Сладкий обман (СИ) - "Анонимверс". Страница 4

– Я свою вечером отдам, – сказал он.

– Не стоит, – натянуто улыбнулся я, – думаю, пятнадцати мне вполне хватит.

Толстовки я действительно отправил в стирку тем же вечером вместе со своей, но потом сильно пожалел об этом.

Был поздний октябрь, за окном барабанил дождь, который не давал провалиться в беспокойный сон, а в спальне было так холодно из-за того, что отопление ещё не включили, что пальцев ног я не чувствовал даже когда натянул две пары носков. Конечно, в своих мучениях я был один. Альфам холод был нипочём, кто-то беззаботно высунул ногу из-под одеяла, кто-то и вовсе спал раскрытым и в одних трусах, а я посильнее закутался в одеяло и попытался унять дрожь. Вся тёплая одежда сейчас либо сушилась, либо была непригодна для сна.

Решение пришло спонтанно. От безысходности. Я на цыпочках подошёл к койке Кеннета и решился на небывалую наглость:

– Кеннет, – прошептал я, – дай мне свою толстовку. Мне холодно.

Как он меня услышал, для меня до сих пор загадка, потому что он, не открывая глаз, не прерывая мерного сопения, стянул с себя толстовку и бросил мне. Потом перевернулся на другой бок, открывая вид на обнажённую спину, и продолжил спать. Мне стало не по себе, поэтому я двумя пальчиками натянул на его плечи одеяло и шмыгнул под своё. Надел всё ещё тёплую от его тела вещь и уснул как по волшебству.

Утром я проснулся как обычно со звуками будильника, который будил по-прежнему только меня. Кровать Кеннета была уже пуста – он бегал по утрам, как я узнал от парней – я молча сложил его толстовку под подушку, и никто из нас никогда не вспоминал этот случай. Мне, в какой-то момент начало казаться, что это всё было сном.

На самом деле я быстро приспособился к жизни в академии. Уроков здесь задавали много и от души, поэтому шесть дней в неделю я часами сидел в библиотеке за выполнением домашних заданий. Заканчивал чаще всего за полночь, когда все уже дрыхли без задних ног, поэтому я спокойно мылся, без страха на кого-нибудь наткнуться, только свет никогда не включал.

Нелюдимым меня не считали, всё-таки я достаточно дружелюбно общался с Ричи и Арчи, которые только рады были, потому что я всегда отдавал им половину своих порций в столовой. Оказывается, придумывание всевозможных проделок отнимало очень много энергии. Пол был моим приятелем по учёбе, он раньше был самым умным в классе, хотя единственной его страстью была биология. Он так и продолжал выпрашивать учебники от препода-омеги.

Досуг же, на мой взгляд, был немного однообразен. Когда наступили холода, ребята стали больше времени проводить в корпусе. Занимались они чаще всего двумя занятиями: просмотром спортивного канала в общей гостиной или играли в карты. И если первое я на дух не переносил, потому что совсем не разбирался в спорте, то за вторым было интересно наблюдать. Только наблюдать, потому что играли они как и свойственно было богачам – на деньги, кредитки, машины, а иногда даже и сердца омег. От последнего мне всегда становилось не по себе, чёртова омежья солидарность, поэтому когда речь заходила об омегах, я понимал, что мне пора сваливать. К горлу подступал ком от обиды, и я шёл в главный корпус, чтобы позвонить папе и спросить, как он там без меня.

Вот и однажды, опрометчиво выскочив на улицу без куртки, я поплёлся к зданию, где был таксофон, и когда добрался, то продрог до костей – зуб на зуб не попадал. У телефона был Кеннет, и я остановился за углом, в ожидании, когда он закончит разговор.

– Слушай, пап. А у нас случайно нет в роду шотландцев? – я не хотел подслушивать, но уши же не заткнёшь, – Что? Почему я об этом не знаю?..Нет…Ну, пап… Конечно, я тебя слушаю…Просто из головы вылетело, – я ухмыльнулся, нащупал в кармане осколок сахара и отправил в рот, – Да-да, теперь точно вспомнил. Всё, пап, мне пора.

Может он и в правду потомок Того Самого? Я отправил в рот ещё один кусочек и захрустел, довольно зажмурившись.

– Как у тебя ещё кариеса нет? – я услышал низкий голос пугающе близко и закашлялся, – одним только сахаром питаешься.

– Знаешь, – я всё ещё кашлял, в глазах выступили слёзы, – для такого тупого качка, ты слишком внимательный.

Он было замахнулся, чтоб похлопать меня по спине, но я как обычно дёрнулся, сильнее вжимаясь в стену. В этот раз он сохранил безмятежное выражение лица и просто продолжил:

– Кстати, про тупого качка – это ты верно заметил. Не хочешь помочь мне с успеваемостью?

– Каким образом?

– Будешь делать за меня домашку. Ты, я заметил, от неё просто в восторге.

Такой наглости я, признаться, не ожидал. Руки моментально сжались в кулаки:

– Проваливай, Кеннет, – зашипел я.

– Ну-ну, – выставил руки он, – ты не дослушал. Я же не за бесплатно тебе предлагаю.

– Не думаю, что у тебя есть хоть что-то, что может заинтересовать меня.

– Ошибаешься, – хищно улыбнулся он. У меня аж поджилки затряслись, когда он наклонился ко мне и прошептал одно только слово.

Потом, как ни в чём не бывало, надел маску безразличия, снял с плеч куртку и протянул её мне со словами:

– У тебя губы синие от холода.

Я только глазами хлопал. Альфа понял, что двигать конечностями я не в состоянии, поэтому просто повесил вещь на таксофон и вышел из здания. А я всё ещё пытался собрать себя в кучу от полученной информации.

С папой я разговаривал так долго, что ноги затекли стоять, потому что в корпус идти совсем не хотелось. Куртку я всё-таки надел, кутался в неё на улице, а под ногами хрустела мёрзлая трава. И когда я вернулся в спальню, то на часах было полвторого. Альфы посапывали, в том числе и Кеннет, и я опрометчиво понадеялся, что он уже и забыл наш разговор.

Опрометчиво, потому что как только голова моя коснулась подушки, а рука автоматически зарылась под неё, я нащупал “аванс”. Кеннет не только не шутил, он явно не принял мой отказ. Ха, я же и отказать-то толком не смог. Трус. Я сел на постели и уставился на предмет в руке.

Это был шоколад.

***

Лакомство я схомячил позорно в ту же ночь. Сидя на толчке и поскуливая от удовольствия. Мне было так стыдно, противно и вкусно, что я тонул в собственных ощущениях, полностью лишившись способности думать.

На утро эта способность вернулась, и я дико сожалел о содеянном. Кеннет же слова не сказал, разговор не завёл. Только вечером, когда я устроился в библиотеке, пришёл, положил передо мной тетради и был таков.

Он принёс мне всё. Каждый чёртов предмет. И тогда я понял, как сильно ему насрать на учёбу. Он даже не знал, что по литературе, например, уроков не задавали. Казалось, я мог разрисовать каракулями поля на тетрадях, ему было бы всё равно. Но я был бы не я, если бы поступил так.

Я украл со стола библиотекаря пачку стикеров с его разрешения и оттянулся по полной. Я выполнял домашку, но сверху клеил бумажку с комментарием.

Первым делом я открыл тетрадку по языку, приклеил стикер и написал: “А смысл? Ты всё равно читать не умеешь”.

В тетради по иностранному написал то же самое, только на иностранном.

В тетради по истории, я схематично нарисовал Кеннета в килте и с беретом на голове, а из задницы торчала волынка.

В тетради по географии набросал карту Великобритании, отметил звёздочкой Шотландию и подписал: “Там тебе и место”.

На этом моё чувство юмора иссякло, но желание комментировать осталось. Тем более, что теперь я делал интересные мне предметы: математику и естественные науки. Тогда на бумажках я стал писать пояснения к решённым примерам, типа: “Здесь по теореме Пифагора”, “Третий закон термодинамики”, “Радикал – это частица со свободными электронами, не путай с ионами, у них есть заряд, а у радикалов – нет” и всё в таком духе. К концу так разошёлся, что не заметил как библиотека опустела, а глаза предательски начали закрываться.

Домой вернулся как обычно поздно, тихонько положил на тумбочку Кеннета все его тетрадки, тот уже, наверное, седьмой сон видел, и бегом залез в постель. Под подушкой обнаружилась очередная взятка, но в этот раз я себя пересилил и съел только половину.