Жизнь бабочки - Тевлина Жанна. Страница 12
– А какие идеи новые?
Блондинка близоруко прищурилась.
– Девушка, вот когда вы это поймете, у вас получится хороший рассказ.
Отец наверняка будет ругать ее за то, что так быстро сдалась. Скажет, что надо было не отступаться и выяснить точно, что им требуется.
В палате с отцом лежали еще три старика, и Маню кольнула обида, что он, такой молодой, уже лежит в кардиологии, месте, предназначенном для старости. Отцу тогда было около шестидесяти. Маня родилась, когда ему было сорок, но всегда знала, что он молодой. Последнее время, после приступа, он сильно сдал. Вначале ставили страшные диагнозы, мама подняла на ноги всех знакомых, искала каких-то светил. В итоге сказали, что это запущенная стенокардия, надо обследоваться, лечиться, вести здоровый образ жизни. Отец смеялся, говорил, что и раньше не безобразничал, а мама как всегда впадала в панику. Последнее время он чувствовал себя хорошо и лег в больницу только потому, что была строгая договоренность с одним из светил.
Он лежал на кровати без книжки, и вид его Мане сразу не понравился. Был он какого-то желтого больничного цвета, но при этом бодрился и нарочито улыбался. Ей показалось, что его даже не очень интересует результат Маниной поездки, и стало страшно, и захотелось убежать, а потом войти снова и увидеть его совсем другим.
– Ну, что тебе сказали?
– Да ну, пап, что они могут сказать. Рассказ сырой, пиши, ищи идеи.
– Ну, и что ты думаешь?
– А что мне думать?
– Ну, наверное, надо писать дальше…
Она скривилась.
– Кому это надо?
– Тебе надо. Неужели ты хочешь так быстро сдаться?
Она вздохнула.
– Значит, мне не дано…
– Я даже говорить об этом не хочу. Ты просто кокетничаешь. Давай садись, работай, и у тебя все получится. Вот увидишь.
– А ты-то как?
– А что я? Ничего нового пока нет.
– Чего-то ты не рассказываешь…
Он рассмеялся.
– Ты прямо как мама стала. Что тут можно рассказывать? Лежу… Сегодня эхографию делали.
– И что?
– Пока ничего не сказали.
– Как это не сказали?
Вошла сестра, недовольно глянула на Маню.
– Так, быстренько, все посетители выходят. Сейчас доктор придет.
– К кому?
– Я же сказала, все посетители выходят.
Кроме Мани посетителей больше не было.
– Пап, я в коридоре подожду.
Отец приподнялся на локте, быстро заговорил:
– Манют, ты сейчас иди домой. В другой раз придешь, ладно?
Она кивнула. На глаза наворачивались слезы. Присела на банкетку в коридоре. Там сидел какой-то парень и копался в папке с бумагами. Листы постоянно падали на пол, а он поднимал их и чертыхался. Из папиной палаты вышел один из старичков в тренировочных штанах и отглаженной рубашке, застегнутой на все пуговицы. Он выглядел не таким уж дряхлым, каким показался в лежачем положении. Парень вскочил:
– Вот, Николай Семенович, я почти все разобрал. Еще три минутки.
– Петь, ты давай мне все, как есть. Я сам посмотрю. А то тут уже ругаются.
Маня быстро спросила:
– А вы не знаете, к кому врач должен прийти?
– Не знаю, девушка. Но если вам сказали идти, идите. А то в следующий раз вообще не пустят.
Она оглянулась на парня, но тот сразу отвернулся и принялся сбивчиво и подобострастно желать старичку скорейшего выздоровления. Маня спросила:
– Ваш родственник?
– Нет, слава богу! Руководитель…
– Чего?
– Диплома…
Парень торопливо собирал оставшиеся бумаги в сумку, и ему было явно не до разговоров, а Маня тянула время, чтобы не остаться одной.
– А вы случайно не знаете, где лечащего врача найти можно?
– Понятия не имею. Но с вами сейчас никто разговаривать не будет.
– Почему?
– Потому что у них какие-то приемные часы есть… По утрам, по-моему.
Парень встал и набросил сумку на плечо. Маня быстро сказала:
– Я очень волнуюсь…
Он уже шел в сторону лестниц, а Маня семенила за ним.
– А не надо зря волноваться. Если бы было что-то серьезное, вам бы сказали.
– Вы думаете?
– Уверен. У вас кто там лежит?
– Папа…
Он глянул на нее, но тут же убыстрил шаг. Они уже вышли с территории, и она не знала, куда он пойдет дальше.
– А вы где учитесь?
– В МИРЭА. Радиоэлектроники и автоматики.
– Значит, вы математик?
– Почему математик? Инженер. Буду. Может быть… А вы кто?
Она махнула рукой.
– Не пойми кто.
Он засмеялся и внимательнее посмотрел на нее:
– Это как это?
– Я в Педе учусь.
– Ну, вот. Значит, учитель. А это звучит гордо.
– Нет уж спасибо. Не хочу быть учителем.
– А кем хотите?
– Писателем.
Он присвистнул.
– Что вы говорите? И много уже написали?
Маню подмывало рассказать историю с журналом, но эпопея получалась длинной и она боялась спугнуть мгновенно мелькнувший интерес. Но парень вдруг остановился и начал что-то искать в карманах.
– Мне позвонить надо…
– А у меня карточка есть.
– Да у меня тоже есть, найти надо…
Но она уже протягивала ему свою телефонную карточку.
Поговорив с кем-то минуты три, парень повеселел.
– Пошли вон в тот дворик посидим.
Маня обрадовалась неожиданному повороту. Когда сели на лавочку, он достал из сумки пачку сигарет, предложил Мане. Закурили. Она сказала:
– У меня сегодня такой день был. Ужасный… Ну, все плохо. Все абсолютно.
Парень кивнул.
– Вот и у меня тоже. Если Семеныча не выпишут, вообще не знаю, что делать…
– Этого твоего дедульку?
– Это он только с виду дедулька. Его б энергию, да в мирных целях.
– Слушай, а тебя как зовут? Меня – Маня.
– А меня Петя.
– Ты из-за какого-то дедульки переживаешь. А представляешь, когда папа…
– Да я из-за него не переживаю. Он только косит под больного. Манера у него такая, дело не дело – проверяться. Любит себя до безумия. Ну, ложился бы хоть не в дипломное время…
Выяснилось, что у Пети через два дня защита диплома, а Семеныч мало того что замучил претензиями, так еще за неделю до защиты лег в больницу. Видите ли, у него плановое обследование. Правда, обещал к защите выписаться. Но он и там угомониться не может. Петя ему уже третий раз что-то пересчитывает, а тому все не так. Когда он выбирал руководителя, сразу объяснил, что хочет в аспирантуру. Семеныч сказал, что обещать ничего не может, все будет зависеть от Пети, но он на Петю очень надеется. А сейчас поет, что об аспирантуре даже смешно заикаться. Работа на дипломную с трудом тянет. Если б заранее знал, сроду бы с ним не связывался. Думал, раз из деда песок сыпется, то ему уже ничего не надо. Просчитался. Правда, когда понял, что с аспирантурой облом, подстраховался, принес в деканат справку, что его берут в один НИИ. Там его двоюродный брат работает. Не совсем по его специальности, но это не принципиально. В деканате обещали дать свободное распределение. Но он уже теперь ни в чем не уверен.
– Ладно, пора. Мне тут еще его каракули разбирать.
По дороге к метро Маня судорожно соображала, как бы поудачнее ввернуть про редакцию, но сейчас это звучало как-то неуместно.
– А у меня тоже такое творится. Я уж тебе в другой раз расскажу.
Петя намек не понял и телефон не попросил.
Весь вечер Маня думала, как бы отговорить маму от завтрашней поездки в больницу. Тем более отец вечером позвонил, они долго разговаривали, в основном, как она поняла, о ее рассказе. А потом еще она взяла трубку. Отец шутил, велел не кукситься, мол, не сразу Москва строилась, главное, не сдаваться, и все получится. Маня немного покапризничала, хотя в душе радовалась, что отец сам дошел до телефона. Днем ей даже казалось, что он не встает с постели. А может быть, ей просто показалось: в больнице все выглядит страшнее, чем есть на самом деле. Однако она чувствовала, что маме не стоит видеть его в таком состоянии. Маня решила сказать, что завтра ей все равно надо быть в районе Октябрьской, и она заедет в больницу, а вдвоем ехать незачем, но все решилось само собой. Заболела Скворцова с маминой кафедры, позвонила Бабаиха, ее заведующая, и лично попросила маму приехать и принять зачет у скворцовской группы. Бабаиха обычно сама не звонила, а тут снизошла. У них с мамой вообще были натянутые отношения. Это всегда было для Мани загадкой. Мама конфликтной не была и ни на что не претендовала. Это все знали. И вообще на кафедре ее любили, хотя во время разборок с начальством всегда отмалчивались. Маму это очень обижало. После звонка она расстроилась.