Хозяйка дома у озера (СИ) - Лаврентьева Оксана. Страница 22

Полная решимости я пытаюсь открыть сейф ключами, которые нахожу в доме. После чего в ход идут шляпные булавки, ножи, и даже ножницы… Вскоре у меня не остается уже никакой надежды, отчего мое отчаяние доходит до отметки «максимально». И неожиданно для себя самой я вдруг размахиваюсь и с ненавистью опускаю кулак на этот проклятый ящик.

Раздается глухой металлический звук, а после него едва слышный щелчок…

Не веря в такую удачу, я с опаской приоткрываю железную дверцу и заглядываю внутрь сейфа.

Так и есть, он здесь! Мой браслет!

Я с радостью его надеваю и на какое-то время выпадаю из реальности. Ведь он настолько хорош, что я просто не могу на него налюбоваться.

Не хочется расставаться с такой красотой, но я должна это сделать. Ради своего малыша, ради нашей с ним безбедной жизни.

Но кроме браслета в сейфе лежит приличная сумма денег. Настолько большая, что я возмущена до глубины души.

И как это понимать? Зачем палач так упорно пытался внушить мне, что он беден как церковная мышь? Неужели только для того, чтобы был повод надо мной поизмываться? Зачем он мучил этим и меня, и себя, изображая из себя бедного королевского палача?!

В горечах я хватаю несколько купюр и засовываю их себе в карман. Но почти сразу возвращаю их на место.

Нет, я не воровка! Я взяла у него лишь свое, а чужого мне не нужно. Мне хватит и тех денег, которые я выручу за браслет.

Я закрываю дверцу сейфа и благодарю судьбу за то, что сделала меня ведьмой. Потому что в такую удачу я не верю, невозможно открыть сейф ударом кулака. Если только ты не ведьма. Так что если у девушки имеется колдовская сила, и если её хорошенько разозлить, то и женский кулак может сотворить настоящее чудо…

Я собираю в дорожную сумку самое необходимое и ложусь спать. Если, конечно, это можно назвать сном. В итоге последняя ночь в этом доме становится для меня сущим наказанием. Ведь я лежу без сна до самого рассвета, а на заре достаю свои сбережения и прячу их в лиф платья.

Ухожу со двора, не оглядываясь. Но прежде чем скрыться за ближайшим холмом я не выдерживаю и оглядываюсь на свой дом.

Мое лицо сейчас мокрое от слез. Я невольно представляю себе, как палач станет звать меня по имени, как будет метаться из комнаты в комнату…

Возможно, он даже и не бросится за мной в погоню. Ведь сейчас у него много денег, и ему уже не нужна бесплатная кухарка. Тем более, ему ни к чему чужой ребенок.

Несмотря на огромное желание сесть в дилижанс, направляющийся до самой границы, я не рискую. Решаю добираться туда на перекладных. И в первом же городе я нахожу приличную ювелирную лавку.

На всякий случай оглядываюсь по сторонам и вхожу туда с выпрыгивающим от волнения сердцем.

На звон дверного колокольчика ко мне выходит хозяин лавки:

— Что желает достопочтимая кортесса?

— Продать браслет, — небрежно роняю я, чтобы он не догадался, в каком отчаянном положении я сейчас нахожусь.

Но едва он видит браслет, как в глазах ювелира появляется хищный блеск. Он чуть ли не выхватывает украшение из моих рук и начинает жадно его рассматривать через специальное увеличительное стекло.

— Неплохо, неплохо… старинная вещь. Увы, некоторые камни безнадежно испорчены, поэтому я не могу предложить вам за него больше пятидесяти флантимов…

От волнения я даже не могу трезво мыслить. Но не я одна, ювелир тоже заметно нервничает. Настолько, что даже не обращает внимания на нового посетителя, который входит под мелодичный звон колокольчика. В то время как я начинаю растерянно лепетать:

— Но как же так?! Камни крупные и без каких-либо изъянов! Понимаете, мне очень нужны деньги и…

— Достопочтимая кортесса, при всем уважении к вам я могу добавить к этой сумме не больше трех флантимов.

— Но мне нужно не меньше… — начинаю я, но тут же замолкаю, видя, как хозяин лавки достает из стола деньги, демонстративно отсчитывает пятьдесят два флантима и кладет их передо мной. Я же вместо того, чтобы отказаться от такой невыгодной сделки, послушно протягиваю к деньгам дрожащую руку.

— Довольно! — раздается вдруг за моей спиной властный чеканный голос. И не успеваю я опомниться, как мои трясущиеся от волнения пальцы накрывает мужская ладонь.

В ужасе я смотрю на знакомый мне перстень…

Глава 23

Этот перстень я бы не спутала ни с каким другим.

Его носил палач и, как по мне, он был таким же ужасным, как и его хозяин…

Подо мной словно бы разверзлась земля, и меня потащило куда-то вниз… Если бы палач не обнял меня свободной рукой, то я точно бы оказалась на полу.

Его ладонь все еще накрывала мою, поэтому он чувствовал, как дрожали сейчас мои пальцы. Но это не мешало мне сжимать ими деньги, которые по сути были уже моими.

— Верните кортессе браслет, — до безумия спокойным тоном обращается Таддеус к ювелиру. Но в его голосе слышится нечто такое, отчего лавочник безропотно вытаскивает из кармана браслет и кладет его на прилавок.

Так что одной только фразой Таддеус отменяет эту сделку, мне остается только вернуть деньги. Но я не могу этого сделать! Не то, чтобы я против этого, просто меня не слушаются пальцы! Они сжимают купюры так, словно от них все еще зависит мое будущее.

Но и эту проблему палач разрешает в мгновение ока. Он начинает просто сдавливать мне запястье, и мои пальцы сами по себе разжимаются.

Ювелир тут же хватает деньги, затем извиняется и скрывается за дверью. Попросту сбегает, радуясь, что еще легко отделался от странного посетителя в маске.

Палач берет меня за руку и ведет к выходу.

Я иду за ним покорно словно овца на закланье. Наверное, поэтому я вдруг понимаю, что мне уже нечего терять, кроме своей гордости.

— Отпусти мою руку! Я твоя жена, а не рабыня! Да и то, ненастоящая.

Палач резко останавливается, и его властный грохочущий голос заставляет меня содрогнуться от ужаса:

— Молчи, Даниэла, молчи!

Больше я не хочу испытывать судьбу, поэтому иду рядом с ним тихо как мышка. А что мне еще остается делать?..

Вот уже час как мы едим с ним в дилижансе, который везет меня обратно домой. Я смотрю невидящими глазами в окно, и меня снова мутит. Но это, скорее, от волнения, потому что у этого дилижанса мягкий ход. И здесь не так душно, ведь в дилижансе всего два пассажира. Но, несмотря на это мы с Таддеусом сидим напротив друг друга, и это в тысячу раз невыносимее, чем ехать в переполненном экипаже.

Я бесконечно долго смотрю в окно, потому что не осмеливаюсь встретиться с палачом взглядом.

Знаю, он смотрит на меня сейчас с осуждением и злостью. Для этого даже не нужно быть ведьмой. Я это чувствую кожей, отчего моя бедная щека уже горит огнем.

Конечно, палач понятия не имеет, почему я так поступила. Сначала моя неудачная вылазка на ярмарку, теперь еще и это… Наверняка я кажусь ему сейчас неблагодарной тварью, ведь он в последнее время делал все, чтобы сделать мое пребывание в его доме приятным.

Но когда за окном появляются знакомые мне виды, я вдруг с предельной ясностью понимаю, что дальше молчать нельзя.

— Таддеус, отпусти меня. Мы приносим друг другу лишь несчастья. — Как ни странно, мой голос даже не дрожит, словно я уже устала его бояться. — Не спорю, я была невыносима. Но и вы с моим отцом поступили неправильно! Нельзя вот так взять и вычеркнуть дочь из своей жизни!

— Но он это сделал, — глухо замечает палач, будто не слышал мою просьбу. — К тому же, он вычеркнул тебя не только из своей жизни, но и из сердца.

— Отец всегда был злопамятным. Наверное, все короли такие, но рано или поздно он меня все равно простит, я это знаю. Тем более, меня он всегда любил больше, чем Дегарра… Потому что мой братец уже сейчас ждет не дождется, когда ему достанется трон. Папа же не дурак, уж он-то как никто другой знает своего сына. Получается, у отца никого нет кроме меня.

— Уже есть…

— Что ты этим хочешь сказать? — пораженно выдыхаю я, отказываясь в это верить. Потому что возвращение в Великую Грейсстанию было моим запасным вариантом.