянул этот ящичек на себя, и за ним, как матрешки, вытянулись еще два ящичка поменьше. Владик ахнул и ввинтился между Иркой и Броней, чтобы первым сунуть туда нос. В одном ящичке лежала пачка конвертов, перевязанная красной шелковой ленточкой, а другом была маленькая деревянная шкатулка.

— Вот это да! — ахнула Ирка. — Сколько же лет это здесь лежит? Осторожнее, — предупредила она мальчиков. — Не порвите, надо это тете Асе показать.

— Сначала сами посмотрим, — сказал Владик, сопя и развязывая ленту. — Мы первые нашли.

В конвертах оказались письма. Ребята осторожно сели на кровать, бережно вынимая бледно-голубые листочки из конвертов. Это были письма, написанные чернилами — бледными и выцветшими, но буквы еще можно было разобрать. «Друг мой Иринушка,» — было написано летящим ровным почерком с завитушками в конце слов и буквах «б» и «р». «Вот уже месяц не виделись мы с тобой. Ты, наверное, сидишь сейчас у открытого окна, и липы заглядывают прямо в твое окно. А я почти все дни провожу в седле. Мы уже давно не ездим в манеже, нас увозят далеко, в поля. Нас обучают стрелять прямо из седла, и меткости я уже достиг примечательной. Начальство мое меня отметило. Я стараюсь, служу хорошо, чтобы к осени отпуск испросить и увидеть тебя, Иринушка, сердце мое…»