Жизнь бабочки - Тевлина Жанна. Страница 21
– А что я могу сделать?
– Ничего ты не можешь сделать! В том-то и дело! Но надо же спасаться, надо ребенка спасать…
Градов поморщился:
– А в Америке одна сплошная надежность и справедливость…
– По-всякому… По-всякому…
В ее голосе появились знакомые дидактические нотки. Так всегда бывало, когда обозначалась конкретная тема обсуждения.
– Поверь мне, у меня нет никаких иллюзий. Но ты понимаешь, там есть все. И плохое и хорошее. И там уже мы выбираем, а не нас пасут, как овец.
– Кто тебе все это сказал?!
– Но это же очевидно, Антоша! И Проскуряковы и Самойловы там устроены по специальности. Понятно, их никто не устраивал, но если человек сам хочет, он может найти свою нишу.
– Допустим, что это так. Но есть еще что-то другое…
– Ну, что, например? Ностальгия?
По большому счету, что-то такое он и хотел сказать, но теперь это звучало пошло, а главное, он сам не мог сформулировать, что его мучает. Было что-то, чего он стеснялся и никогда не мог понять до конца. Десять лет назад, в начале девяностых, одни проводы шли за другими, и каждый раз, когда он узнавал об очередном отъезде, наваливалась тоска, отчаяние и бессилие, как будто он провожал людей на тот свет. Хотя здесь могли годами не видеться. И еще он ловил себя на том, что завидует этим людям. Завидует их легкости. Он никак не мог понять, как они не боятся идти на сознательную ломку себя. Что такое там есть, что окажется ценнее их самих? Он бы много отдал, чтобы заразиться такой же одержимостью, но у него ничего не получалось. Он убеждался в этом каждый день. На днях был у родителей, и мама рассказала, что Валечка, их соседка по площадке, переехала в овощной, а эта квартира осталась родителям. Ее мужу удалось так удачно продать свою двушку на Войковской, а главное здесь нашли почти такую же практически в соседнем доме. Градов слушал одним ухом. Его мало интересовали Валечка и ее муж, и даже овощной. В овощном уже давно было какое-то турагентство, и только старожилам было понятно, о чем идет речь. И в этот момент он понял, что ни в каком другом месте не будет ни овощного, ни Валечки, а значит, не будет его самого. Можно ли привыкнуть к этой мысли, можно ли вместить ее в себя. Многим удается, и с ними даже смешно обсуждать эту тему. Возможно, он ошибался, но ничего поделать с собой не мог.
– Ты мне будешь рассказывать про русские березки? Ты же даже на даче сто лет не был.
– Не был. Но знаю, что всегда могу поехать.
– И тебя это греет?
– Да, меня это греет.
– Антоша, но это инфантильность. Ты же сам говоришь, что невозможно работать. Как можно лечить, если в отделении нет йода?
– А что я там буду делать?
– Как что? Наукой будешь заниматься…
– Я не хочу заниматься наукой.
Она глянула на него немного разочарованно.
– И не надо делать вид, что ты об этом не знаешь. Я практикующий врач и только этим могу заниматься.
– Замечательно. Ты сдашь экзамен и пойдешь в больницу.
– А если не сдам? И потом это не просто экзамен. Там еще до хрена стажировок всяких, потом еще один экзамен. Или два. Это пять лет, не меньше. А потом английский! Как ты себе представляешь, я буду сдавать на английском? И жить на английском! Мне скоро сорок лет…
– Еще не скоро… Через четыре года…
Она как-то вся обмякла, сидела с опущенной головой.
– Натуля, ну ты же разумный человек! Ну как так можно? С бухты-барахты…
Он заглянул ей в глаза, ища понимания, и вдруг увидел, что она плачет, и стало так ее жалко, и себя тоже, и накатило бессилие и злость на себя, за то, что ничего не мог для нее сделать. Да и сейчас не может. Он подошел к ней и обнял за плечи. Она произнесла тихо, сквозь слезы:
– Я не смогу без тебя…
– Ну, куда ж я тебя отпущу без себя…
Она подняла заплаканные глаза:
– Правда?
Потом, когда уже засыпали, она сказала:
– Папа тоже опасается, что ты экзамен не сдашь…
– Ему то что?
– Ну, он боится, что ты впадешь в депрессию…
– Когда это я впадал в депрессию?
Она засмеялась.
– Это правда. Ты стойкий оловянный солдатик…
А наутро он проснулся с ясным пониманием, что никуда не едет. Первые дни репетировал, как он об этом сообщит, а потом понял, что и сообщать ничего не надо. Все были заняты оформлением и сопутствующими хлопотами. Он однажды нашел на столе заполненную анкету и в графе муж увидел свое имя. Наташа вошла в комнату и застала его за чтением. Подождала, пока он дочитает.
– Нам сказали, что лучше сейчас не разводиться. Тогда с Аленкиным выездом меньше геморроя будет. А на интервью скажем, что ты приедешь позже, а сейчас заканчиваешь какие-то дела в Москве. Так все делают. Тебе же это не принципиально?
Градов отрицательно покачал головой.
– Мне это не принципиально…
– И еще, Антоша… Сядь…
Он сел.
– Понимаешь, там очень важно правильно начать жизнь.
Градов молчал.
– Папин университет находится в Нижнем Манхэттене, но в Манхэттене жить невозможно. Там цены запредельные. Самое удобное и доступное – жить в Нью-Джерси.
Она опять сделала паузу, но ответа не последовало.
– Все советуют сразу купить домик в Нью-Джерси. Это вроде и рядом, но уже не Нью-Йорк. Поэтому все подешевле. Значительно. У родителей уже есть покупатель на квартиру. Но этих денег не хватит. Короче, без нашей квартиры не обойтись. Ты же не хочешь, чтобы Аленка начинала свою жизнь на Брайтон Бич?
Градов усмехнулся.
– Да уж ни в коем случае.
– Антоша, только не надо строить из себя жертву. Ты можешь пока пожить у родителей. В конце концов, у них четырехкомнатная квартира. Ее можно разменять.
– Безусловно! Завтра же этим займусь.
Она поджала губы.
– Значит, ты не согласен?
– Я со всем согласен.
Потом все закрутилось, ежедневная череда риелторов, сто раз повторенный текст о высоких потолках и двух дешевых супермаркетах на соседней улице. Но за все время до отъезда они больше ни разу не разговаривали как родные, да и не хотелось. Он вообще жил как во сне. Единственное, помнил, как настоял на выдаче ему разрешения на неограниченные встречи с дочерью. По совету Филина бумажку заверили у нотариуса.
Из Шереметьева поехали к дедушке и напились. Филин много витийствовал, как он умел, но у Градова не было ни сил, ни желания слушать его. Потом оба рухнули на кровать, и, слава богу, удалось уснуть, даже несмотря на близкое соседство Филина. В свое время тот подбирал кровать широкую, специальную. Наутро он приплелся на кухню и увидел на столе красиво сервированный завтрак. Наташа так никогда не делала, да ему вроде и не надо было. Он и не помнил, когда они завтракали вместе. Оба перехватывали что-то на ходу. Они уходили в разное время, да еще эти постоянные дежурства, так что даже в выходные он иногда приходил утром, а она еще спала.
– Сова, я на тебе, пожалуй, женюсь.
– О! Первая здравая мысль за весь истекший период.
– Ты согласен?
– А ты что, сомневаешься?
– А жена как же?
Филин внимательно осмотрел его с ног до головы.
– Она не идет с тобой ни в какое сравнение. Завтра же разведусь.
Градов вздохнул и тяжело опустился на табуретку. Ему было нехорошо, а от вида еды еще больше замутило. Филин засуетился.
– Так, не вздыхать, а то я передумаю жениться. Сейчас кофейку….
Он налил кофе из джезвы и пододвинул чашку. Потом загадочно улыбнулся:
– А что у меня есть…
– Что?…
– А пивко!
После пива немного полегчало, и даже аппетит появился.
– Вот объясни мне, Стасик, как такое может быть? Мимикрия какая-то… Ведь он ко мне хорошо относился.
– Ты кого сейчас имеешь в виду?
– Тестя, кого еще. Ну, любил не любил, но за своего считал. Я тебе точно говорю. Я это чувствовал… И так в один момент взял и отрезал. Дело не в обиде. Я хочу понять, как это возможно… Ведь он живой человек, плохой, хороший, это неважно… А он будто тумблер в себе переключил на позицию off…