Поперек горла (СИ) - "Erovin". Страница 32

— Люди отца нашли бы меня оттраханным в засранном переулке. И папа бы узнал, что я — гамма, — резко оборвал Ким.

— Ты реально надеешься скрывать всю жизнь? Зачем, Ким? Что за ерунда? Ты же видел Пирса, говорил с ним. Ему и остальным парням было наплевать. Они даже догадывались. Мэтт вообще знал, что ты гамма, ждал, когда ты будешь готов и расскажешь, — быстро заговорил Шон, боясь, что его опять заткнут.

— Мне не наплевать, МакКензи, — хмуро процедил Ким. — Да, я боялся, что они узнают. Но… ты думаешь, это просто и легко — смириться с тем, что я вовсе не альфа, а какой-то гермафродит? Считаешь, я хочу им быть? Течь от одних мыслей о тебе… — он резко замолк, явно ляпнув лишнее.

— Я сделаю вид, что не услышал, — хмыкнул Шон, внутренне умирая от радости, что все ложь и их чувства по-прежнему взаимны. — Я не думаю, что тебе легко с этим. Но я хотел бы помочь…

— Один раз ты уже помог.

— Знаю. Я поступил как мразь и раскаиваюсь в этом! — опять завел свою волынку Шон. Она даже ему самому надоела. — Я скучал по тебе, переживал, как ты, где, не знал, что случилось, почему вы вдруг уехали. Я винил себя во всех бедах.

— Я знаю, — кивнул Ким, без обычной злобы.

— Знаешь?

— Ты — мудила, но не настолько, чтобы я поверил, будто ты не занимался самокопанием.

— Ты ведь не принимал препаратов, чтобы убить нашу истинность? — ругая себя за явную надежду в голосе, спросил Шон. — Таскаешь мою сумку, фотки не стер.

— Это уже сто лет как мой Халк, — усмехнулся Ким. — Нет никаких таблеток.

Они больше не разговаривали, но Шону казалось, что в тишине чуть ли не больше смысла. Скоро он тоже улегся на диван, головой в другую сторону и разместив ноги Кима у себя на груди. Он вдыхал в тот момент, когда Ким делал выдох, и наоборот. Чувствовал пульс истинного. И знал, что сейчас они почти одно существо. Если бы не мысли и сомнения, которые мешали обоим, они вполне могли бы стать счастливы.

========== 21. Опыты над людьми посредством кулинарии ==========

======== Двадцать первая глава ========

========== Опыты над людьми посредством кулинарии ==========

Шон не первый раз замечал за собой странную и необоснованную склонность к оптимизму. Как ему казалось, что после изнасилования и операции Кима хуже быть не может, так и потом он верил — совместное существование, пусть и вынужденное для Кима, наладит их отношения и смягчит некоторые углы. Но именно на такой случай Ронвуд отрастил ядовитые шипы и колючки, чтобы не дать Шону ни на секунду расслабиться и поверить, что у них и правда все может быть хорошо.

Свое почти беспомощное состояние Ким переносил плохо. Хоть он и старался не показывать это внешне, Шон знал — необходимость сидеть в четырех стенах, невозможность нормально есть, а первое время даже мыться сильно его угнетали и действовали на нервы. Поэтому, чтобы не страдать одному, Ким с завидной регулярностью выносил мозг Шону. Иногда казалось, что у него конкретный план и он следует ему, в надежде избавиться от Шона, вызвать отвращение и неприязнь к себе, вынудив истинного самоликвидироваться.

Как ни странно, с каждым днем Шон наоборот все больше привязывался к Киму: его капризы и закидоны сперва бесили, но после начали казаться забавными. Без них даже становилось странно скучно. Ему было не тяжело заботиться о Киме, куда сложнее уворачиваться от благодарности, ведь чтобы выразить свою глубокую признательность, Ронвуд пускал в ход здоровую руку и ногу, норовя при каждом удобном моменте отвесить пинка. И, конечно, такое свинство было бы обидно, если бы Шон не знал — Ким просто не может и не умеет по-другому сказать «спасибо». В этом он очень напоминал Чарльза, у которого фраза: «Надеюсь, тебя в парке убьет и съест маньяк», переводилась примерно так: «Я буду беспокоиться, не гуляй слишком поздно».

— Чем тут опять воняет? — недовольно поморщился Ким, выглядывая со своего диванчика в сторону кухни. Он зачастую валялся там, потому что мог удобно закинуть ногу на подлокотник, а на маленьком круглом столике расположилась его пепельница и кружка с кофе.

— Твоими сигаретами, — не отворачиваясь от плиты, отозвался Шон. Он хмуро смотрел на кипящую в кастрюле мешанину, не вполне уверенный, что приготовленная им еда съедобна. Пахла она аппетитно, но похожа была на странное варево дикого степного шамана.

Вообще-то, первую неделю они питались полуфабрикатами, поскольку Шон внезапно осознал, что не умеет готовить. Раньше ему и в голову не приходило, какой это полезный навык. И только когда желудок стало недвусмысленно сводить после каждого приема пищи, Шон понял — нужно что-то менять, не то они подохнут от такой еды. Он, со свойственным ему идеализмом и рвением делать все наилучшим образом, был крайне разочарован, когда ни один, даже самый простой рецепт не получился с первого раза. Ким, пробуя это, заявлял, что от стряпни Шона они загнутся раньше и требовал вернуть в рацион замороженные котлеты. Шон не сдавался, и, спустя еще неделю экспериментов, Ронвуд стал ворчать и возмущаться потише и, вполне себе не морщась, уплетать приготовленную Шоном еду.

— А я думал, на этот раз ты поймал соседскую болонку и ее зажарил.

— Ты и ее сожрал бы, — хмыкнул Шон, накрыв варево крышкой и покосившись на красивую картинку под рецептом. — Она же мясная, а тебе больше ничего не важно.

— Ты хоть ошейник с нее снял?

— Снял. Жаль, у нее не было намордника, а то одел бы его тебе.

Ким фыркнул, признавая за Шоном победу в этом раунде, и прикурил. Запрет хозяев на курение в квартире они оба игнорировали. Ким не мог выходить на балкон, а Шон решил, что раз можно Ронвуду, то и ему тоже.

— Чили нужно еще немного дойти. Давай я тебя пока перевяжу, — Шон забрал с кухни небольшой пластиковый чемоданчик, в который Ваня перед отъездом напихал кучу медикаментов и всего необходимого для лечения Кима. Многое было с ценниками, и Шон не сомневался, что деньги русский не тратил, как и не заморачивался, чтобы достать рецепты на некоторые сильнодействующие препараты.

— Слушай, как тебе вообще роль сиделки? — насмешливо спросил Ким, не протестуя, как поначалу. Он сел, чтобы Шону удобно было сперва заняться его ногой.

— Если твоей, то нормально, — отозвался Шон. До сих пор Ким всячески избегал разговора об их отношениях, а любые попытки игнорировал.

— Ты, небось, чувствуешь себя дохрена виноватым и обязанным из-за этого.

— Виноватым — да, — кивнул Шон. Он осторожно снимал бинт и рассматривал голеностоп. Уже не так и плохо: опухоль постепенно спадала, а синяк из черно-фиолетового стал желто-зеленым. — Но не обязанным. Я делаю это, потому что хочу.

— Ты мазохист, — без вопросительной интонации произнес Ким. Он старался не смотреть на свои увечья. Как ребенок, который, пока зажмуривался, не чувствовал боли. — Я терпеть тебя не могу, а ты добровольно меня обхаживаешь.

— Не пизди ты, Ронвуд, — фыркнул Шон, намазав щиколотку сильно пахнущей мазью и снова туго затягивая. — Я отлично знаю, как ты хочешь в это верить, но, на самом деле, ты чувствуешь ко мне совсем не ненависть.

— А что же тогда? — Ким спросил без привычной усмешки. Словно и правда хотел понять.

— Хер знает. Наверное, что-то вроде одержимости. Ты не можешь выбросить меня из мыслей, даже если хочешь.

— У тебя так?

— Нет. У меня так было сначала, два года назад, еще до того, как мы стали спать, — признался Шон. Он столько раз придумывал речь, которую произнесет для Кима, когда тот вдруг захочет слушать. А теперь слова были совсем другими. Не теми, которые он заготовил.

— И что же? Наш секс дохрена всего поменял? — язвительно спросил Ким. Он впился в Шона взглядом, и это было почти физически ощутимо, хотя Шон и не смотрел в ответ. Он занимался другими ранами и порезами.

— Наша близость, — Шону казались его слова слегка ванильными и глупыми. Но у него и правда был переломный момент, когда секс потерял свою важность по сравнению с возможностью обнять Кима, поцеловать плечо, просто валяться с ним в постели, болтать ни о чем и смеяться. — Хотя трахаться с тобой тоже было классно.