Наследник чародея. Школяр. Книга первая (СИ) - Рюмин Сергей. Страница 4

Я пожал плечами. Прислушался к организму. Организм требовал еды. Настойчиво и упрямо.

— Есть хочу! Живот крутит, — сообщил я.

— А самочувствие как?

— Нормально.

— Ноги не подгибаются? Поясница не болит?

— Не болит, — я пожал плечами, прислушиваясь к своим ощущениям. — Всё нормально вроде.

Захар Петрович кивнул, повернулся к медсестре:

— Зина, пожалуйста, покормите ребенка. На кухню зайдите, может, там бутерброды какие есть, каша осталась?

— Тетя Валя всё из палаты вынесла, — вставил очередную «шпильку» Коля. — Даже сахар унесла. Стакан с чаем оставила, а сахар его унесла.

Захар Петрович нахмурился.

— Ладно, разберемся.

Они вышли. Мы остались вдвоём с Колькой. Я улыбался. Он тоже.

— Думаешь, вернет Баба-Яга тебе пряники?

Он засмеялся.

— Она по тумбочкам у всех шарит. Конфеты, пряники, печеньки — всё забирает. Прям на глазах у всех. И орёт — не положено. Тараканов, мол, развели. И никто ей ничего сделать не может.

В палату вошла миловидная повариха с подносом. Выставила на тумбочку тарелку пшенной молочной каши с алюминиевой ложкой, стакан чая. Положила два тоненьких кусочка белого хлеба и яйцо.

— Поешь, принесешь в столовую посуду, — сказала она. — Понял?

Я кивнул. Холодная каша «улетела» за милую душу, как и яйцо. Запил холодным чаем с хлебом. Желудок вроде успокоился. Отнес посуду. На кухне у мойки сидела Баба-Яга и что-то злобно объясняла поварихе. Увидев меня, замолчала, потом бросила:

— Вот ходишь, ходишь за ними, жопу им моешь, а они тебе в лицо плюют! Никакой благодарности!

Я сделал вид, что её не услышал и ушел.

* * *

Захар Петрович зашел в кабинет, прошел к окну, открыл форточку, повернулся, взял со стола пачку сигарет.

— Садись, что встал? — бросил он Сергею Николаевичу. Тот сел, положив перед собой на стол толстую историю болезни.

— Ну, что? — хмуро поинтересовался молодой врач. — Убедился? Если не веришь, вот!

Он двинул к заведующему отделением историю болезни.

— Тут и рентгеновские снимки, и описание операции, анализы. Не мог я ошибиться! Повреждение позвоночника, позвоночного нерва, открытая черепно-мозговая травма. Сам не помнишь? Там же кости черепа из мозга торчали!

Захар Петрович достал из пачки сигарету, чиркнул спичкой.

— Я просто не знаю, как это объяснить, — продолжал Сергей Николаевич. Он помолчал, потом вдруг шепотом добавил. — Может, чудо какое?

Захар Петрович стряхнул пепел в пепельницу, открыл нижний ящик стола, вытащил бутылку коньяка «Белый аист», блюдечко с нарезанным лимоном, два стакана. Плеснул «на палец» в каждый.

— Бери!

— Да… — замешкался Сергей Николаевич.

— Бери, говорю! — повысил голос Захар Петрович. — Пей!

После того, как они выпили, зажевав коньяком, заведующий отделением сказал:

— Значит так. Состояние этого пацана после ДТП я прекрасно помню. И то, что ты отличный хирург, всем хорошо известно. Поэтому спорить об ошибках в диагностике смысла нет. А вот дальше… Ты видел другого пацана, его соседа по палате?

Он на минуту глянул в таблицу на столе:

— Воронцов Николай 9 лет, аппендицит, прооперирован три дня назад. Видел его?

— Ну, видел, — ответил Сергей Николаевич. — Аппендицит у него был, сам же сказал.

— Так вот, — Захар Петрович выдержал паузу. — У него ДЦП с самого рождения. Спастическая гиплегия. А ты видел, как он сегодня по палате носился?

— Блин! — с чувством сказал Сергей Николаевич. — Не может быть!

— Вот! Вчера еле-еле ковылял, а сегодня бегает. Бегает! За этой Бабой-Ягой вприпрыжку побежал. Я чуть язык себе не откусил, когда это увидел.

— Ничего не понимаю.

— Вот и я тоже…

— Главврачу сообщил? — Сергей Николаевич потянулся к пачке сигарет.

— С ума сошел? — Захар Петрович подвинул ему пачку поближе. — Что я ему сообщу? ДЦПшник у нас в отделении побежал? А потерпевшего в ДТП с открытой ЧМТ и переломанным позвоночником домой выписываем в связи с полным выздоровлением? И шрамы у него на голове годовалой давности?

— И что делать? — Сергей Николаевич затянулся, закашлялся.

— Понятия не имею! — Захар Петрович покрутил головой, разминая шею. — Думать надо.

Захар Петрович плеснул коньяка по стаканам еще на глоток.

— У меня уже никаких мыслей в голове не осталось! — буркнул он. — В бога чуть ли не поверил. Осталось только воскреснуть кому-нибудь в нашем отделении.

— Тьфу, тьфу, тьфу! — Сергей Николаевич развернулся, символически сплевывая через левое плечо, постучал по столу. — Только у нас летальных случаев не хватало! В этом году пока ни одного.

— Не дай бог! — согласился Захар Петрович. — В общем так, больного Воронцова я на тебя перепишу. Ты за ними обоими понаблюдай. Пару дней Воронцов еще полежит. Ковалева можно дня три потянуть. Проведешь комплексное обследование. Рентген, анализы — всё! Гастроскопию, ЭКГ — всё по максимуму. Направления на обследования в другие отделения мне занесешь сам, лично. И не надо кого-нибудь еще в известность ставить. Займись прямо сегодня.

— Понял!

— А к главному я сам схожу, — Захар Петрович вздохнул. — Поговорю тет-а-тет. Только, пожалуйста, рот на замок. И чтоб Зина тоже ни гугу. А то у баб язык, что помело…

* * *

Сразу же после обеда того же дня для меня с Колькой начались «веселые» дни. Не успели мы вернуться из столовой, как за нами пришла уже знакомая нам медсестра Зина:

— Так, мальчики, пойдемте-ка рентген вам сделаем!

Минут двадцать в рентген-кабинете на столе и в аппарате крутили сначала меня. «Просветили» всю спину — от головы до самой задницы.

Потом еще полчаса я сидел в коридоре и ждал, когда выпустят Кольку. Вернулись в палату — обнаружили по паре баночек на тумбочке у каждого — для анализов. Только легли (тихий час, вроде бы еще не кончился!), как снова пришла «тётя» Зина:

— Мальчики, завтра с утра ничего не есть — будете анализы сдавать натощак! А потом на гастроскопию.

— А это что такое? — я впервые услышал о такой процедуре.

— Узнаете! — отрезала медсестра. — И в коридор поменьше ходите. Постарайтесь сегодня-завтра из палаты не выходить! Ясно?

— А можно книги какие-нибудь? — спросил я. — Скучно валяться целый день!

— И мне! И мне! — сразу закричал Колька. — Мне тоже скучно.

— Ладно, принесу что-нибудь вам!

Она ушла. А мы остались лежать. Тихий час же. Николай повернулся набок лицом к окну и уснул. Незаметно для себя я тоже задремал. Словно провалился в темноту.

Пробуждение было неприятным. Жутко болела голова. Словно кто-то воткнул в затылок острую раскаленную иглу. Я открыл глаза. Но вот увидеть что-нибудь не удалось. Вокруг стояла мутная темно-зеленая пелена. Как будто я нырнул в пруд с открытыми глазами.

При этом меня безжалостно трясли за плечо и при этом раздражающе орали:

— Вставай! Просыпайся! Градусник возьми!

Я встряхнул головой. Пелена с глаз вроде спала. Рядом стояла медсестра. Другая, не Зина. Она протягивала термометр:

— Давай, меряй быстрей температуру.

Я взял его, сунул в подмышку. Откинулся на подушку.

— Вы мне сделали больно, — сообщил я. Медсестра только фыркнула в ответ и отошла к Кольке. Тот уже проснулся и, тем самым, избежал неприятной процедуры бесцеремонной побудки.

— Блин! — буркнул я, когда она вышла. — Голова раскалывается! Да еще она со своим градусником. Хорошо, хоть по голове не стукнула.

— А ты таблетку попроси! — посоветовал Колька, улыбнулся и сообщил. — Сейчас полдник будет. Молоко, булки сладкие. А потом ко мне мамка придет.

Он виновато посмотрел на меня и добавил:

— К тебе тоже мамка ходила, пока ты после операции без сознания лежал. Сидела возле тебя, всё время плакала. Каждый день ходила.

— Значит, и сегодня придет, — ответил я и отвернулся. Я не хотел, чтобы Колька видел, как у меня на глаза навернулись слёзы.